Русский транзит

Барковский Вячеслав Евгеньевич

– «ВИЛ-7», Саня… – уточнил Головнин.

Пользовали нас в Афгане этой мутней. Полигон и есть полигон – не только для испытания солдатиков в реальной боевой обстановке, не только для обкатки идиотических планов войсковых операций, но и для проверки новейших фармакологических препаратов. Ежели эксперименты на живых людях проходили удачно (с точки зрения специалистов-наблюдателей), то, я так понимаю, им, препаратам, давали зеленую улицу, но для очень и очень избранных. Ежели эксперименты заканчивались неудачно, всегда находилась сотня причин, объясняющих внезапное помешательство, безудержную дрисню, нескончаемые глюки: Афган, сурово тут! А в случае чего всегда имеется возможность списать подопытный материал на боевые потери. Парни наши в Афгане чихать хотели на всяческие нежелательные последствия – лишь бы СЕЙЧАС захорошело, а ПОТОМ хоть трава не расти. Типичная черта: на гражданке готовы выхлебать что угодно, был бы запах и градусы, – а после и ослепнуть, и оглохнуть, и ножки протянуть. Зато неплохо побалдели, а? Этил-метил- пропил-бутил-винил-бензол… А в Афгане при той психической и физической

нагрузке сам Бог велел, а врач – Бог. Велел, выдал, рекомендовал. И правда, тонус моментально повышался, ребятишки чудеса творили (по большей части страшненькие). «Уколемся «вилкой»? – Давай!» «ВИЛ-3»- «вилка» в просторечьи. Как-то этот «ВИЛ» расшифровывался, наверное: валорис… иммуно… локаль… А может, и попросту, без затей, в честь ФИО? ВИЛ! В стране, где и стадионы, и детсады, и племенные совхозы, и метро (Ленинградский ордена Ленина имени Ленина…) нарекаются в честь самого человечного человека, могли недолго думая и препарат окрестить в ту же честь. Препарат, превращающий человека в зомби. Кстати, у так называемого идеологического противника аналог нашей «вилки» называется именно «зомби». По сути точней. Впрочем… По сути одно и то же. Чучело человечного человека и есть зомби: помер давным-давно, а, гляди, вечно живет, а, гляди, дела-то какие творит, спаси-сохрани! Вашим, товарищ, словом и именем!

«ВИЛ-3»- так было в Афгане. Я не пробовал, я соблюдал психическое и физическое равновесие благодаря каратэ-до, о чем уже не раз упоминал. Валька же… Вроде бы тоже не пробовал. Во всяком случае при мне. Но не исключаю – когда препаратик прошел проверку и был рекомендован для очень и очень избранных, Головнин попал в их число. Теперь, значит, «ВИЛ-7». Вероятно, еще более эффективный, но и без побочных эффектов. Любопытно, какой-такой «ВИЛ» всучили Перельману-Булю в знак особого доверия, в знак принадлежности к избранным? Любопытно, что там взаперти вытворяет тихушник-антиквар? Растормаживание мозговой корки- подкорки влечет некоторые… неудобства. Каждый «вилочник» раскрывается. Если ты глубоко внутри себя зверь, этот зверь и выпрыгнет. Если ты раб, то пока всю обувь хозяину не вылижешь, не успокоишься. Если альтруист, то на всех парах побежишь собственную кожу пересаживать первому встречному, у которого… ботинки прохудились.

Я не пробовал. Еще и потому, что… черт знает, каких чудовищ родит сон разума. Ну их!

Между прочим, перед налетом на Бэдфорд-авеню пуштуно-таджики приняли дозу, укололись «вилкой». Вот и… Звери выпрыгнули. Валька сказал, мол, сам ужаснулся – переборщили – но разве остановишь!

Между прочим, Валя, своеобразный побочный эффект на тебя оказал «ВИЛ-7»- язык развязался-развязался. Как же тебя в разведке держат? Этак ты каждому идеологическому противнику выболтаешь всю подноготную – и не потребуется иглы под ногти загонять! Да?

Нет. Не каждому. И не противнику. Зря, что ли, их, «конторских» парней, заранее обрабатывают и на ВИЛ-реакцию испытывают. Валентин Сергеевич Головнин (Степан Сергеевич Смирнов) – идеальный исполнитель приказов начальства, вот ведь что выяснилось. Стопроцентный «винтик». Приказано – исполнено. И никаких подсиживаний, темных замыслов о спихивании старших товарищей со служебных кресел для собственного утверждения в них, в креслах. То есть при размышлении здравом он, конечно, примеривался и так и сяк, но глубоко внутри тормозил: начальство! Примерять, да, – но примириться.

То-то после укола «вилкой» в ангаре Головнина обуял трудовой энтузиазм: Лихарев – старший по званию, Лихарев отдал распоряжение. «Здорово, а?!». То-то Валя рычал-скалился, когда я вынудил его нарушить приказ старшего по званию. Потом-то ясно – инстинкт самосохранения посильней «вилки» будет, ползи-ползи. Хотя… скомандуй тогда полковник Лихарев: «Майор! А ну, закрыть меня своим телом! Выполнять!», очень может быть, кинулся бы Головнин выполнять. Его счастье (или несчастье?), что черному полковничку не до того было, да и попал Валя меж двух командиров. Забавно, я для него – командир. Не зря, ох, не зря тренировал я в свое время Валентина Сергеевича. Каратэ-до. Почитание учителя, беспрекословное подчинение учителю – основа основ. Чему-то я его все же научил. Основам. И вот… Когда иного начальства не оказалось, Бояров-сенсей сгодился. Слушаю и повинуюсь, учитель! Э-э, нет, Валя, это я тебя слушаю, говори!

Повинуюсь!

Конечно же, все сказанное Головниным-Смирновым надо было делить надвое. «ВИЛ-7» – не «ВИЛ-3», да и многолетний «конторский» стаж вырабатывает столь искреннюю манеру вранья, что сам врешь и веришь! Я и разделил надвое: откровения о партийном мухлевании с валютой-золотом – да! забота о неприкосновенности сенсея – да, но…

Мне бы еще прокачать Вальку Голову, пока он под воздействием «вилочного» укола, мне бы еще кое-что и многое уточнить. Однако я-то «вилкой» не пользуюсь, неоткуда взяться приливу сил. Отлив. Ну да утром еще побеседуем, теперь вроде у Головнина обратного пути нет, теперь вроде он без меня никуда. Завтра пообщаемся – и бегать далеко друг за другом не надо, в одной гостинице живем. Живем, братцы-сиамцы!

А гостиница – «Pierre»…

Это было бы очень по-русски! Назло кондуктору! Заказать роскошный номер в чуть ли не самом фешенебельном отеле на Пятой-авеню (240 баксов в сутки!) и не поселиться. Обидно, да!

Хотя изжил-таки я другой «русский синдром», но было бы обидно. Подобно Ване Медведенко ни за что не поступил бы, но обидно. Ваня Медведенко – это весьма приметная питерская фигура была (впрочем, почему «была»?). Когда он заваливался в «Пальмиру» (не к ночи будет помянута!) пустой, то с порога орал: «На халяву я беспощаден!» и был беспощаден. Обслуга и постоянные клиенты терпели его с

трудом и с удовольствием. Враль, приставала, матерщинник, эдакий «ужасный ребенок»- только годков за пятьдесят. Поговаривали и не без оснований: помимо основного рода занятий, является дядя Ваня куратором «Пальмиры» от известного ведомства. Во всяком случае, когда мне пришлось растаскивать кучу-малу, спровоцированную Медведенкой, убедился – при всей жирности и псевдонеуклюжести боцмана с торгового судна боец он еще тот. Драка-махалово удалась тогда на славу – и посуда вдребезги, и мордой об стол, и кровянка. Мишаня Грюнберг, покойничек, врезался тогда в самую гущу порядок навести – только и стриганул ногами, невольное сальто сделал, попав под руку дяде Ване. А Мишаня Грюнберг не из слабаков был, пусть и говнюком оказался в конечном счете. Я-то вмешался, утихомирил разгулявшуюся публику. И Медведенку утихомирил, но по-хорошему – взял на прием, обозначил и шепнул укоризненно: «Дя-а-адя Ва-аня!». А он мне контрприем обозначил, но не провел: «Спок, Шурик, спок!». Такой… будда – классическая фигура сенсея. Зачем боцману приличное владение наукой рукопашного бой – не на «Потемкине» ходит, не к подавлению бунта готовит. Да он и не скрывал принадлежности к известному ведомству. Настолько не скрывал, что создавал впечатление: врет! И советником тайным Хошимина он состоял, и в форме вьетнамского ополченца Кампучию прошел, и патрульных гвардейцев в Уругвае на хрен посылал (К слову! Большому и малому боцманским загибам Медведенко меня и обучил. Тем самым, которые я не к месту и не по адресу употребил… Марси… Надо бы Марси отзвонить. Пока не заснул!). Да, так вот настолько нагло он врал, что верить его байкам мог разве что ребенок. Ан заваливался в «Пальмиру» с чемоданом долларов и швырял их направо-налево пачками. Где взял? В опустошенном городе Пном-Пень набрал. Полпотовцы уже сбежали, но никто другой еще не вошел, если верить Медведенке, он первым был, вот ведь чемодан долларов! Раздарил, куражась, всем и каждому – бумажки… А через неделю снова объявился: верните, у кого сохранились! На кой тебе, дядя Ваня? Да я, дурак старый, выяснил: нумизматы за каждую такую бумажку червонец дают! Это ж сколько я червонцев разбросал!.. Ну-ну, весь наш персонал по-тихому к нумизматам побежал, а те их отослали к м-матери. Медведенко, одним словом! Советский боцман с фигурой сенсея и типично русскими выкидонами – как в «Национале».

«Националь». Застрял как-то Медведенко в Москве – при деньгах, в большом подпитии. Ночевать оказалось негде. Стар я, рассказывал, блядей снимать на вокзале. Короче, двинул нахально в «Националь», вложил в паспорт тысчонку и протягивает администратору (халявщик беспощадный, но щедрый, когда при деньгах!): мне, говорит, всего на одну ночь. Дева-администратор глазками на тысячу загорелась: «Ой, не знаю, как и быть. Все занято. Есть, правда, люкс. Но туда завтра должен въехать камерунский фирмач… Ладно! Вот ключ, но учтите – завтра ровно в десять утра, не позже, вы оттуда потихоньку спускаетесь. Не подведете?». Ни за что! Паспорт-то у девы, да и в Москве пик антиалкогольной свирепости, а Медведенко пьян, как… как Медведенко! Ну и, рассказывал, беру ключ, поднимаюсь. Открываю, и первая мысль: «Так нас, бля, фраеров и надо учить!». Комнатуха в два квадратных метра с потолком в те же два метра. Банкетка, швабра, ведро, выключатель отсутствует. И к деве не вернешься для скандала – вытурят на улицу и паспорт не вернут, что я, не знаю их, что ли?! Всю ночь проворочался на банкетке. Я ж как свиноматка, а банкетка ма-аленькая. X- холодно!.. Утром очухался – пить, умру! Где здесь хоть ведро? Пощупал окрест, наткнулся на ручку какую-то – открылось. Мать-мать-мать! Свет! Цвет! Простор! Пять комнат! Потолок для жирафы! Три кровати! Две ванны! Два биде! Ковры! Холодильник! А в нем водка-коньяк-джус-боржоми! Ясно, нет? Я вчера не в ту дверцу сунулся, в подсобку попал, где уборщики инструмент свой хранят. Мать-мать-мать! На часы глядь! Полдесятого! Что можно успеть за тридцать минут? Главное, опаздывать нельзя – действительно заявится иностранный фирмач, тут-то меня под белы ручки спровадят в ментовку. Ну, я – к холодильнику, в обе руки по бутылке и из горла – водка-коньяк-водка-коньяк. Все три постели разобрал, повалялся-побегал-попрыгал на них. На обоих биде посидел, фонтанчики попускал, на ковер плюнул. В общем, натешился. Ровно в десять ноль-ноль выхожу с каменным лицом – уборщик в «моей» ночной комнатухе шерудит. И я ему небрежно: «Э-э, любезный! Уберите номер!». Вот, бля, история!..

Историй таких у Медведенки было неисчислимое количество, и он как герой выглядел не в самом выигрышном свете. Жлоб, скандалист, пьяница, провокатор (кстати, некоторых участников той «пальмирной» общей свары загребли менты на выходе – оскорбляют, мол, своим видом человеческое достоинство! только того и надо было Медведенке, да и ментам… кто знает доподлинно?!) – а вот поди ж ты! Как, интересно, подействовал бы «ВИЛ-7» на российского распустяя Ваню Медведенко?

Однако я – не Медведенко. Хотя и долларами, видите ли, разбрасываюсь (240 баксов в сутки! и не каких-то там кампучийских!), и в роскошный номер, видите ли, никак не заселюсь.

Черт меня дернул заказать апартаменты аж в «Pierre»!

Нет, не черт. Подсознание. Гриша-Миша-Леша ведь лопотали о гостинице, до которой они «довели» московских лохов (другое дело, что за лохов они приняли Головнина-Смирнова сотоварищи). «Пьер»? «Пьерро»? А мне, когда я пальцем водил по телефонной книге в будке, было абсолютно безразлично, какой отель. Лишь бы обеспечить себе убежище от колумбийских детишек крестного папы-Карлы. Ну и по принципу «что-то знакомое» ткнул. Будто в кабаке здешнем, где карта блюд пугает иноязычной неизвестностью (в том же китайском ресторанчике давным-давно, в Чайна-тауне… Марси! Надо все же звякнуть Марси…) – выбираешь хоть отдаленно созвучное.