Русский романтизм
Шрифт:
таем: „ с е р е б р и с т ы м и лучами"; в тексте „Современника"—
„Я стоял перед этим неподвижным садом, о б а г р е н н ым
и лунным светом и росой"; в тексте изд. Маркса вместо „оба-
гренным" стоит „облитым". Эти замены указывают на желание
использовать в целях живописания слова, менее определенно
передающие зрительные ощущения.
Этот ночной пейзаж отличается от Соррентского не только
приемом однотонности: он лиричен. В Сорренто рассказчик
остался равнодушным к красоте итальянской ночи; здесь,
в Михайловском, настроение ночи и настроение рассказчика
неразрывно между собой связаны приемом параллелизма. Ночь
полна ожидания. „Все дремало, все нежилось вокруг; все как
будто глядело вверх, вытянувшись, не шевелясь и выжидая.
Чего ждала эта теплая, эта не заснувшая ночь?"
Тоже в состоянии какого-то ожидания глядит на освещен-
ные окна рассказчик. „Сердце во мне томилось неизъяснимым
чувством, похожим не то на о ж и д а н и е, не то на воспоми-
нание счастья, я не смел шевельнуться, я стоял непо-
движно перед этим н е п о д в и ж н ы м садом"...
Настроенность сада и рассказчика не только в том, что он
и ночь чего то ждут, — рассказчик неподвижен, как неподви-
жен сад.
Что то чудесное скрыто для него в этой ночи, — ему
кажется таинственным мерцанье звезд, странным шорох листвы;
он сам не знает, почему неотступно глядит на освещенные
окна. И вот, в ответ на ожидание и рассказчика, и природы
„вдруг раздался в доме аккорд", заставивший рассказчика
вздрогнуть. Все, что дальше увидит и услышит он, покажется
ему чем то необычайным, чудесным и таинственным.
Нам представляется возможным объяснить теперь разницу
в приемах двух описаний ночи. Ночь в Сорренто входит лишь
в развитие темы страсти; ночь в Михайловском, кроме темы
страсти, служит еще и другой теме—теме тайны, окружающей
страсть. Она подготавливает ее, настраивая рассказчика соот-
ветствущим образом.
1361
Особенно ярко выступает композиционная роль этих ноч-
ных пейзажей при сравнении с тем обрамлением, которое имеет
печальный конец любви незнакомки. Маскарад, бaльнaя музыка—
контрастный фон к переживаниям героини, и только. На маска-
рад она приехала похоронить свое сердце, и рассказчик сам
отмечает, что „веселая бальная музыка тяжело и печально
волновала его" (стр. 296).
Ночная встреча в Сорренто возбудила
Встреча, как в рассказчике лишь любопытство, заставившее
прием его „с каким-то глупым недоумением" неко-
торое время понаблюдать за павильоном, при
появлении мужчины „с неудовольствием" отправиться домой,
а на другой день часа два проходить по улице около дома
незнакомки и затем уехать из Сорренто. Совсем иное у него
отношение к встрече с незнакомкой в Михайловском, в дета-
лях повторяющей Соррентскую встречу. Полное совпадение
до мельчайших подробностей (ночь, голос, раздавшийся из
освещенной комнаты, одиночество рассказчика, появление
в окне незнакомки, белое платье) обоих встреч, служит весьма
важным моментом в подготовке таинственного.
В первый момент рассказчиком овладевает лишь изумле-
ние 1), но оно вскоре сменяется волнением — „сердце во мне
сильно билось" (стр. 244). После того, как незнакомка скры-
лась в доме, рассказчик не скоро приходит в себя 2). При
встрече с незнакомцем, происшедшей вслед за встречей с не-
знакомкой и тоже „вдруг", неожиданно, „сердце во мне как-то
странно шевельнулось" (стр. 245), сообщает рассказчик.
Встреча на следующий день, тоже неожиданная, уже пугает
рассказчика 3); — он, „как пригвожденный остался на месте"
(стр. 252).
Прием нанизывания встреч позволил l ургеневу усиливать
с каждой встречей то впечатление, какое они производят на
рассказчика; сначала он изумлен, затем взволнован и, наконец,