Чтение онлайн

на главную

Жанры

Русское Старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века

Зеньковский Сергей Александрович

Шрифт:

Эта длительная война привела к приливу в Московскую Русь большого числа западноруссов, которые, оседая в Москве и других больших городах страны, становились проводником навыков и культурных замашек западного стиля. Будучи православными, эти белорусы и украинцы селились среди русского населения, а не держались особняком в отдельных кварталах и слободах, как это приходилось делать протестантским выходцам из Западной Европы, и взаимные встречи и соседство западных и московских русских людей было чревато большими последствиями для недавно еще монолитного московского уклада.

Та же польская война заставляет правительство приглашать в Россию все большее число иностранцев, специалистов военного дела и промышленной техники, контакт которых с русским населением делается все теснее и теснее и голос которых звучит все более влиятельно. Правительство дает иностранным предпринимателям промышленные концессии, и уже до войны в 1630–х годах голландцы А. Д. Виниус и Ф. Акеме и датчанин П. Марселиус стали первыми “королями” русской железолитейной

промышленности в начавшем тогда развиваться промышленном районе Тулы. К 1662—1664 году, в разгар польской войны, на тульско–каширских заводах из 119 мастеров насчитывается 56 иностранцев, которые и во время, и после работы постоянно встречаются со своими русскими сотоварищами[162]. На промышленных предприятиях тоже бок о бок с русскими нередко работают пленные поляки, литовцы, шведы и бывшие немецкие наемники в польской армии. Постоянно проживая на Руси, эти вольные и невольные иностранные засельники России входят в русское общество, влияют на него, передают ему свои взгляды и привычки. Иностранная, даже не переведенная на русский язык, книга в значительном количестве появляется на полках дворянских и монастырских библиотек[163], а у самого Никона наряду с богословскими книгами уже есть Демосфен и Плутарх. Близкий ему кружок киевских и московских монахов, проживавших во главе с Епифанием Славинецким в Чудовом монастыре, незаметно для самого патриарха делается проводником и центром распространения полонизированной киевской культуры164. Эти монахи переводят на русский язык польские и латинские книги, вводя новые понятия и новые знания. В то время как в XVI веке на русский язык было переведено только двадцать шесть иностранных книг, а за первую половину XVII — тоже все еще только тринадцать, то за вторую половину этого века, с 1651 по 1700 годы, уже переводится сто четырнадцать книг, из которых не больше четверти общего числа приходится на церковную литературу, а все остальное — на светскую[165]. Это западное влияние проводят даже проживавшие в Москве греки–монахи вроде Арсения, Паисия Лигарида, архимандрита Дионисия и других, так как большинство этих образованных или полуобразованных друзей, а потом врагов патриарха учились на Западе и поэтому они были скорее представителями западной, по преимуществу итальянско–латинской, а не греческой православной культуры.

В модах, одежде и украшениях польское влияние быстро проникает и растет с каждым годом. Царь и побывавшие с ним на Западе придворные и дворяне сами делаются покровителями этих новых западных замашек, оценить изящество и удобство которых они уже успели во время польского похода. Целый ряд западнорусских и польских художников и декораторов с конца 1650–х годов работает на царский дворец в Москве. У многих бояр появляются западные картины, польские и немецкие слуги, и даже такой близкий родственник царя, как Никита Романов, одевает своих слуг в польское и немецкое платье[166]. В 1654—1657 годах дворец царя украшается мебелью западного стиля, а на троне Алексея Михайловича делается не славянская или греческая, а латинская надпись. К концу царствования этого второго Романова дворцовые порядки уже напоминают скорее будущие петровские ассамблеи, чем старомосковский надменно–суровый и чинный обиход. Дворцовые разряды так описывают один из царских приемов: “У государя было вечернее кушание в потешных хоромах — бояре все без мест, думные дьяки и духовник. После кушанья [царь] изволил тешить себя всякими играми, немчин играл в органы, и в сурну и в трубы трубили, и в суренки играли и по накрам и по литаврам били. Жаловал царь духовника, бояр и дьяков думных. Напоил их всех пьяными. Поехали в двенадцатом часу ночи”[167]. Эта сцена, которая мало похожа на богобоязненные церковные развлечения начала царствования, лучше всего показывает перемену стиля жизни во дворце. К самому концу царствования в Преображенском летнем дворце был даже организован театр, и немец Иоган Готфрид Грегори давал первые русские театральные представления. Во время этих представлений оркестр играл на западных музыкальных инструментах, органе, фиоле, стратенте. Артисты танцевали. Наталья Кирилловна уже не сидела в тереме, а ездила в театр и с царем на охоту; недаром в доме Матвеева, в котором она воспитывалась шотландской женой этого боярина, она привыкла к встрече с представителями и культурой Запада[168].

В 1656 году в городе Полоцке во время польского похода царь встретил образованного и ловкого белорусского монаха, воспитанного на польской и киевской культуре, а в 1664 году этот способный версификатор и придворный одописец совсем переезжает в Москву[169]. Уже через год он пишет своему товарищу, что обучает царских детей по латинскому учебнику Альвера[170]. Влияние этого монаха при дворе и в царской семье было очень велико; он делается официальным поэтом, воспитывает царских детей и упорно насаждает западные идеи абсолютизма и господства государя над церковью[171]. Конечно, теперь известно, что новая силлабическая поэзия появилась в Москве до Полоцкого, но он был ее главным распространителем и стал первым русским поэтом, чьи произведения были напечатаны при его жизни. Наряду с силлабической поэзией развиваются другие жанры поэтической и прозаической сатиры, повести и лирической песни, в то время как освященные веками чтения и почета старые жанры житийной, нравоучительной и летописной литературы быстро отмирают.

Конечно, эта европеизация московской жизни происходила не так стремительно, как при Петре, но быстрота петровских начинаний стала возможной через следующие сорок лет именно потому, что при царе Алексее Михайловиче уже произошли большие психологическо–культурные сдвиги, Запад приблизился к Москве,

а старый быт начал отмирать в кругах высшего московского общества. Эти перемены затрагивают верхушку аристократии и двор, часть дворянства и даже часть иерархии; недаром Аввакум в начале 1670–х годов насмешливо писал про передового, но вдумчивого церковного иерарха митрополита Илариона Рязанского, высмеивая его увлечения модой. “В карету сядет, растопырится, что пузырь на воде, сидя на подушке, расчесав волосы, что девка, да едет выставя рожу по площади, что бы черницы–ворухи унеятки любили”, — писал Аввакум и обвинял его в пристрастии к западным винам — ренским и романее[172]. Конечно, большинство населения и духовенства все еще живет по преданиям старины, которую правительство изредка поддерживает отдельными декретами. Игры скоморохов по–прежнему запрещены, население снова получает предупреждения против иностранцев–безбожников, запрещается торговать табаком, предписывается регулярная исповедь. В 1660 году, видимо, вспоминая сороковые годы, власти напоминают, что единогласие должно строго соблюдаться и что население обязано посещать церкви во время поста[173]. Но это только отголоски старых мероприятий, введенных еще во времена боголюбцев и начала патриаршества Никона, и неоднократное повторение этих советов и запретов только свидетельствует, что, несмотря на все строгости 1645—1656 годов, процесс ослабления влияния церкви упорно продолжается. Да как и могло быть иначе, если сам царь надевает польское платье, зовет во дворец заморских актеров, которые, по всей вероятности, были еще менее церковны, чем русские скоморохи, а сама патриаршая власть подрывает уважение к церкви и богослужению, высмеивая и даже предавая анафеме дорогие старому русскому сердцу перстосложение и обряды.

Восемь лет патриаршего междуцарствия (1658—1667) оставили церковь без иерархического руководства, и место Никона теперь фактически занимает царь, все больше и больше вмешиваясь в окормление русского православия. Официально возглавлявший русскую церковь митрополит Крутицкий Питирим был консервативно настроенным, но не сильным иерархом. Но у него было мало сторонников и союзников. Два влиятельных традиционалиста митрополит Макарий Новгородский и Маркел Вологодский умирают в 1662—63 годах, в то время как силы модернистов, возглавляемых честолюбивым и умным Иларионом Рязанским, растут и встречают сочувственную поддержку царя. Поэтому в отсутствие руководства со стороны иерархии управление церковью уже не только фактически, но и официально переходит под присмотр царя и его приближенных. Печатание церковных книг и решения высшего церковного управления происходят в отсутствии патриарха по “повелению тишайшего, благословением же митрополитов, архиепископов и епископов”[174]. Близкий родственник царя, его дядя по матери, боярин Семен Лукьянович Стрешнев по поручению государя строго присматривает за церковными делами и за спиной иерархов руководит деятельностью соборов. В его лице уже с начала 1660–х годов появляется зловещий прообраз будущей фигуры обер–прокурора, ставшего со времени Петра полновластным контролером русской церкви.

Примечания

[158] Каптерев Н. Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович… С. 158.

[159] Материалы для истории раскола… Т. VIII. С. 179; Гиббенет Н. А. Указ. соч. Т. I. С. 143; Соловьев С. М. Т. XI (1860). С. 297.

[160] Материалы для истории раскола… Т. I. С. 167—169, 179, 192.

[161] СГГД. Т. IV. С. 5.

[162] Крепостная мануфактура в России. Ч. 1. Тульские и каширские железные заводы. Л., 1930. С. 46 (`Oруды `Aрхеогра^oической комиссии. Материалы по истории экономического развития России. Т. II).

[163] Соловьев С. М. Т. XIII (1860). С. 169—170.

[164] Татарский И. А. Симеон Полоцкий. М., 1886. С. 197.

[165] Очерки истории СССР. Т. 5 (Период феодализма. XVII век). С. 165.

[166] Забелин И. Е. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII вв. М., 1872. С. 62, 116, 158, 156, 164, 391.

[167] Дворцовые разряды. Т. III. С. 1081.

[168] Соловьев С. М. Т. XIII (1894). С. 760; Дворцовые разряды. Т. III. С. 1131, 1224, 1501.

[169] Симеон Полоцкий. Избранные сочинения. М., 1953. С. 225.

[170] Татарский И. А. Указ. соч. С. 67.

[171] Там же. С. 226.

[172] Аввакум. Сочинения… С. 335.

[173] ААЭ. Т. IV. С. 138, 166; ПСЗ. Т. I. С. 531.

[174] Смирнов П. С. История русского раскола старообрядства. С. 53.

V. Раскол.

26. Церковная смута 1658—1666 годов

Когда 10 июля 1658 года патриарх Никон торжественно заявил с амвона Успенского собора, что он слагает бремя патриаршей власти, то царь, двор и церковные круги поняли его слова “от сего времени не буду вам патриархом” как его окончательное и категорическое решение отказаться не только от руководства церковью, но и от сана и почестей патриарха. Через два дня после этого драматического шага в разговоре с посланцем царя он еще раз подтвердил свое решение, сказав, что “кого Бог изволит, и пресвятая Богородица и великий государь укажет, быти на его месте патриархом, и он патриарх благословляет и великому государю бьет челом, чтобы церковь не вдовствовала и беспастырна не была”. В заключение он решительно прибавил: “А только-де похочу быть патриархом, проклят буду и анафема”[1]. После этого он неоднократно подтверждал свое решение и подписывался как “смиренный Никон, бывший патриарх”.

Поделиться:
Популярные книги

Ретроградный меркурий

Рам Янка
4. Серьёзные мальчики в форме
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Ретроградный меркурий

Я еще не барон

Дрейк Сириус
1. Дорогой барон!
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я еще не барон

Полковник Империи

Ланцов Михаил Алексеевич
3. Безумный Макс
Фантастика:
альтернативная история
6.58
рейтинг книги
Полковник Империи

Бремя империи

Афанасьев Александр
Бремя империи - 1.
Фантастика:
альтернативная история
9.34
рейтинг книги
Бремя империи

Инферно

Кретов Владимир Владимирович
2. Легенда
Фантастика:
фэнтези
8.57
рейтинг книги
Инферно

Адмирал южных морей

Каменистый Артем
4. Девятый
Фантастика:
фэнтези
8.96
рейтинг книги
Адмирал южных морей

Защитник

Астахов Евгений Евгеньевич
7. Сопряжение
Фантастика:
боевая фантастика
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Защитник

Я – Орк. Том 3

Лисицин Евгений
3. Я — Орк
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Я – Орк. Том 3

Мир-о-творец

Ланцов Михаил Алексеевич
8. Помещик
Фантастика:
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Мир-о-творец

Кодекс Крови. Книга II

Борзых М.
2. РОС: Кодекс Крови
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Крови. Книга II

Я – Орк. Том 4

Лисицин Евгений
4. Я — Орк
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я – Орк. Том 4

Хозяйка лавандовой долины

Скор Элен
2. Хозяйка своей судьбы
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
6.25
рейтинг книги
Хозяйка лавандовой долины

Разбуди меня

Рам Янка
7. Серьёзные мальчики в форме
Любовные романы:
современные любовные романы
остросюжетные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Разбуди меня

Курсант: назад в СССР 9

Дамиров Рафаэль
9. Курсант
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Курсант: назад в СССР 9