Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова
Шрифт:
— Вот вам и мальчик! — произнес он, с трудом осознавая всю гибельность своего положения. Главное, что кроме вещей в чемодане был манифест Русского Урагана.
— А ведь я видел, как он это сделал, — признался тут разгадыватель кроссвордов. — Краем глаза смотрел. Он достал сверху большой чемодан, достал отсюда чемодан поменьше, вложил один в другой, потом из пиджака что-то извлекал… Так он, значит, обокрал вас?
— Да что ж ты, ваххабит этакий! — возмутился Выкрутасов. — Наблюдал, как меня обворовывают, и не поднял тревоги!
— А я откуда знал? — фыркнул куроед. — Я думал, вы с ним сын с отцом… Хотя, конечно, подозрение в душу закралось.
— Вот из-за такой флегмы мы и проигрываем Россию! — сказала Катюша. — А что там было в чемодане, Дмитрий?
— Все мое имущество, рукопись огромного значения, а из бумажника он у меня все подъемные доллары свистнул! — почти прорыдал Дмитрий Емельянович.
— Это же надо! — всплеснула она руками.
— Подъезжаем к Тихозеру, — на секунду заглянув в купе, оповестила проводница.
— Ох, надо же, в такую минуту мне придется вас покинуть! — расстроилась Катюша. — Что же вы дальше будете, Дмитрий?
— А что ж, ничего, — вздохнул он, вдруг успокаиваясь. — Паспорт цел, одежда на мне цела, не в трусах…
Его не просто посетило внезапное успокоение. Его озарила дерзкая, сумасшедшая радость освобождения. Ведь теперь он был свободен от денег Гориллыча, несущих на себе печать новорусского проклятия. Он освободился и от манифеста тычизма, который все равно ни в одном футбольном клубе страны не воспринимали всерьез. Тем самым Витя, этот маленький и ловкий вор, снял с Дмитрия Емельяновича все обязательства перед Львом Ивановичем.
— Так вот, Катя, что значил мой сон про перчатки Яшина, — улыбнулся он.
— Да, это был настоящий вещий сон, — согласилась она, собираясь. У нее оказалось два чемодана и сумка через плечо. — Ну, до свиданья, может быть, еще увидимся…
— Я провожу вас, — улыбался он безумной улыбкой. Взял ее чемоданы и двинулся по проходу к тамбуру. Поезд уже тормозил. Проходя мимо Наташи, Выкрутасов вдруг сказал ей:
— Прощайте, Наташенька. Может быть, больше не увидимся.
— А вы что, здесь выходите? А, понятно. Ну, прощайте, что же… Ни пуха ни пера!
Он сошел на перрон и зашагал к зданию тихозерского вокзала. Катюша хотела его задержать:
— Куда вы, Дмитрий! Не успеете! Тут поезд только три минуты стоит.
— Ничего, ничего, — пробормотал он, не останавливаясь. — На такси?
— Да нет, на автобус. Вон к той остановке. Спасибо, Дмитрий, да идите же, опоздаете!
— Мне уже некуда опаздывать, — тихо отвечал он. Дойдя до остановки автобуса, поставил чемоданы и оглянулся. Его поезд только что тронулся с места.
— Бегите, сумасшедший! Не успеете! — воскликнула Катюша.
— Я, кажется, уже успел, — посмотрел он на нее озаренным взглядом. — Это судьба, что меня дочиста обокрали. Я, Катя, когда мы вместе завтракали, смотрел на вас, и мне казалось, я знаю вас давным-давно. Я даже больше могу сказать…
Он умолк, глядя, как все больше набирает ходу поезд Самара — Светлоярск. Еще немного, и его уж точно не догонишь.
— Что же? — спросила Катюша, вместе с Выкрутасовым проводив взглядом уходящий состав.
— Надо же! — усмехнулся Дмитрий Емельянович, вспомнив, что даже пакет с умывально-бритвенными принадлежностями остался лежать на полке-сетке. — Так вот, мне кажется, я всю жизнь любил вас, Катюша. Не верите?
— Не верю, — засмеялась она. — Так вы что, передумали ехать в свой Светлоярск?
— Как видите! — тоже засмеялся Выкрутасов.
Глава двадцать девятая
ТИХОЗЕРСКАЯ ТАЙНА
Вряд ли кто сейчас в мире помнит о том, что Болгария некогда была монархией. Гораздо важнее, что на американском чемпионате мира мы обыграли Аргентину, Мексику, Германию и заняли почетное четвертое место. Христо Стоичков
В каких только городах не доводилось бывать Дмитрию Выкрутасову! Видывал он и Париж, столицу Европы, и Рим, и Мадрид, и причудливую Барселону, и Рио-де-Жанейро с вознесенным на гору белоснежным Христом, и толстопятый Мюнхен, и разную всякую Гаагу-Маагу, где он только не побывал, а вот в Тихозеро приехал впервые, и это при том, что расстояние от его родного Светлоярска досюда составляло каких-нибудь сто-сто двадцать километров. Не больше, чем от Москвы до Коломны.
Он ехал с Катюшей на автобусе и видел старинный город с обтрескавшимися монастырями и храмами, неизменными памятниками вождям революции, с убогими трехэтажками и обветшалыми хрущобами, но в основном состоящий из домов сельского типа, утопающих в садах за зелеными, синими и серыми заборами.
— Надо же! — восторгался Дмитрий Емельянович. — Весь мир объехал, а сюда попал впервые! Какой славный городок!
— А вот и наше Тихое, — сказала Катюша, когда слева по ходу автобуса распахнулось сверкающее на солнце озерное пространство.
— В тихом озере черти водятся? — пошутил гость.
— Это в тихом омуте, а в Тихом озере деньги водятся, — возразила Катюша.
— Большие?
— Увидим.
— Опять тайна?
— А как же!
— А местные жители как называются? Тихозерцы?
— Тихозерчане, вообще-то, — с гордостью отвечала тихозерчанка Катя. — Если хотите, я могу многое рассказать про наши места. Я — местная патриотка.
— Случайно, не в краеведческом музее работаете?
— Случайно — да.
— Вы не думайте, — поспешил предупредить Дмитрий Емельянович, вмиг сообразив, что зарплатка у нее, конечно же, заплатка, — я по натуре не иждивенец, я найду, чем заняться и как зарабатывать прилично.
— А я и не думаю, — усмехнулась она. — Тут и думать не о чем. Я просто возьму вас в свое дело, и мы с вами вскоре будем очень неплохо зарабатывать. Сейчас, конечно, я временно нищенствую, как видите, шестипопый мерседес за мной не приехал… Это мой сыночек так придумал — «шестипопый мерседес», правда славно?