Русский транзит
Шрифт:
– Эт-то я!
Если Марси все-таки дома, то отзовется, – тогда обменяемся подробностями. Если она действительно в отсутствии, то незачем автоответчику знать… особенно если «слушаем». Ну?! Отзовись! Ну?!
Стук в дверь. Ухо не сразу восприняло – звуки в телефонной трубке были важней. Но снова стук.
– Кто?!! – проревел я через всю огромную гостиную.
Чье-то робкое неразборчивое лопотанье.
Я положил трубку рядом с аппаратом. В четыре бесшумных маха преодолел расстояние до двери. На всякий случай, вжался в простенок (жизнь, черт побери, заставит куста остерегаться!) и еще раз недовольно-сонно рявкнул:
– Кто?!
– Ваш пакет…
Тьфу! Не раньше, не позже! Сейчас, момент! Я сунулся в ванную – полотенце. Обернул вокруг пояса. Отомкнул. Впрочем, на всякий опять же случай занял прежнюю позицию – в простенке.
Тень из дверного проема упала на ковер. Несуразная: две ноги, а выше – нечто угловато-продолговато-квадратное. Шагнуло с бумажным шуршанием. Я пропустил гостя: да, посыльный. Он обеими руками пытался удержать очень большой пакет-сумку со свертками. Одежка прибыла, мистер Боярофф!
– Поставьте на ковер! – распорядился я хрипло (дыхание-то сдерживал в ожидании «сюрприза», пронесло, посыльный как посыльный).
Он вздрогнул от неожиданности. И так почти никакого обзора – носом в пакет, который выше макушки, да еще и гангстерское хрипенье в спину.
Я кашлянул, размягчая голосовые связки, и, покидая щель между дверью и стеной, миролюбиво повторил:
– Поставьте, поставьте.
Покидая? Но не покинув. На ход ноги, называется! Ход ноги полностью не получился. И миролюбие мое не встретило взаимности. Поставить-то он поставил, но тут же из пакета выхватил здоровенный «ствол» и вполоборота нацелил мне в лоб. Здра-ась-те! И вам тоже здрасьте! И вам! Говорю же: не получился ход ноги – из простенка-то я выскочил (действительно поумнел! дверью меня нынче не оглоушат в манере раннего Грюнберга, но…), но из коридора, с порога ткнулся под лопатку еще один «ствол». И тихая команда:
– Руки за голову! Вперед!
Хоть по-английски, и то замечательно. Я под прицелом двух «стволов» прошествовал в гостиную. Нет, не двух, а трех «стволов». Третий бравый парень тоже ступил из коридора в номер и щелкнул замком, остался там же, в моем недавнем простенке. Тот, что был у меня за плечами, «заплечный», довел до середины гостиной и сказал: «Стоп». Тот, что притащил пакет, «посыльный», пятился-пятился, соблюдая дистанцию и не спуская с меня глаз… то бишь глаза, черного и бездонного глаза крупнокалиберной «пушки». Он, «посыльный», допятился до оставленной мною телефонной трубки, поднес к уху, кривенько ухмыльнулся и вернул ее на рычаг. Я стоял столбом. Полотенце сползло, упало. Вот хреновина! Да уж, хреновина! Пардон, конечно, однако психофизические реакции еще изучать и изучать. Деликатно выражаясь, произошло восстание плоти. Вообще-то объяснимо. На краю гибели организм вдруг мобилизует самые неожиданные резервы – у висельников, у кончушек-погорельцев… того самого… любой морж не конкурент, заплачет и уйдет, где уж нам уж!
Кривенькая ухмылка «посыльного» доползла аж до уха. С-скотина! Фебрила пальцем деланный!
Но видать, и в самом деле ощутил Бояров себя на краю гибели, если так… Это вам не шутка – стоять мишенью «для двух пистолетов с оркестром» в чем мать родила. Даже еще обнаженней. А то бы я в рубашке стоял. Потому что родился в ней. До сих пор жив – значит, в рубашке родился. Но очень и очень захотелось быть живу не только до сих пор, но и от сих. Эх, будь малейшая возможность, секунда, эффект исчезновения – больше не надо! Я бы рискнул закрутить тут такую карусель – Медведенко со своим «Националем» музейным хранителем показался бы, пыль с экспонатов сдувающим! А просто для сохранения имиджа, из оскорбленного самолюбия, в конце-концов! Да, соображаю, что никто иной явился по мою душу, как ФБР. Больше некому. Будь они кагэбэшниками, стрельнули бы с порога и делу конец. В конце-концов… Головнин не управился, Лихарев проморгал – найдутся комсомольцы-добровольцы, у НИХ незаменимых нет. Однако – ФБР?! Пр-редъявите документики! Мы не в Совдепе, мы в свободной стране, я почти гражданин этой страны! Это моя жизнь! Никто не имеет права тыкать под лопатку ствол! Предъявите! В чем провинился?! Предъявите обвинение!
Догадывался я, само собой, в чем провинился. Вчерашняя разборка в ангаре кончилась для фебрил ничем: то есть взять они могли только Лихарева, а он и так давно взят – Головнин же ушел, а с ним Бояров. С Лихарева станется, он им по доброте душевной всех собак навешает на Боярова: Головнин – майор, Бояров – капитан. Уж кому знать,
И вот что! Держат они меня на прицеле и безмолвствуют в ожидании Вальки Головы – он ведь должен появиться. Тут- то – с поличным. Не знаю, не уверен, прослушивался ли головнинский номер (это вам не Совдеп, разрешение запрашивается чуть ли не у Конгресса), но даже если и нет, то додуматься несложно: фигурант с риском «засветки» все же возвращается в отель, значит, ему что-то там нужно извлечь- забрать, значит, его самого нужно извлечь-забрать аккурат на выходе из номера, и лучше всего – при встрече с особой приближенной к резиденту. А чего, действительно, обшаривать-простукивать стены в поисках неизвестного – это не известное майор Головнин сам принесет. Тут-то – с поличным. Руки за голову! Обыскать! Ну меня-то им непросто будет обыскать как раз по причине м-м… простоты: гол как сокол, и хрен вам всем. Я непроизвольно хехекнул, невзирая на серьезность (но ведь и анекдотичность!) ситуации.
«Посыльный» чуть пошевелил пистолетом, пригрозив: «Тс-с-с».
В дверь – стук.
Они не стали спрашивать: «Кто?». Они ждали визита, потому тем более не стали спрашивать – чтобы не спугнуть чужим голосом. Третий из них, «привратник», отворил… Он бы и ткнул пистолет в спину новоприбывшему, но: «Ваш завтрак, сэр!».
Ах, какая неожиданность! Предусмотри они эту неожиданность, усадили бы меня в кресло, накинули бы поверх плед, а «стволы» попрятали бы в карманы, продолжая, впрочем, держать Боярова на мушке. Или в ванную бы затолкали – с сопровождающим (хотя – рискованно, одного-то конвоира я бы как-нибудь в ванной уломал, мои способности по части уламывания им известны, судя по осторожной дистанции, соблюдаемой фебрилами…), не так ли? Не так, не предусмотрели. Успели попрятать оружие по карманам – и ладно. Несколько секунд у фебрил было – гостиничный халдей вкатил перед собой тележку, уставившись в нее же, сгорбившись, не отрывая глаз: не расплескать бы, не просыпать. Картинка перед халдеем открылась кретиническая и весьма непристойная, когда он таки поднял голову: трое сурово одетых мужиков, а посередке – первородный голыш-Бояров. Джентльмены так развлекаются? У богатых свои причуды. Эксгибиционизм? Геи? Халдей обалдел, видать по физиономии. И еще кое-что видать – по физиономии. Мне видать…
Для фебрил визит халдея был сюрпризом, но и для халдея присутствие в номере кого бы то ни было, кроме хозяина, тоже сюрприз. Не ожида-ал! А физиономия у халдея желтовато-смуглая, глазенки-щелочки. Мало ли латины в многонациональном Нью-Йорке! Но! (В экстремальных случаях я соображаю на удивление быстро, а именно такой случай выдался!) На тележке – кофейник, тосты, баночка джема, яйцо в подставке, а также нечто, накрытое серебряной крышкой (поридж? чтоб не остыл?). Традиционный завтрак. Я-то славен тем, что нетрадиционен. Я просил мяса кусок и бутылку «Джи энд Би»! Под крышкой мясо? Запах был бы. Запахи в Америке иные, нежели в Совке – мне пришлось почти год адаптироваться, привыкать: еда не безвкусная, а просто иная, и запахи у нее иные. Однако овсянку с мясом не перепутаю. Да и сдается мне, отнюдь не овсянка под колпаком-крышкой. Запахло жареным – и не мясом. Теплый пистолет, воспетый Ленноном.
«Ты покойник! Ты мертв!» – посулили вчера красавцы- мерзавцы сеньора Виллановы. Оперативно они меня вычислили! Только не предусмотрели специфических гастрономических вкусов обидчика. «Завтрак заказывали, сэр?». Было дело. Но не такой. Надолго ли подставной халдей опередил натурального?
Я сосредоточил мышцы и мозги. Сейчас случится и начнется. Счет – на секунды. Что-либо разъяснять фебрилам бессмысленно – для них подобное меню к завтраку привычно и подозрений не вызывает, для них важен иной гость, спасибо за доставку, пошел вон, не спугни нам кагэбэшника. Мавр сделал свое дело? Можешь идти! И побыстрей!