Русский Вид. Книга вторая: Волк
Шрифт:
– А ты его... тоже?
– Тоже, Катя, тоже...
– И что ж тогда не поехала с ним?
– Да, вот подумала, а что люди скажут. А вдруг, да не привыкну на новом месте, а вдруг к тебе будет худо относиться, а уж тебя доченька, я всегда больше жизни любила, ты знаешь.
– Знаю, мамочка! Милая моя, я скоро приеду, вот улажу кое-какие дела, у нас тут проверка намечается, думаю к майским выходным уже буду свободна. Скоро увидимся, не грусти, обо всем поговорим, моя родная.
– Катюша, ты не торопись...
Вскоре девушка положила трубку, вытерла слезы и принялась готовить Антону роскошный ужин, который муж, правда, не оценил, сказав, что только что вернулся из ресторана, где праздновали чей-то юбилей. Катя была рада и этой скупой информации, как-никак после недели «молчания» супруг снизошел до разговора с ней.
А через неделю вдруг позвонил Николай Иванович и каким-то виноватым тоном сообщил Кате, что ее мама находится в больнице в тяжелом состоянии, в связи с чем требуется немедленное Катино присутствие в Тюмени.
Уже через пару часов Антон сам отвез девушку в аэропорт и довольно нежно простился с супругой, после чего уехал домой. Пройдя регистрацию на вылет, Катя нервно ходила кругами по залу ожидания вылета, но вдруг объявили задержку рейса в связи с обнаружением неисправности самолета. Прошло более часа, когда Катя прослушала сообщение о том, что шестичасовой рейс на Тюмень и вовсе отменен. Потолкавшись у кассы, девушка узнала, что билеты на ближайшие рейсы также раскуплены и смогла приобрести билет лишь на утро. Оставаться в аэропорту не было смысла. Катя взяла такси и поехала обратно домой.
Ей почему-то даже не пришло в голову позвонить Антону, все мысли занимала Вера Анатольевна. Была почти полночь, когда уставшая, измученная девушка добралась до квартиры супруга. Стараясь действовать тихо, чтобы не будить мужа, Катя открыла двери своими ключами и, не зажигая свет, сняла верхнюю одежду в прихожей. К некоторому удивлению девушки, в спальне Антона горел приглушенный свет, из-за полуоткрытой двери доносилась томная мелодия.
В квартире пахло чужими терпкими духами и ароматическими палочками. В первое время после свадьбы Антон часто зажигал их перед тем как начать долгую любовную прелюдию, к концу которой Катя обычно чувствовала головную боль и хотела только поскорее уснуть.
Остановившись у порога комнаты, Катя постаралась сосредоточиться на своем дыхании, успокоить неровно бьющееся сердце, а потом девушка услышала из-за двери ласковый приглушенный голос Антона.
– Вот так, сладенькая моя, ты все делаешь правильно, детка. Умница! У тебя сегодня получается лучше. Ты хорошая ученица, и папочка, возможно, даже тебя не накажет.
На ватных ногах Катя переступила порог комнаты и в немом изумлении уставилась на их с Антоном общую постель. Драгоценный супруг сидел абсолютно голый, опираясь спиной на подушки, прижатые к высокому изголовью, а между его разведенных ног, стояла на четвереньках обнаженная пышнотелая девица. Руки этой самой девицы были почему-то стянуты сзади ремнем, а лицо располагалось в области паха Антона.
Катя судорожно глотнула и вышла из комнаты. В голове девушки было совершенно пусто, она включила свет в кухне и, налив себе стакан отфильтрованной воды, стала пить ее маленькими глоточками. «Нет в мире сильнее боли, умерла бы я лучше, что ли...» Только у Асадова эти слова говорит мужчина, заставший жену на кухне «целующейся с другим». Катя любила поэзию...
А потом случился совершенно безобразный разговор с Антоном, в котором он обвинял жену в том, что она фригидная женщина, абсолютная бесчувственная, не способная угодить мужчине в интимном плане.
– Это ты виновата, что я вынужден искать развлечений на стороне! Только ты одна. У тебя тысяча комплексов, ты не хочешь даже ради меня постараться, у тебя нет абсолютно никакого воображения, а мне надоела эта рутина!
– Мы должны развестись. Я уеду обратно в Тюмень. А ты найдешь себе другую, подходящую женщину, которая будет во всем тебя устраивать. Да хоть ту, что сейчас у тебя была...
– Это же шлюха! Правда, говорит, начинающая... Но, она хотя бы пытается угодить!
– Так ведь ты ей платишь, как же иначе.
Антон пытливо заглянул в глаза жене. Он ожидал слез, истерики, битья посуды, но странное спокойствие Кати вдруг вызвало в нем массу подозрений.
– У тебя кто-то есть, да? И уже, наверно, давно? Ты с ним иначе себя ведешь, и в рот берешь и задницу подставляешь, так? Знаю я вас, все вы, суки, одинаковые!
Антон грубо встряхнул девушку за плечи, лицо мужчины перекосилось от злости:
– Говори сейчас же, кто он! На работе твоей? Где ты с ним познакомилась?
– У меня никого нет, - в страхе лепетала Катя, - Антоша, опомнись, как ты можешь такое думать?
Катя вдруг с болью поняла, что снова оправдывается перед ним, несмотря на все, что увидела в спальне час назад. Девушку захватило невыносимое отвращение к мужу, и к... себе. «Я безвольная тряпка, он просто вытирает мною всю свою грязь, ему нравиться издеваться надо мной, потому что я полное ничтожество, и не могу дать ему отпор».
– Давно бы бросил тебя, да хотел «чистых» детей. От той женщины, у которой я первый и единственный. Ты о телегонии слыхала, вообще? О влиянии на потомство всех мужчин, что были у бабы? Я и взял-то тебя оттого, что ты еще «девочка» была, хотел, чтобы дети несли только мою кровь. А ты, оказывается, кроме того, что шлюха, так еще и бесплодная! Вот это я попал!
У Кати дрожали губы, она только смотрела на мужа широко раскрытыми глазами, и не могла ничего отвечать. Антон впервые так грубо разговаривал с ней, впервые так оскорблял.
– Прости... Нам незачем быть вместе. Я уеду...
– Уедет она... А я - что? Целый год жизни на тебя зря потратил? Свадьбу тебе устроил, наряды купил, пытался человека из тебя сделать, а ты - синий чулок, только книжки читать любишь, а на мужа тебе наплевать? Я должен проституток себе заказывать, чтобы не дрочить в туалете, ты хоть это понимаешь!