Русское слово в лирике XIX века (1840-1900): учебное пособие
Шрифт:
Одна из самых острых разновидностей иронии, содержащей едкую и язвительную насмешку, которая выражает крайнее недовольство, даже негодование, смешанное с желчью, с античных времен получила особое название – сарказм (от греч. sai’Kasmos – рвущий, растерзывающий мясо).
В традиционных поэтиках и риториках сарказм понимался как высшая степень иронии. В русской поэзии этот стилистический прием использовался достаточно широко. Сарказм нередко сопровождается откровенными и резкими прямыми негативными оценками. Таковы, например, саркастические тропы во многих эпиграммах П.А. Вяземского:
Вот враль! Подобного ему не знаю чуда!Врет словом, врет пером; не объясните ль вы.Откуда он беретИли:
Природы странною игройВ нем двух начал раздор открытый;Как может быть он человек пустойИ вместе с тем дурак набитый?Резкая инвектива здесь скрашивается остроумной антитезой: человек пустой – дурак набитый. О Вяземском критики писали как о поэте, которому принадлежит заслуга «заострения» русской стихотворной эпиграммы. Роль таких тропов, как ирония и сарказм, в его эпиграммах, конечно, была велика.
Наконец, третий троп из этого ряда, обозначающий более смягченную забавную, по возможности, веселую шутку с оттенком иронии, но без критического налета, называется хариентизмом.
Такова, например, шутливая басня Козьмы Пруткова «Петух, молоко и читатель»:
Однажды нес пастух куда-то молоко.Но так ужасно далеко,Что уж назад не возвращался.Читатель! Он тебе не попадался?Трудно удержаться, чтобы не привести еще одну задорную эпиграмму Козьмы Пруткова для иллюстрации хариентизма:
Мне в размышлении глубокомСказал однажды Лизимах [113] :«Что зрячий зрит здоровым оком,Слепой не видит и в очках».Без оттенка насмешливости, но с тем же значением контраста и элемента противоположности используются два других тропа: катахреза и оксюморон. Катахреза (греч. Katachresis – неправильное, противоречивое употребление слов). Этот троп обстоятельно определен в риторике И.С. Рижского: «Когда содержащиеся под обоими значениями вещи будут в одном чем-нибудь между собой сходны, а в рассуждении других свойств нередко противны, по крайней мере разнообразны… В нем отважное сравнение противных, нежели сходных между собою вещей поражает внимание, и посему он употреблен более у стихотворцев» [114] . Обычно в русских риториках приводили пример из риторики Ломоносова:
113
Лизимах – римский философ-стоик (III в.).
114
См.: Русская риторика. Хрестоматия. М., 1996. С. 99.
Поэты всегда любили этот троп и широко пользовались им; см., например, у К.К. Павловой:
Среди забот и в людной той пустыне,Свои мечты докинув и меня.Успел ли ты былое вспомнить ныне?Заветного ты не забыл ли дня?Этот эффектный стилистический прием в русской поэзии особенно часто применяли символисты в конце XIX – начале XX в., а затем и поэты других направлений. Так, у Андрея Белого в стихотворении «Время» (1907) употреблена символическая метафора – катахреза, которая поражает воображение, но с точки зрения здравого смысла выглядит несколько затуманенной и затемненной:
Так лет мимотекущих бремяНесем безропотные мы,Когда железным зубом времяНам взрежет бархат вечнойОсобенно выразительную катахрезу – «беспламенный пожар\» создал В. Брюсов. В стихотворении «Фонарики» (1904) он писал:
Столетия – фонарики! о, сколько вас во тьме,На прочной нити времени, протянутой в уме!……………….Век Данте – блеск таинственный, зловеще золотой…Лазурное сияние, о Леонардо, – твой!..Большая лампа Лютера – луч, устремленный вниз…Две маленькие звездочки, век суетных маркиз…Сноп молний – Революция! За ним громадный шар,О ты! век девятнадцатый, беспламенный пожар!………..Прямое значение эпитета (беспламенный) здесь, на первый взгляд, противоречит определяемому понятию {пожар). Тем не менее эта катахреза гармонично вписывается в контекст всего стихотворения.
Представляется справедливым уточнение А.П. Сковородникова, написавшего статью о катахрезе: «Термин «катахреза» следует оставить за обозначением риторического приема, основанного на принципе мотивированного отклонения от нормы лексической сочетаемости…». Слова в составе катахрезы логически противоречат друг другу; они выражают понятия, референты которых не соотносятся в реальной действительности (лежат в разных «онтологических плоскостях»)» [115] . Так, типичная катахреза как тропеическое образование использована в известных строках Н.А. Некрасова:
115
Сковородников А.П. О катахрезе // Русская речь. № 3. 2005. С. 71.
Здесь цветовой эпитет (зеленый) – цвет мая и весны, когда начинают зеленеть поля, сады и леса, поэт метонимически перенес на несовместимое с этим цветом отвлеченное понятие шума. Троп сразу же зазвучал, хотя непривычно, неожиданно, но художественно и экспрессивно; он врезался читателю в память, создавая определенное настроение.
То же внешне неправильное, с логической точки зрения, употребление слова, но выразительно передающее стилистику стиха и общую его тональность находим в строках В. Бенедиктова:
Я витаю в черном свете,Черным пламенем горю.Еще один троп, в котором подчеркнуто значение контраста и противоположности – оксюморон (от греч. oxymoron – буквально: остроумно-глупое). Этот троп [116] выражается сочетанием антонимических, т. е. противоположных по значению слов, связанных определенными отношениями (живой труп, сухое вино, холодный жар и под.). Поэты добиваются с помощью оксюморона новой образной оценки особого состояния, особого восприятия и представления о происходящем:
116
См. подробную характеристику в энциклопедическом словаре-справоч-нике «Культура русской речи» (М., 2003. С. 386–388).
Оксюморон отличается от катахрезы тем, что в нем подчеркивается не столько неправильность и противоречие, сколько противоположность качественного состояния или качественных свойств того, о чем идет речь. В оксюмороне практически объединяются в некое единое целое логические антонимы – слова с противоположным значением. Как и катахреза, оксюморон – утонченный и, можно сказать, излюбленный прием поэтов модернистских направлений конца XIX – начала XX в. Приведем примеры: