Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова
Шрифт:
— Ишь ты! — кипел и клокотал изгнанник. — Она в ихнюю личную жизнь не заглядывает! А надо бы заглянуть. Меня!.. За Париж!.. А я, между прочим, с собственной сестрой не сожительствую! Это как называется? Ельцест? Инцест? Ишь вы!
Его удручало то обстоятельство, что не он бежал по собственному почину, а его выгнали с треском. Но, с другой стороны, не надо было утруждаться писанием прощальных писем. Да и какая разница? Он о них более не вспомнит, пусть хоть и впрямь царь-инвалид встанет на ноги и взойдет на русский престол.
— А, кстати, откуда сынок-то нагулялся? — продолжал он зло вслух разговаривать. — Не от того ли старшего братца, который в Самаре с женой не уживается? А-а-а! Вот где настоящая-то тайна! Все остальное — чушь царячья!
Все сразу становилось на свои места. Никакая она не сумасшедшая, а очень ловкая проходимка. Придумала серию отвлекающей ерунды, все эти туфтовые котлеты по-пожарски, все эти знамена, карты, иконы, мечи липовые. Да еще и сокровища Тихого озера. Тоже мне — озеро Титикака! В Титикаке до сих пор ныряют и не могут найти тонны золота инков, а она хочет в средней полосе России те же бесполезные нырки производить.
Да чушь, конечно! Мозгопудрие, да и только. На самом деле все, может быть, гораздо страшнее. Завлекают так людей, а потом ночью — чик по горлу, а органы — за границу, для пересадки. Или не чик, а в живом виде — в Чечню, в рабство. То-то она, помнится, так напряглась, когда он ей про чеченский плен рассказывал! Это неспроста. И почему он, здравомыслящий человек, сошел с поезда без копейки денег и потащился с двумя чемоданами в добровольную кабалу? Тут не обошлось без гипноза. Конечно. Она сразу на него странно глазела, потом стала плести про то, что у него на лице все написано…
Дмитрий Емельянович остановился и громко шлепнул себя ладонью по лбу, даже присел на корточки, отчего прохожие тихозерчане заоглядывались на него.
— Ах я дура-а-ак! Ну какой же приду-у-урок! — причитал изгнанник. — Чуть было в такую опасную зону не вляпался!
Одно только было непонятно — почему они не смирились с его бунтом, а выгнали, да еще и денег предлагали? Но и тут можно было найти объяснение. Просто они увидели в нем человека, которого трудно будет сломить, который способен оказать сопротивление. Наконец, который и не в таких передрягах бывал и выбрался сухим из воды.
— Испуга-а-ались Дмитрия-то Выкрутасова, — ликовал он, снова продолжая путь на закат и пока еще не задумываясь о направлении. Бегство из очередного плена пока еще не перетекло в степенное возвращение домой.
Когда стемнело, он наконец спохватился, что не знает точно, Светлоярск по отношению к Тихозеру находится западнее, севернее или восточное.
— Вот это да! — воскликнул он, оглядываясь по сторонам и обнаруживая себя на какой-то дикой окраине. Некоторое время он пребывал в задумчивости, но все пути мыслей сводились к одному жестокому решению — он никому и нигде не нужен, а поэтому надо идти и идти, пока не свалишься.
И он продолжил свой путь вслепую, ночь была настолько теплая, что он даже снял пиджак и нес его под мышкой. Однажды дуновеньем дерзкой мысли он чуть было не отшвырнул от себя и это имущество, вместе с паспортом, опустошенным портмоне и лицензией на Сванидзе. Так вдруг захотелось остаться полностью никем, без паспорта, без имени, даже без права совершить праведный суд над врагом Отечества. Но он, слава Богу, сдержался. В другой раз слезы скрутили его, и он дал им полную волю, как парусу в шальную погоду; они струились по его лицу, и никто их не видел, а он их не вытирал. Иссякнув, они так же свободно сами высохли, оставив на щеках соляные дорожки. А изгнанник все шел и шел…
Он проснулся на рассвете и долго не мог припомнить, как укладывался под этим деревом, как спал, что снилось. Озираясь по сторонам и позевывая, он стал прикидывать, доводилось ли ему хоть раз в жизни спать вот так, на земле, в лесу, и признал, что подобное произошло в его жизни впервые. Он встал и пошел дальше по лесу, ему попадались грибы, причем довольно много — белые, подосиновики, подберезовики, но ему не во что и незачем было их класть, и такое тоже происходило с ним впервые. Он обожал собирать грибы, но так редко в его жизни удавалась хорошая грибалка, по пальцам можно пересчитать. И вот теперь они, будто в насмешку, выбегали ему навстречу и, казалось, смеялись ему в лицо: «Не сорвешь! Не сорвешь!» Он старался идти так, чтобы солнце держалось справа, иначе можно было совершить круг и возвратиться к тому дереву, под которым прошедшей ночью ему предоставился вольный ночлег. Он шел так довольно долго, покуда не набрел на грибника. Приближаясь к нему, даже заволновался — не утратил ли за время одиночества дара речи?
— Здравствуйте, — сказал он грибнику.
— И вам здравствовать, — отвечал тот, подозрительно осматривая странную личность, одетую не по-грибному и без корзины.
— Со мной случилось несчастье, — продолжал Выкрутасов и вновь вынужден был прибегнуть к вранью, ведь не пересказывать же первому встречному-поперечному всю историю своей жизни за последние три недели. — Меня чем-то опоили, ограбили и бросили в лесу. Я с трудом соображаю. Очнулся под деревом. Скажите, далеко ли отсюда до Светлоярска и в каком направлении путь держать?
— Вот оно что… — пробормотал грибник. — Да ведь до Светлоярска отсюда ого-го как далеко. Ежели туда пойдете, там будет Пехотинка. Но я лучше советую вам идти вон туда, немного подальше, но там вы придете в Соколиное, оттуда ходит автобус до Тихозера, а от Тихозера на электричке доедете до своего Светлоярска.
— А что все-таки лежит на пути в Светлоярск, Соколиное или Пехотинка? — спросил изгнанник.
— Пехотинка.
— Спасибо. И вот еще, скажите, вчера как французы с хорватами сыграли?
— Оживает память-то! — засмеялся грибник. — Выиграли лягушатники, два — один победили херватых. Все же, товарищ, пить надо поменьше, вот вам мой совет. До свидания!
С тем они и расстались. Дмитрий Емельянович зашагал далее в направлении Пехотинки, как показал ему грибник. Дабы не утратить все же дар речи, изгнанник перебрасывался сам с собою некоторыми фразами:
— Есть еще и среди грибников нормальные люди… Стало быть, в финале Бразилия — Франция… А ведь могут и победить французишки у себя на Сен-Дени… А если я и двенадцатого буду по лесам шастать?.. Да, брат, в лесах-то уж точно телевизора не сыщешь!.. Классный все же мужик — не коммунист, не монархист, не демократ, не сектант, а нормальный русский человек — грибы собирает и футболом интересуется… А в матче за третье-то место кто с хорватами играть будет? — вдруг всполошился он. Очень ему было боязно — не одичать бы! Вот и сейчас испугался, что не вспомнит простейшее — кто проиграл бразильцам в полуфинале. Но нет, вспомнилось: — Да голландцы же! Слава тебе, Господи! Голландцы! Может, успею дойти до дома?..