Русский романтизм
Шрифт:
вал довольно сильное волнение" (стр. 259). В этом состоянии
духа он узнает о самоубийстве Лукьяныча и, естественно, что
и смерть эта, и дом вызывают в нем лишь чувство ужаса и
суеверного страха. Лишь после отъезда, спустя месяц, и то
понемногу, „все эти ужасы, эти таинственные встречи" вышли
у него из головы. Первая глава повести оканчивается,
тируя таинственное, доводя его до наивысшей точки—таин-
ственность вокруг незнакомки и ее любви дана в сильном
сгущении.
Роль допытывающего, разведывающего остается у рас-
сказчика и во второй главе, только разница по сравнению
с первой главой в том, что результаты расследований, хотя
попрежнему безуспешны, но не столь загадочны. Но с рас-
сказом о третьей встрече на маскараде, таинственное снова
входит в рассказ. В женщине в домино рассказчик признает
красавицу, дважды поразившую и взволновавшую его вообра-
жение, „по какому то тайному голосу, который внезапно заго-
1361
ворил в нем" (стр. 265). Но даже теперь, когда он разгова-
ривает с ней, когда „прекрасное сновидение" вдруг стало дей-
ствительностью, статуя Галатеи — живой женщиной, сходящей
с своего пьедестала в глазах замирающего Пигмалиона, он
„не верил себе", „едва мог дышать", „странное смущение"
овладело им.
Сидя около нее, он „чувствовал холод и тяжесть на
сердце", (стр. 269). Бездна разделяет героиню и рассказчика,
потому что тайна ее души, ее страсти так и не раскрылась
для него. „От нее веяло холодом, как от статуи... Возврати-
лась Галатея на свой пьедестал и не сойти с него более"
(стр. 269).
Не случайно сравнение героини с Галатеей, — навсегда
осталась для него незнакомка нереальной, мечтой, не вопло-
щенной в действительность, видением, призраком, сновиде-
нием. И заканчивается рассказ, снова ставя ударение на таин-
ственном. „Я сказал выше, что эта женщина появилась мне,
как сновидение—и как сновидение прошла она мимо и исчезла
навсегда" (стр. 270).
Таинственное в „Трех встречах" окружает
' t s r r j z темУ с т Р а с т и - Вся композиция повести держится,
как на главном и единственном стержне, на рас-
сказчике. Став игрушкой странного случая, он явился свиде-
телем любви двух людей. Сознавая силу, с которой действо-
вал случай, сближая его, наблюдателя, с любящими, он уви-
дел в страсти женщины нечто таинственное и чудесное, что
навсегда осталось для него неразгаданным.
В расположении двух тем—страсти и тайны—существует
некая симметрия. Страсть и тайна в начале первой главы;
страсть и тайна в конце второй главы; наростание таинствен-
ного после встречи в Михайловском до момента смерти Лукья-
ныча, этого кульминационного пункта в сгущении тайны; затем
ни спадение таинственного и снова его наростание до встречи
на маскараде, где тайна является в той же форме, в какой
она предстала перед рассказчиком в Михайловском. И при
второй, и при третьей встрече незнакомка воспринята им, как
видение, как сон.
Система .встреч явилась техническим сред-
Роль рассказ- с т в о м > позволившим спаять между собой обе
темы;—страсти и тайны—эти два действенных
начала повести. Первая и вторая встречи неразрывно связаны
между собой, объединяются в одно целое. В первой встрече,
в Сорренто, перед нами начало свидания двух любящих;
встреча в Михайловском изображает конец любовного свида-
ния—прощание. Технически Тургенев обработал обе встречи,
как продолжение одного и того же любовного свидания, и эта
1361
форма обработки позволяет рассматривать их, как нечто еди-
ное, тем более, что тема тайны входит в повесть лишь после
второй встречи. Между второй и третьей встречами — цепь