Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

Павлов Дмитрий

В течение семи последующих лет (с 1907 по 1914 г.) Акаси возглавлял полицию и жандармерию Кореи, с конца 1905 г. находившейся под протекторатом Японии. Дипломатический чиновник России в Корее отметил роль генерал-лейтенанта Акаси в розыске и перенесении на родину останков российских солдат, погибших на полуострове в годы русско-японской войны 72 . Церемония прощания, состоявшаяся в 1913 г. в Сеуле, была обставлена очень торжественно и сопровождалась всеми принятыми в таком случае воинскими почестями 73 . В годы Первой мировой войны Акаси работал заместителем начальника японского Генерального штаба. К этому периоду его жизни относится последнее из известных нам упоминаний о нем в официальных российских бумагах. В августе 1914 г. Акаси стал первым из представителей высшего военного руководства Японии, кто дал официальные заверения России в безопасности и неприкосновенности ее дальневосточных территорий и в готовности своей страны в условиях только что начавшейся мировой войны оказывать ей всестороннюю помощь (спустя год за практическую деятельность в этом направлении несколько высших японских офицеров, включая Акаси и генерала Г. Танака, получили русские ордена) 74 . В 1918—1919 гг. Акаси являлся главнокомандующим японскими войсками на Тайване и одновременно генерал-губернатором острова. Умер он, имея чин полного генерала и баронский титул.

72

По сравнению с основным, маньчжурским, театром войны, боевые действия в Корее были незначительными по количеству участников с обеих сторон. Всего убитыми и ранеными Россия потеряла здесь 2,7 тыс., а Япония – порядка 1 тыс. военнослужащих (см.: Пак Чон Хё. Русско-японская война 1904—1905 гг. и Корея. М., 1997. С. 195—207). Общие же потери убитыми с русской стороны в годы русско-японской войны, по разным данным, составили от 25 до 50 тыс. солдат и офицеров (см.: Россия и СССР в войнах ХХ века. Потери вооруженных сил: стат. исслед. / под ред. Г.Ф. Кривошеева. М., 2001. С. 40, 42—43), а с японской – 47—49 тыс. По официальным данным японской военно-медицинской службы, в этой войне Япония по общему счету потеряла 218 429 человек убитыми и ранеными и 221 136 больными. См.: The Japan Times. 1905. November 25 (No. 2632). P. 2.

73

АВПРИ. Ф. 191 (Миссия в Сеуле). Оп. 768. Д. 25. Л. 728—733.

74

Подробнее об этом см.: Павлов Д.Б. Русско-японские отношения в годы Первой мировой войны. М., 2014.

Но вернемся к началу ХХ в. Несмотря на пристальное внимание русской контрразведки к японскому военному атташе, сведения о первых месяцах его пребывания в России скудны. «Подполковник Акаси, – отмечалось в отчете Разведочного отделения Главного штаба за 1903 г., – работает усердно, собирая сведения, видимо, по мелочам и ничем не пренебрегая: его несколько раз видели забегавшим в английское посольство, расспрашивающим о чем-то на улице шведско-норвежского военного агента … и наблюдали в сношениях … с целым рядом различных японцев» 75 . В общем, ничего значительного. Однако в самом конце 1903 г. Разведочное отделение ждала удача – его агенты перехватили письмо на имя японского полковника на русском языке, подписанное неким «И». Наружным наблюдением удалось установить, что автором послания был ротмистр Н.И. Ивков, штаб-офицер при Главном интенданте, который, как оказалось, регулярно наведывался на квартиру помощника Акаси капитана Ю. Тано. Как сообщил на следствии сам Ивков, перешедший Акаси «по наследству» от его предшественника, генерала А. Мурата, он передал японцам информацию о маршрутах движения войск из Европейской России на Дальний Восток, расчет времени, необходимого для переброски туда 300-тысячной армии, и другие секретные сведения. 26 февраля 1904 г., т.е. через месяц после начала войны с Японией, Лавров под благовидным предлогом пригласил Ивкова в Охранное отделение и предъявил ему обвинение в шпионаже в пользу иностранного государства. После некоторых колебаний изменник признал себя виновным и вдобавок сообщил, что кроме Акаси покупателями его информации были также германский и австрийский военные агенты 76 . Всего за декабрь 1903 – январь 1904 г. японский военный атташе выплатил Ивкову свыше 2 тыс. рублей, причем намеревался пользоваться его услугами и с началом военных действий 77 . В середине марта, не дожидаясь окончания предварительного следствия, Ивков, находившийся в тюрьме, покончил жизнь самоубийством (по императорскому указу от 11 февраля 1903 г. за «шпионство в высшей мере» ему все равно грозила смертная казнь). Информация об аресте и «казни» Ивкова попала даже в западноевропейскую печать 78 . Его разоблачение стало первой по-настоящему успешной операцией русской контрразведки.

75

Отчет об организации и деятельности Разведочного отделения Главного штаба за 1903 г., 11 декабря 1903 г. // Из истории русской контрразведки: сб. док. / сост. И. Никитинский. М., 1946. С. 28—29.

76

ГА РФ. Ф. 102 (ДП ОО). 1902. Д. 1111, ч. 5. Л. 1—3 об.; Лубянка 2. С. 126—127; Алексеев М. Указ. соч. Кн. 1. С. 106—107.

77

Diplomatic Record Office. Meiji 37 nen himitsu hi shiharai meisai (Выплаты из секретных фондов в 1904 г.). Akashi Motojiro Papers. No. 94.

78

См.: The Times. 1904. March 21 (No. 37347). P. 5. Ротмистра Ивкова эта газета именовала “Cavalry Captain Irokoff”.

Вместе с тем, многие японские тайные агенты, направленные в Россию под видом дипломатов или студентов еще до войны, остались контрразведке не известными. Среди них были генерал Фукусима, который еще в 1892—1893 гг. проехал через всю Сибирь 79 , Учида Риохей, в дальнейшем основатель упомянутого Общества Черного Дракона, и будущий японский военный атташе во Франции полковник Мачида, который жил в Петербурге и под предлогом изучения русского языка неоднократно путешествовал по России. Согласно позднейшим сведениям французского Главного штаба, которые передал российский военный агент в Париже полковник М.А. Адабаш, «Мачида чрезвычайно умело и успешно заведывал шпионством в России почти до начала военных действий и его особенно отличили за какую-то выдающуюся заслугу на этом поприще» 80 . Но обо всем этом в Петербурге узнали лишь в 1908 г. Позднее генерал НКВД И. Никитинский, глухо ссылаясь на данные Департамента полиции, утверждал, что к началу русско-японской войны на территории России действовало до пятисот японских секретных агентов 81 .

79

Летом 1904 г. русские газеты перепечатали материал американского журнала “Independent”, посвященный пребыванию Фукусима в Германии в начале 1890-х годов на маневрах германской армии. В нем, в частности, говорилось: «Крохотного роста, с бегающими раскосыми глазами. … Фукусима свободно говорил на семи европейских языках и так искусно скрывал это, что все при дворе и в свите императора Вильгельма считали его едва умеющим понимать по-немецки… На своих коллег – иностранных агентов он производил жалкое впечатление. Многие его считали за идиота. Так, по крайней мере, отзывался о нем благодушнейший британский посланник. Присылку такого военного представителя считали даже стыдом для японского правительства. Но Фукусима не дремал и делал свое дело. С 4 ч. утра Фукусима на своей лошадке наблюдал за кавалерийскими атаками, за всеми операциями войск, постройками мостов, артиллерийским примерным боем и все тщательно заносил в свою записную книжечку … В один прекрасный день маленький Фукусима исчез, и через несколько месяцев о нем услыхали, как о путешественнике, проехавшем через всю Сибирь, Монголию и Маньчжурию» (Приамурские ведомости. 1904. 25 июня (№ 652). С. 2. (Перепечатка из «Русского листка»)). В действительности, в Германии майор Фукусима Ясумаса (1852—1919) появился в качестве военного атташе еще в 1887 г. и пробыл там до 1891 г. В феврале 1892 г., находясь в Германии на маневрах, он, по заданию своего Генштаба, тайно отправился в Россию. Посетив Петербург, Москву, Иркутск, Владивосток и преодолев за полтора года путешествия верхом более 14 тыс. км, подполковник Фукусима через Шанхай вернулся на родину и 29 июня 1893 г. был триумфально встречен в Токио. Как утверждает С. Накамура, в бытность его в России в центре внимания Фукусима находилась дислокация русской армии (Накамура С. Японцы и русские. М., 1983).

80

РГВИА. Ф. 2000 (Главное управление Генштаба (ГУГШ)). Оп. 1. Д. 4132. Л. 1 об. (Секретный рапорт вр. и.д. военного агента в Париже полковника Адабаша в Главное управление Генштаба, 9 февраля 1908 г. № 23).

81

Никитинский И. Введение // Японский шпионаж в царской России: сб. док. М., 1944. С. 4.

С февраля 1904 г. Отделение Лаврова взяло в активную «разработку» группу британцев – военного атташе подполковника Напира (H.D. Napier), военно-морского атташе капитана Артура Кальторпа (A. Calthorpe) и его переводчика и одновременно преподавателя английского языка в столичном Политехническом институте Джона Маршала 82 , которые, как выяснилось, занимались сбором секретной информации о русском военно-морском флоте. Наблюдая их связи, 6 мая филеры Отделения неожиданно обнаружили параллельную слежку за одним из их русских информаторов и, поскольку ее явно вели «свои» профессионалы, решили наблюдение на время прекратить. По наведенным справкам выяснилось, что незадолго до этого Департамент полиции без ведома военных контрразведчиков учредил собственную «небольшую организацию для наблюдения за морскими военными агентами в видах оказания помощи адмиралу Рожественскому» 83 , к тому времени командующему 2-й Тихоокеанской эскадрой, которая готовилась к отправке на Дальний Восток. Эта-то команда филеров и вела наблюдение за графиней Комаровской, на которую в Департаменте были получены «весьма серьезные сведения». Спустя две недели при похожих обстоятельствах лавровское Отделение к явному неудовольствию его начальника было отстранено от «разработки» Джона Маршала. Таким образом, едва начавшись, контрразведывательные операции чуть было не привели к межведомственному конфликту.

82

Джон Маршал был довольно любопытной фигурой. Окончив в 1880 г. Кембридж, где он изучал русский язык, для продолжения своих филологических занятий в 1888 г. он приехал в Петербург, где вплоть до описываемых событий находился почти безвыездно. На жизнь Маршал зарабатывал преподаванием английского языка в столичных частных школах, гимназиях и вузах, работая секретарем-переводчиком во многих частных компаниях и выполняя переводы для российских правительственных учреждений и судебных органов. С начала 1900-х годов Маршал стал переводчиком английского военного атташе полковника Бересфорда (Beresford) и военно-морского Пейджета (Paget), а затем и Кальторпа. В декабре 1904 г. через британского посла граф Ламздорф потребовал, чтобы Маршал покинул Россию (переводчика заподозрили в получении секретной информации о России и передаче ее за рубеж), и в январе 1905 г. он оказался вынужден вернуться на родину, убежденный, однако, в полной своей невиновности. См.: Библиотека Slavic-Eurasian Research Center (Hokkaido University). Foreign Office. Russia Correspondence (F.O. R.C.). 65/1720. P. 52—54 (Записка Маршала в Форин офис, Лондон, б/д [не ранее февраля 1905 г.]).

83

Цит. по: Лубянка 2. С. 128.

Через месяц, 8 июня 1904 г., Лавров встретился с представителем Департамента полиции. Между ними было достигнуто джентльменское соглашение о разграничении сфер деятельности – впредь Отделение Лаврова должно было заниматься наблюдением за военными агентами иностранных государств, а Департамент полиции – за военно-морскими. Созданная таким образом искусственная ситуация не могла продолжаться долго, и это, вероятно, вполне понимали в обоих заинтересованных ведомствах.

Вскоре Департамент полиции пошел еще дальше. В начале июля 1904 г. распоряжением директора А.А. Лопухина в составе Особого отдела было создано специальное Отделение по розыску о международном шпионстве. Инициатором создания Отделения и его первым руководителем стал чиновник особых поручений при министре внутренних дел титулярный советник И.Ф. Манасевич-Мануйлов, который недавно вернулся из многомесячной командировки в Париж. При содействии французских спецслужб – секретной полиции и «Разведочного бюро» МВД – он наладил получение документов из японской миссии в Париже, включая копии переписки японских дипломатов. «Проживая в Париже, – писал Мануйлов, – я имел возможность получать сведения о шпионских происках в России, и когда вернулся в Петербург, доложил директору Департамента полиции о необходимости организации для борьбы с международным шпионажем, направленным против нашего правительства. Мой проект был одобрен министром внутренних дел, и мне было поручено организовать особое отделение при Департамента» 84 . В соответствии с его названием, мануйловское Отделение интересовали не только японцы, но вообще все иностранцы, проживавшие в Петербурге, чье поведение и связи вызывали подозрения. Одной из его главных задач стало добывание дипломатических шифров, а также перехват и расшифровка переписки представительств иностранных государств в России со своими правительствами.

84

Цит. по: Там же. С. 131.

Кроме самого Мануйлова в состав нового Отделения вошел отряд агентов наружного наблюдения, почерковед и фотограф, чиновник Департамента полиции коллежский советник Н.П. Зверев, видный специалист по криптографии и дешифровке В.И. Кривош-Неманич (его услугами также пользовались Военное министерство и МИД) 85 , переводчики А.А. Вилодаки, профессор Петербургского университета по кафедре китайского языка П.С. Попов (ранее многолетний драгоман российской миссии в Пекине), преподаватель японского языка того же университета Куроно Иосибуми 86 , а также навербованная Мануйловым «внутренняя агентура» – в основном из обслуживающего персонала зарубежных посольств в Петербурге. Заместителем Мануйлова был назначен 34-летний выпускник Третьего Александровского военного училища, бывший артиллерист, а с 1904 г. жандармский ротмистр М.С. Комиссаров, владевший несколькими иностранными языками.

85

Этот 43-летний словак был не только талантливым криптографом и стенографом, но и полиглотом – он свободно владел всеми основными европейскими и азиатскими языками, включая китайский и японский. В 1924 г., будучи уже преклонных лет, но, по-прежнему работая переводчиком во внешнеполитическом ведомстве (конечно, советском – НКИД), он как «контрреволюционер» и «шпион» в административном порядке получил 10-летний срок и умер в Соловецком концлагере. Однако и на Соловках, где, к слову сказать, он занимался метеорологическими наблюдениями, его, по свидетельству очевидца, «глубоко уважали главным образом за то, что он бегло разговаривал практически на всех языках мира». См.: Мальсагов С.А. Адские острова: советская тюрьма на Дальнем Севере. Алма-Ата, 1990. С. 51.

86

И. Куроно, к началу войны проживший в России уже около 20 лет, подготовил и опубликовал «Военный русско-японский толмач», вышедший на четвертый месяц войны с Японией. Сделан этот словарь был не вполне удачно (например, слово «теленок» было переведено в нем, как «быкин сын», «вал» – как «плотина», «кондуктор» – как «проводник» и т.д.), на что ему тогда же и указали рецензенты. Офицер же НКВД А.П. Вотинов усмотрел в этих ошибках «самое гнусное вредительство» и объявил Куроно агентом японской разведки (Вотинов А.[П.] Японский шпионаж в русско-японскую войну 1904—1905 гг. М., 1939. С. 16). Думается, что на этот раз классовое чутье подвело чекиста. Впрочем, для Вотинова и А.М. Стессель – не только «бандит в генеральском чине», но и «японский шпион и провокатор» (Там же. С. 59). Комбриг Н.А. Левицкий, недолго думая, в этот же разряд зачислил Азефа и даже Гапона (Левицкий Н.А. Русско-японская война 1904—1905 гг. Сокр. изд. М., 1938. С. 24). Такова «специфика» оценок отечественных авторов 1930-х годов.

Летом 1904 г. Главный штаб издал в Петербурге новый «Военный русско-японский толмач и краткий систематический словарь», составленный В.П. Панаевым. Тогда же появился и первый самоучитель японского языка, опубликованный при содействии морского ведомства и Министерства финансов.

Отделение по розыску о международном шпионстве не имело установленного штатного расписания и каких-либо письменных инструкций и было не только совершенно секретным, но и временным образованием. С середины марта 1905 г. оно стало именоваться IV (секретным) Отделением дипломатической агентуры Особого отдела Департамента полиции с А.М. Гартингом во главе. С отъездом последнего в Париж в связи с назначением на должность заведующего Заграничной агентурой Департамента с сентября 1905 г. руководство Отделением перешло к Комиссарову. Начальник Отделения жил в Петербурге фактически на нелегальном положении, встречаясь со своей секретной агентурой на конспиративной квартире и выдавая себя за иностранца. Потому служащие зарубежных посольств, работавшие на него, не догадывались, что имеют дело с российским чиновником. К нему на квартиру они доставляли посольские бумаги, включая и дипломатические шифры, которые тут же по ночам Зверев копировал от руки или с помощью фотоаппарата. Пользуясь ими, дешифровщики и переводчики Отделения, которые работали на телеграфе, знакомились с содержанием секретной иностранной дипломатической корреспонденции. За все время своего существования Отделением было добыто 12 дипломатических шифров (включая американский, бельгийский и др.), а его расходы выросли с 23 тыс. рублей в 1904 г. до почти 28,5 тыс. рублей в 1906 г. 87 Когда летом 1906 г. за границу проникли слухи о существовании этого спецподразделения Департамента полиции, оно было срочно упразднено, причем была уничтожена и большая часть его секретного архива.

87

ГА РФ. Ф. 102 (ДП 3 д-во). 1895. Д. 1579 (Сметы денежных сумм на секретные расходы, 1895—1907 гг.); 1904. Д. 3654, т. 1.

Мануйловское Отделение быстро развернуло работу, и в июле – августе 1904 г. им было установлено наблюдение и контроль за перепиской шведско-норвежского морского атташе Г.Ф. Краака, шведского военного агента барона К.-Г. Лейонхювуда, его итальянского коллеги графа П.П. Руджери, ряда американцев и англичан 88 . Результаты не заставили себя ждать. Филерское наблюдение за Крааком, например, обнаружило его частые встречи с американцем Х. Бергом, который по заданию российского Морского министерства заведовал постройкой подводной лодки на Балтийском судостроительном заводе. Перлюстрация же донесений в Стокгольм шведского морского агента показала, что ему известны некоторые секретные сведения, источником которых являлся все тот же Берг. В результате правительство отказалось от услуг американца, которому не помогли и его доверительные отношения с великим князем Александром Михайловичем, начальником Главного управления портов и торгового мореплавания 89 . Позднее Берг был перевербован, и отношения с ним морского ведомства возобновились 90 .

88

Там же. Ф. 102 (ДП ОО). Оп. 316. 1904 (II). Д. 17. Л. 11, 13 об.

89

Там же. Л. 58—58 об., 68.

90

Российский государственный архив военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. 417 (Главный морской штаб). Оп. 1. Д. 3128. Л. 12.

Естественно, что все эти агентурные «разработки» быстро привели мануйловскую службу в соприкосновение с Разведочным отделением ротмистра Лаврова. 12 августа состоялась встреча этих контрразведчиков в здании Департамента полиции на Фонтанке, 16. «Господин Мануйлов, – пересказывал содержание состоявшегося здесь разговора Лавров, – объяснил, что ему поручено преобразовать организацию Департамента полиции по разведке шпионства на широких началах … что они имеют уже свою местную и заграничную агентуру и что для заведывания этой организацией назначен особый жандармский обер-офицер». Поскольку, по словам Мануйлова, объединение его службы с Отделением Лаврова было лишь делом времени, в заключение он предложил ему «частным образом» «присоединить свое Отделение к их организации» 91 . Лавров это предложение отклонил, но уже в течение полутора следующих месяцев оказался вынужден окончательно свернуть «внутреннее» наблюдение за англичанином Маршалом и передать обоих своих агентов по этому делу Мануйлову.

91

Цит. по: Лубянка 2. С. 130.

В общем, военным контрразведчикам оказалось не под силу тягаться с коллегами из Департамента полиции, да и сложившееся дублирование их функций отнюдь не способствовало успеху дела. Вероятно, по договоренности Департамента полиции с Главным штабом, с осени 1904 г. деятельность Разведочного отделения замерла и возобновилась лишь летом 1906 г., вслед за упразднением Секретного отделения Департамента полиции. За успехи в борьбе с иностранным шпионажем в декабре 1908 г. Лавров был произведен в полковники. В 1910 г. он передал руководство военной контрразведкой подполковнику Отдельного корпуса жандармов В.А. Ерандакову. В межвоенные годы, проживая как «частное лицо» на юге Франции, он руководил агентурной сетью, занятой разведкой Германии. В отставку Лавров вышел в 1914 г. в чине генерал-майора.