Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова
Шрифт:
— Понимаю, вы вообще против этой династии.
— А вы — не против?
— Я? Даже не знаю… Скажу честно, только теперь, после ваших слов, начинаю кое-что прозревать.
— Слава Богу! А я уж приготовилась разочароваться в вас.
— Вот этого не надо, — молвил бывший политинформатор, сам все больше разочаровываясь в своем тихозерском визите.
— А вы не давайте мне повода для разочарований. Если еще раз начнете про свой противный футбол, я вас придушу! — Она улыбнулась, взяла Выкрутасова под руку и продолжала: — Так вот, дорогой мой, совершенно очевидно, что благодаря страшнейшей исторической подтасовке произошла ни с чем не сопоставимая трагедия — вместо нового Дмитрия Донского на русском престоле оказался новый Святополк Окаянный…
— Это и впрямь удивительно, — признал Выкрутасов, хотя его исторические познания на Скопина-Шуйского не распространялись. Слушая свою попутчицу, Дмитрий Емельянович пытался вслепую проторить тропинку от изначальных рассуждений Катюши к ее конечным откровениям. Пока что он успел отметить лишь то, что князя Пожарского звали так же, как инвалида-сыночка, — Дмитрием Михайловичем.
— А теперь я вам сразу поведаю о своем великом историческом открытии, — резко остановившись и встав прямо перед Дмитрием Емельяновичем, произнесла Катюша. Он даже подумал, что она вознамерилась целоваться с ним. Это было нежелательно — он еще до сих пор не оправился от Инессы Чучкало.
— Я слушаю.
— Я даже лекции читала на эту тему. И неоднократно. И имела колоссальный успех. Так вот, дорогой мой, тогда, в тринадцатом году, произошел временной исторический сбой, Россия как бы споткнулась и побрела по другой дороге. Во всяком случае, та Россия, которую знаем мы. С ее искалеченной сначала Романовыми, а потом большевиками судьбой. Теперь еще и демократы калечат. Но я совершила открытие. Есть и другая Россия, существующая в другом исторически-временном пространстве. Она-то не споткнулась, а пошла правильной дорогой, избрав себе в государи блистательного князя Пожарского. И там, в той России, до сих пор царствует великий династический род Пожарских. Там Россия — главное государство в мире, она владеет Константинополем, Иерусалимом, даже Египтом, она распространяет свои границы до срединного Китая, ей принадлежит все восточное побережье Америки, многие области Ирана и Турции, весь Афганистан, вся Польша, вся Финляндия, часть Румынии и Венгрии, Словакия, Болгария.
— А ГДР? — вполне логично спросил Выкрутасов.
— И ГДР! — запальчиво ответила Катюша. — Точнее — все правобережье Эльбы, включая Гольштинию. И сама Эльба там называется, как ей и положено называться по-русски, — Лаба.
— А Аляска там тоже наша? — спросил Выкрутасов.
— Ну я же говорю — все восточное побережье Америки, — горячо отвечала Катюша, — включая Аляску, Русскую Колумбию и всю Калифорнию до мыса Кабо-Фальсо.
— Вот это да! — восхищенно воскликнул Дмитрий Емельянович, готовый хоть сейчас бежать от очередной своей сумасшедшей, да только пиджак с паспортом остался в комнатушке на скрипучем стульчике. — Как бы я хотел попасть в ту Россию! Как я устал жить в этой, униженной и облапошенной!
— Ага! — ликовала тихозерчанка. — Хочется попасть в ту Россию? Если очень хочется — попадешь!
— Скоро ли?
— Надо набраться терпения.
— Ну, это все наши политики талдычат: «Наберитесь терпения, еще пять-шесть лет и заживем!» Нельзя ли побыстрее?
— Все дело не в людях, а в исторической кривой, — сказала Катюша, вновь беря его под руку. Прогулка вдоль Тихого озера продолжалась. — А эта историческая кривая только один раз в сто лет пересекается с нашей историей. И тогда наступает возможность слияния нашей реальности с той, другой, в которой царствуют потомки князя Пожарского. Ни в восемнадцатом, ни в девятнадцатом, ни тем более в двадцатом столетии этого слияния не произошло. Только в наступающем двадцать первом веке складываются все предпосылки для свершения этого желанного слияния. Мальчик, которого ты сегодня имел высокую честь лицезреть, этот несчастный инвалид, есть не кто иной,
— Я так и знал! — воскликнул бывший москвич.
— Знал?
— Точнее, я уже догадался. А ведь он похож, очень похож! — Дмитрий Емельянович, как всякий начитанный человек, понимал, что сумасшедшим нужно поддакивать.
— Конечно, похож, — радовалась безумная. — Ибо это он и есть. А знаешь, как все раскрылось?
— Как?
— Дмитрию Михайловичу еще было пять лет, когда он явился мне во сне. Он пришел в облике блистательного тридцатипятилетнего освободителя Москвы от поляков. И он сказал мне: «Мама, ты узнаёшь меня?» «Почему вы называете меня мамой?» — удивилась я. «Потому что я — твой сын, Дмитрий Михайлович Пожарский! Я снова явлюсь в России в тринадцатом году, только уже в двадцать первом веке. Я спасу Отечество, как и тогда, четыреста лет назад, но уже не будет никаких выборов, а меня сразу провозгласят царем на Москве». После этого сна я не сразу поверила. Он еще раз приснился мне. Я спросила: «Нельзя ли получить какое-нибудь подтверждение?» Он сказал: «Вскоре у меня отнимутся ноги, но я не всегда буду оставаться безногим и вновь стану ходить тогда, когда тысяча истинно русских людей поверит в то, что я — Дмитрий Пожарский, их настоящий царь». Я рассказала многим о таком сне, а через некоторое время у моего сына и впрямь отнялись ноги. Я покажу тебе подтверждения того, что врачи оказались бессильны поставить диагноз, в чем причина его заболевания. Единственное, что они в один голос признали, что это случай, не описанный в практике, но со временем способность ходить может восстановиться столь же внезапно.
— Меня прямо в дрожь бросает от ваших слов, — сказал Выкрутасов. Его вдруг посетила шальная мысль о том, что всякое может быть. Разве кто-то мог представить лет двадцать назад, что у нас опять будет двуглавый орел, а Ленинград возвратно переименуют в Санкт-Петербург? Никто!
— Вы мне верите? — спросила сумасшедшая.
— Это удивительно, но я верю, — кивнул Выкрутасов, тоже чувствуя себя начинающим сумасшедшим. — Я верю в чудеса. Мне до сих пор во сне снится, что я летаю. А разве не чудо все, что происходило со мной после великого московского урагана, ставшего Великим Русским Ураганом? Разве не чудо, что этим ураганом меня занесло сюда, на таинственный берег Тихого озера?
— Вы очень славный! — поддержала Выкрутасова в его начальном безумии Катюша. — Не хотите искупаться?
— Отчего же… Не прочь.
Она тотчас скинула босоножки и сарафан, оказавшись в красивом белом купальнике. Дмитрий Емельянович тоже разоблачился до трусов, благо они у него походили на плавки. Они вместе вошли в воду и поплыли. Вода была удивительная — не очень теплая, но и не холодная, а такая, как надо.
— Вы думаете, я случайно вас именно сюда привела купаться? — спросила Катюша весело.
— Думаю, у вас в жизни ничего случайного не случается, — каламбуром ответил Дмитрий Емельянович.
— Конечно! Ведь и вы — не случайность. А купаемся мы тут потому, что именно здесь, на берегу, стояло капище Урслантой. Именно сюда лепсы бросали свои драгоценные приношения. Там, на дне, прямо под нами — несметные сокровища. Вы чувствуете особый запах и привкус у воды? Это привкус золота и серебра. Попробуйте нырнуть! Мне кажется, именно вам повезет, вы извлечете что-нибудь драгоценное.
Выкрутасов набрал полные легкие воды и нырнул. Вообще-то как ныряльщик он никогда не славился, у него на самой незначительной глубине сразу закладывало уши. Но тут он расстарался, донырнул до дна, довольно глубокого, похлопал ладонями там-сям, ничего не обрел и поспешил на поверхность.
— Увы, — сказал он, отдышавшись, — я тоже не тот человек!
— Да нет, не расстраивайтесь, вы тот, тот! — заутешала его Катюша. — Мы будем нырять здесь с аквалангом. Мы добудем сокровища лепсов, которые помогут нам проторить дорогу Дмитрию Михайловичу. Ах, до чего же хорошо купаться в нашем Тихом! Хорошо, правда?