Русский транзит
Шрифт:
Последним, криво и жалко улыбаясь, по стеночке впритирку, бочком-бочком улизнул Игорек Бецкой, но не забыл прихватить свою пропитку. С выигрышем, Игорек!
Единственная обитаемая комната из уже разъехавшейся коммуналки превратилась в необитаемую. И я – этаким Робинзоном. Еще парочка полуживых (полумертвых) Пятниц. Глиста – надолго. А Беспределу пора прийти в себя.
Я волоком протащил его из коридора в комнату. Взял с подоконника початую бутылку водки и тоненькой струйкой с высоты своего роста стал поливать ему физиономию. Беспредел
– Лежать! – скомандовал я сверху вниз. Пусть знает свое место. – Кто грохнул Борюсика?!
– Не знаю! Век воли не видать! Знать не знаю! Ну, чё, ну, не знаю!
– Знаешь. Кто из ваших ему звонил, пятьдесят тонн требовал?! Для ровного счета к ста тоннам год назад! Не ты?! Не Глиста?!
– Ну, нет! Ну, нет же! Ну, чё! Хоть у Глисты спроси!
У Глисты спрашивай – не спрашивай… он молчать будет.
Еще, как минимум, часок.
– С кем вы вдвоем, ты и он, Борюсика на сто тонн распотрошили?! С вами еще кто-то из молодых был!
– Сека. И Монгол. Монгол на зоне щас. Сека тогда же на иглу сел, коньки отбросил в три месяца.
– Значит, не вы?!
– Падлой буду!
– Будешь, будешь.
Беспредел рыдал, стонал, божился, клялся страшными клятвами – с двадцатилетним-то стажем зоны еще и не такие концерты закатывают, оставаясь внутренне спокойными и стерегущими подходящий момент. Но…
Но я ему поверил.
Это не было концертом – в конце концов, ведь я довел его до искренней истерики: Беспредел наверняка раскололся бы, если бы Борюсик был на их совести. Да и в «Пальмире» вчера ни Беспредела, ни Глисты не наблюдалось, я и не подпустил бы их. А в кладовку им допуска тем более нет.
Я-то строил расчет больше на том, что упомянутые Олежеком «кто-то из молодых» могли поучаствовать под дистанционным управлением моей парочки Пятниц. (Точная информация, Олег! Браво!) И жизнь показала, что расчет был в принципе верен: и Монгол, и Сека как раз из того молодняка, из какого и Ленька Цыплаков произрос, по восемнадцать-девятнадцать лет. Они у меня не тренировались, я же говорил, что не каждого беру в группу. Техники у них никакой, дурной силы в избытке. Однако оба – далековато от Питера, от «Пальмиры». И Монгол, и тем более, прости Господи, Сека.
А больше никем Глиста с Беспределом не могли управлять – ни дистанционно, ни впрямую. Мозги не те. Вот разве темпераментные горцы-кавказцы? Тоже ни в какие ворота не лезет. Беспредел иначе как «чурками» их не называет, ненавидит люто, на зоне при разборках смертным боем бил, за что и один из довесков к сроку получил.
Сколько веревочке ни виться, а… обрывается. Здесь мне ловить больше нечего.
Оглядел в последний раз порушенный катран. На столе там-сям оставленные в панике деньги, пачки денег. Кому оставленные? Не Глисте же с Беспределом! Шакалье, соберут все до последней купюры – есть
Я вытряхнул подушку из наволочки (на топчане лежала), напихал, набил наволочку деньгами. Пригодятся в моем нынешнем положении.
Все. Уходя – уходи.
– Что ты им там устроил? – поинтересовался Швед, когда я хлопнул дверцей и уселся рядом с ним. – Брызнули, как тараканы из мичуринского арбуза! По машинам попрыгали – и в три секунды испарились! Что ты с ними со всеми сделал?
– Пальцем погрозил.
– Понял… Нет, серьезно! Добился чего-нибудь толкового?
– Добился… – я расправил горловину наволочки. – С паршивой овцы хоть шерсти клок. Давай-ка посчитаем.
Посчитали. Сорок шесть штук.
Чуть не хватило до тех пятидесяти, из-за которых Борюсику пришлось распрощаться с белым светом. Закон сохранения чего-то там! Если в одном месте вдруг исчезло, пропало, то в другом месте так или иначе обнаружится.
Ах да, Борюсик ведь не отдал требуемой суммы. И Глиста с Беспределом, как выяснилось, ни при чем, не требовали они у Борюсика полста штук.
Что ж, тогда другой закон, футбольный: не забиваешь ты – забивают тебе.
Я оставил себе порядка десяти тысяч, пять – вручил Шведу.
– Мне-то за что! Перестань!
– За красивые глаза. Не выёживайся. Овес нынче дорог. А вот это все, – пододвинул к нему наволочку с оставшимся содержимым, – положи куда-нибудь. Найдется у тебя укромный уголок? До поры, до времени.
– Понял!.. А теперь?
– А теперь – к «Пальмире». Но предварительно тормозни где-нибудь у телефона.
Никогда не мешает лишний раз провериться. Поздний вечер.
«До самого позднего вечера я – в «Пальмире». Звоните непременно. Целиком в вашем распоряжении».
Но вопрос – не воспринял ли стриженый мент с папкой приглашение в свой адрес, как я воспринял слова Мезенцева в свой. Третий – лишний. Мент при нашей с директором встрече – как раз этот самый третий. А если он, мент, уже там, в кабинете Мезенцева, то третий лишний – я. Так что лучше подстраховаться.
В кабинете у директора никого не оказалось. До такой степени никого, что и Мезенцева тоже.
Длинные гудки.
Швед чуть отставил трубку от уха, чтобы мне тоже было слышно. Звонить-говорить я предложил Шведу – на всякий случай. Как ни изменяй голос, профи сразу засечет, что голос изменен. А среди ментов тоже бывают профи…
Длинные гудки.
Я набрал свой собственный «пальмирный» номер.
Швед прочистил глотку коротким внушительным покашливанием, приосанился (что затруднительно в тесной будке, рассчитанной на одного, а нас двое).
– «Пальмира»! – Олег. По голосу – уже порядочно принявший.
– Добрый вечер! – начал Швед административно-командным тоном. – С вами говорит зампред комиссии Ленсовета по торговле Бр-бр-брский.
– Слушаю! – прозвучало у Олежека как «слушаюс-с-с!».