Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова
Шрифт:
— Витька! Ну ты и талант! Да я тебе сразу народного артиста дам, как только в Кремле сяду. Это же надо! А ведь и точно, что Вытягин — типичнейшая телячья спаржа в панировке! А эти хмыри… Как-как? Фрикадельки под голубцами?
— Заливные голубцы с фрикадельками.
— И правильно — они постоянно заливают, а сами так и трясут фрикадельками. Так, а вот этого как назовешь?
Следующей жертвой был роскошный красавец в ярко-синем клубном пиджаке-электрик и белых брюках, повязанный кембриджским галстуком. Он единственный, кто не просто пожал,
— Ну? — спросила Инесса, когда красавец отчалил.
— Морское фрикасе с душком и профитролями, — произнес свой приговор Выкрутасов.
— Злюка! — ущипнула его Инесса. — Но, вообще-то, тоже клёво ты его. Жорка и впрямь с душком. Эй, товарищ! — позвала она официанта. — Запиши-ка, чтоб внесли в меню… Как, Вить?
— Морское фрикасе с душком и про… фи… — Дмитрий Емельянович так и оцепенел, потому что в эту минуту в зал вошел и двигался прямо к их отдельному столику не кто иной, как Николай Карлович Сванидзе собственной персоной.
— Про-фи что? — спросил официант.
— Профитролями, — закончил Выкрутасов упавшим голосом. — Это что, Сванидзе? — спросил он Инессу огорошенно.
— Где? А, Эдик! Похож, правда?
Теперь Дмитрий Емельянович и сам видел, что новый гость не Сванидзе, но сходство было поразительным.
— Инесса Федоровна, все в порядке, деньги на наш счет перечислены, — сообщил несванидзе и, откланявшись, ушел.
— А этот? — спросила Инесса.
— Форшмак фаршированный по-биробиджански, — саданул Выкрутасов безжалостно. Товарищ Чучкало покатилась со смеху, чуть под стол не повалилась. Сокол возмездия был в ударе. Чорт возьми, а ведь и впрямь бальзам анафемский какой-то.
— Ну, Витька! Ну, уморил! — билась в конвульсиях смеха Инесса. — Ну ты прямо Алейников и Стоянов!
— Это на меня твой бальзам действует, — радовался Выкрутасов. — Духоподъемный бальзамчик.
— Уже действует? — перестала хохотать Инесса. — Потерпи, родной, еще горячее не подавали.
И вечер новоявленного юмориста-сатирика продолжался. Припечатав еще парочку ходоков к столику товарища Чучкало, Дмитрий Емельянович под горячее несколько опьянел и осмелел настолько, что наконец признался в своем страшном обмане.
— Гупёш! — сказал он, поцеловав Инессу в щечку.
— Ау? — отозвалась хозяйка «Советской власти».
— А ведь я не Витька.
— А кто же ты?
— Да Митька я, глупая! Ты перепутала, я Дмитрий, Митька. Это фамилия у меня Выкрутасов, на вэ. Вот эта вэ и перескочила с фамилии на имя. Знай, что я не Витька Мыкрутасов, а Митька Выкрутасов. Гупёшка ты моя глупая!
— Да ты что! — снова хохотала Инесса Федоровна. — Жалко! Я уже так привыкла, что ты Витька. Давай ты останешься Витькой, а? Сладкий мой! Давай у тебя будет партийная кличка. Виктор Выкрутасов. Нет, просто — Виктор Атасов. Давай?
— Партийная? — призадумался Дмитрий Емельянович. — А, ладно!
— Эдика-то? Забыла, как ты его зашифровал?
— Фарш форшмакованный… Форшмак… Не важно. Главное другое. Смотри, я ведь имею лицензию лично казнить Сванидзе.
— Эдика?
— Да тьфу на твоего Эдика! Настоящего Сванидзе. — И сокол возмездия предъявил вождю ПРСВ лицензию на ведущего телепрограммы «Зеркало».
— У меня уже в глазах плывет, — призналась Инесса Федоровна, тщетно пытаясь разобраться в ценной бумаге.
— По этому мандату я имею право и даже обязанность учинить расправу над негодяем и врагом народа Сванизде.
— Сванизде?
— Да, Сванизде! — настаивал на таком повороте окосевшего языка Выкрутасов. — Если хочешь, могу сделать тебе подарок — переписать этого Сванизде на твое имя. Хочешь?
— Хочу, — томно прильнула к плечу своего нового любовника товарищ Чучкало. — Поехали на конспиративную квартиру!
— Поехали, — согласился Дмитрий Емельянович, хотя ему и жаль было расставаться с мясным тортом, съеденным лишь наполовину.
— Товарищ, счет! — крикнула Инесса Федоровна лихо. Счет, принесенный минут через пять, не более, свидетельствовал о том, что Выкрутасов и Чучкало наели-напили на сто два рубля двадцать две копейки. Тютелька в тютельку. Дмитрий Емельянович со смехом выложил перед официантом все свои советские денежки:
— Сдачи не надо.
— Спасибо, — поклонился официант, но тотчас вернул Выкрутасову один рубль: — Семьдесят восемь копеек будет достаточно.
— Да ты что! Обижаешь! — возмутился Дмитрий Емельянович.
— Не положено, — невозмутимо отозвался официант и стал убирать со стола.
— Ничего себе! — покачал головой шикующий гуляка из Москвы.
— А ты как думал, — с гордостью подбоченилась Инесса Федоровна. — Советская власть это тебе не форшмак собачий!
— И не фрикасе с душком, — добавил Выкрутасов, довольный тем, что так шикарно поужинал всего за сотню рублей, забывая о потраченных на самом деле двух сотнях долларов.
Глава двадцать шестая
ЕДВА ЖИВОЙ
Мы уже еле ползали, ноги сводило, в глазах плыло, хотелось упасть и подохнуть… А Херст забивал и забивал, всеми правдами и неправдами. И если бы не его три гола, нам бы ни за что не доползти до этого проклятого чемпионского звания. Бобби Чарльтон
Он вернулся в этот мир из какого-то теплого молочного тумана, открыл глаза и понял, что у него нет тела, хотел пошевелиться и не мог. Долго лежал так, без тела и шевеления. Потом страшная мысль прожгла его — она здесь, рядом, сейчас появится и вновь заставит его действовать!