Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Русское литературоведение XVIII–XIX веков. Истоки, развитие, формирование методологий: учебное пособие
Шрифт:

Театр Корнеля и Расина, система Буало, однозначно жесткие классицистические требования в последнее десятилетие XVIII века воспринимаются сентименталистами, в том числе русскими, как пройденный исторический этап. Новыми общественными и художественно-эстетическими ориентирами становятся суждения и образы Руссо, Стерна, Ричардсона. Сентименталистская художественная практика и литературная критика оказываются востребованными благодаря свободе выражения мысли, не сдавленной тисками устаревшего нормативизма.

Н.М. КАРАМЗИН КАК ВОСПИТАТЕЛЬ ВКУСА ЧИТАЮЩЕЙ ПУБЛИКИ, РЕДАКТОР И ЛИТЕРАТУРНЫЙ КРИТИК

Огромным успехом пользовались выступления в печати Николая Михайловича Карамзина (1766–1826). Писатель и историк-исследователь, Карамзин

был редактором «Московского журнала» (1791–1792) и журнала «Вестник Европы» (1802–1803), а также альманахов «Аглая» и «Аониды». Центром его литературно-критических размышлений стал художник как личность и творческая индивидуальность. В своих работах Карамзин рассматривал, с одной стороны, талант – «вдохновение природы» (319) и, с другой, человека как носителя таланта, поскольку талантливый человек должен обладать тонкой чувствующей душой и высокими гражданскими качествами.

В статье-эссе «Что нужно автору?» (1793) Карамзин опирался на два важнейших суждения. Во-первых, искусство «должно заниматься одним изящным, изображать красоту, гармонию и распространять в области чувствительного приятные впечатления» (301). Во-вторых, обращаясь к тем, кто стремится встать на путь писательства, Карамзин подчеркивал, что молодой художник добьется результатов только тогда, когда станет читателю другом и будет «писать для вечности» (300).

Сама постановка вопросов «что есть искусство?» и «как стать писателем?» для русской культуры и рождающейся науки не нова. Она, в частности, была в центре внимания классициста А.П. Сумарокова в его работе «Наставление хотящим быти писателями». Однако время классицизма ушло, а в сентиментализме и постановка вопросов, и система принципов, утверждающих ответы, и природа аргументации, – все носит совершенно иной характер.

Важнейшими достоинствами художника слова Карамзин считает «таланты и знание», а также «доброе, нежное сердце». Великий русский сентименталист подчеркивал: «Творец всегда изображается в творении и часто – против воли своей» (300). Развивая эту мысль, Карамзин предостерегал: «Ты берешься за перо и хочешь быть автором: спроси же у самого себя, наедине, без свидетелей, искренно: каков я? ибо ты хочешь писать портрет души и сердца своего». Цель искусства, утверждается в статье, – «святое, никакими сферами не ограниченное желание всеобщего блага» (301). В качестве доказательства своей правоты Карамзин задавал вопрос, обращаясь к творчеству выдающегося французского просветителя: «Отчего Жан-Жак Руссо нравится нам со всеми своими слабостями и заблуждениями?», и отвечал: «Оттого, что в самых его заблуждениях сверкают искры страстного человеколюбия» (301). Итогом его рассуждений являлась мысль о том, что «дурной человек не может быть хорошим автором» (301). Эту мысль автор статьи распространял на сам характер соотношения формы и содержания в художественном произведении. Карамзин утверждал приоритет содержания и его идейно-эмоциональной направленности перед формой: «Слог, фигуры, метафоры, образы, выражения – все сие трогает и пленяет тогда, когда одушевляется чувством» (301).

В 1795 г. в «Московских ведомостях» была напечатана заметка Карамзина, ныне условно озаглавленная «О богатстве языка». В заметке вновь поднят вопрос о том, что главное в культуре и языке – факт нравственного осмысления действительности. «Истинное богатство языка, – писал Карамзин, – состоит не во множестве звуков, не во множестве слов, но в числе мыслей, выражаемых оным». Если же нет слов «для означения главных мыслей» и «для изъяснения их различий, их оттенок, большей или меньшей силы, простоты и сложности», то такой язык «со всеми миллионами слов своих» беден. В качестве примера Карамзин привел две «телесных вещи» в арабском языке – «меч» и «лев», у которых по «пятьсот имен», но нет «никаких тонких нравственных понятий и чувств» (302).

Ненавязчиво, но настойчиво Карамзин формировал вкусы читающей и пишущей России. В своем альманахе «Аониды» он сформулировал две задачи; одну аналитическую: «показать <публике> состояние нашей поэзии, красоты и недостатки ее», другую –

дидактическую: помочь молодым авторам «писать с большим старанием» (303). В предисловии ко второму выпуску альманаха (1797) Карамзин представил свое понимание «истинного поэта», и эта мысль принята в современной науке как условное название данной работы: «Находить в самых обыкновенных вещах пиитическую сторону». Только «истинный поэт», указывал автор статьи, может «наводить на все живые краски, ко всему привязывать остроумную мысль, нежное чувство или обыкновенную мысль, обыкновенное чувство украшать выражением, показывать оттенки, которые укрываются от глаз других людей» (303–304).

Вместе с тем Карамзин настаивал: художник должен писать только о том, что «подлинно занимает его душу», и обращаться только к тем «предметам», которые «к нему близки и собственною силою влекут к себе его воображение». Если же этого не происходит, то, отмечал Карамзин, следует солидаризироваться с Горацием, который «в начале эпистолы к Пизонам» показал «странное существо» [77] , поскольку именно ему будет подобно произведение, – в нем «не будет никогда живости, истины или той сообразности в частях, которая составляет целое» (303).

77

Напомним слова Горация из трактата «Послание к Пизонам» (строки 1–5, в переводе А. А. Фета): «Если бы вдруг живописец связал с головой человечьей / Конский затылок и в пестрые вырядил перья отвсюду / Сборные члены; не то заключил бы уродливо-черной / Рыбой сверху прекрасное женское тело, – при этом / Виде могли ли бы вы, друзья, удержаться от смеху?» (Фет А.А. Вечерние огни / Подготовка изд. Д.Д. Благого, М.А. Соколовой. 2-е изд. М., 1979. С. 143).

В литературных трудах, подчеркивал Карамзин, надо бояться двух крайностей и избегать как «излишней высокопарности» (когда «гром слов не у места»), так и «притворной слезливости». Развивая мысль о последствиях первой крайности, автор статьи указывал, что надо изображать лучшие чувства, а не разрушение мира. Смысл искусства русский сентименталист видел «не в надутом описании ужасных сцен натуры, но в живости мыслей и чувств». Разворачивая второе наставление – избегать «притворной слезливости», Карамзин писал о том, что «не надобно также беспрестанно говорить о слезах, прибирая к ним разные эпитеты, называя их блестящими и бриллиантовыми, – сей способ трогать очень ненадежен» (304).

Программой искусства должна стать продуманная и прочувствованная мера типично-распространенного и индивидуально-неповторимого. Ее определяет поэт — «личность», как подчеркивал Карамзин. Так, беды и горести следует отображать «не только общими чертами, которые, будучи слишком обыкновенны, не могут производить сильного действия в сердце читателя, – но особенными, имеющими отношение к характеру и обстоятельствам поэта». При этом, уверял Карамзин, не столь важно, что избранная художником тема и отсеянный им материал могут поначалу показаться нежизненными, да и сама личность автора, возможно, не сразу вызовет интерес. «Торжество искусства» есть «обман», т. е. художественный вымысел, и этот вымысел направлен на формирование ответных знаков «нежной мысли, тонкой черты воображения или чувства» (304).

По мнению Карамзина, литература является самым востребованным и самым значимым видом художественного творчества: «искусство писать есть, конечно, первое и славнейшее». В силу этого от писателя и поэта требуется «редкое совершенство в душевных качествах» (304). Отстаивая «пользу и важность литературы», великий русский сентименталист актуализировал то, что позволяет нации гордиться своими авторами, – высоту нравственного чувства художника. Иными словами, Карамзин деликатно, но вновь и вновь внушал читающей публике свой жизненный и творческий девиз, устанавливающий прямую связь между талантом человека и его общественно-моральными ценностями и гласящий, что «хорошим» писателем может стать только высоконравственный человек и гражданин.

Поделиться:
Популярные книги

На границе империй. Том 6

INDIGO
6. Фортуна дама переменчивая
Фантастика:
боевая фантастика
космическая фантастика
попаданцы
5.31
рейтинг книги
На границе империй. Том 6

Возмездие

Злобин Михаил
4. О чем молчат могилы
Фантастика:
фэнтези
7.47
рейтинг книги
Возмездие

Маяк надежды

Кас Маркус
5. Артефактор
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Маяк надежды

Невеста

Вудворт Франциска
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
эро литература
8.54
рейтинг книги
Невеста

Кодекс Охотника. Книга XVIII

Винокуров Юрий
18. Кодекс Охотника
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Охотника. Книга XVIII

Береги честь смолоду

Вяч Павел
1. Порог Хирург
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Береги честь смолоду

Соль этого лета

Рам Янка
1. Самбисты
Любовные романы:
современные любовные романы
6.00
рейтинг книги
Соль этого лета

Неправильный лекарь. Том 1

Измайлов Сергей
1. Неправильный лекарь
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
аниме
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Неправильный лекарь. Том 1

Бастард Императора. Том 5

Орлов Андрей Юрьевич
5. Бастард Императора
Фантастика:
попаданцы
аниме
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Бастард Императора. Том 5

Попаданка в семье драконов

Свадьбина Любовь
Попаданка в академии драконов
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
7.37
рейтинг книги
Попаданка в семье драконов

Идеальный мир для Лекаря 25

Сапфир Олег
25. Лекарь
Фантастика:
фэнтези
юмористическое фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 25

Я не Монте-Кристо

Тоцка Тала
Любовные романы:
современные любовные романы
5.57
рейтинг книги
Я не Монте-Кристо

Довлатов. Сонный лекарь 3

Голд Джон
3. Не вывожу
Фантастика:
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Довлатов. Сонный лекарь 3

Неудержимый. Книга XIII

Боярский Андрей
13. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга XIII