Русское
Шрифт:
«Девица будет помолвлена к Рождеству. К этому времени она сможет выбрать любого из тех, кто ищет ее руки, при условии, что я его одобрю. Сим посланием я соглашаюсь на сватовство обоих сыновей верного боярина моего отца, Игоря. Однако, – сделал князь весьма уместную оговорку, – я не стану рассматривать ни одного искателя ее руки, который не сможет доказать, что у него нет долгов и что его годовой доход составляет не менее тридцати серебряных гривен».
Услышав об этом, Святополк улыбнулся. Его-то доход превосходил пятьдесят гривен, тогда как Иванушкин, возможно, не дотягивал и до двадцати.
Иванушка не сказал ни слова.
Спустя
В воздухе повсюду чувствовалась весна. От земли исходило приятное тепло. Кое-где вишни постепенно покрывались розово-белым цветом, а доскакав до речной переправы, Иван услышал первую в этом году пчелу.
Оказалось, что Щек в этот день уплыл вниз по реке. Поэтому Иванушка велел старосте показать ему все в деревне, ничего не упуская. Основной доход, на который он мог рассчитывать, поступал от налогов, выплачиваемых каждой крестьянской семьей. Треть полагалась князю, а себе он мог оставить остальные две трети, но предстояли ему и расходы – строительные работы в крепости. Действительно, если бы он смог позволить себе нанять работников или купить рабов, то вспахал бы заброшенную землю в этой местности, но на это потребовались бы время и деньги, а у него не было ни того ни другого. Он думал, что, даже если бы ему очень посчастливилось, больше двадцати гривен в этом году он никак не сумел бы скопить.
«Этот смерд, чтоб его, не иначе как надо мной подшутил», – решил он, воротясь к вечеру в крепость. А когда несколько часов спустя явился Щек, он был готов накинуться на него с бранью. Но крестьянин пообещал ему: «Завтра на рассвете мы туда пойдем». И потому он согласился прождать еще одну ночь.
А на следующее утро, пока солнце еще не поднялось высоко над горизонтом, Иванушка открыл для себя тайное сокровище Русского.
Всю весну и лето дел у Иванушки было невпроворот.
Как и обязался, он служил Владимиру, но, поскольку всякий раз, когда Иванушка и Святополк встречались в княжеском тереме, сам воздух в нем начинал казаться тягостным, словно перед грозой; князь часто разрешал Иванушке уехать в Русское надзирать за своим имением, где, по слухам, ходившим при дворе, этого едва ли не юродивого юнца видели на полях идущим за плугом наравне со смердами.
В начале лета князь Владимир отправился на запад – сражаться на стороне поляков против чехов; он намеревался провести несколько месяцев в Богемии и взял с собой Святополка. До Иванушки, оставшегося в Переяславле, доходили вести о храбрости брата на поле брани, но, хотя он и гордился Святополком, все же невольно ощущал легкую досаду. «Боюсь, в глазах девицы я по сравнению с ним предстаю жалким и ничтожным», – признался он матери.
За эти месяцы он редко видел саксонку. Почти все время она проводила со своей госпожой, которая сейчас ждала ребенка.
Однако работы в Русском шли своим чередом.
Все лето господин и смерд обихаживали драгоценный пчелиный лес. Теперь в нем было около тысячи деревьев: сотня дубов и девятьсот сосен. В общей сложности в нем обитало более сотни пчелиных роев, и Щек оставлял роиться примерно одну пчелиную семью из семи.
Кроме того, в Русском был построен прочный амбар для хранения пчелиного воска.
Щек уже нанял двоих охранников для защиты своего бесценного леса,
Иванушка уже убедился, что пчелиный лес обеспечит ему необходимый доход. Но как быть с самой девицей? Сможет ли он завоевать ее сердце?
По правде говоря, он и сам не знал.
При дворе ему неоднократно удавалось перемолвиться с нею несколькими словами, и он думал и даже, судя по ее ласковому взору, был уверен, что пришелся ей по душе. Однако он был вынужден признать, что она очаровала немало поклонников, в том числе Святополка, и все они представляли собой куда более завидную партию, чем он.
– А ты уверен, что хочешь взять ее в жены? – с любопытством спросил однажды Щек. Его всегда удивляло поведение этой знати.
– Еще как!
А почему он был в этом уверен? Он и сам не знал. Выбрал ли он ее только из-за ее волшебной красы? Нет, все было куда сложнее. В ее сияющих голубых глазах читалась доброта, в самой манере ее поведения, в ее осанке, в ее походке, когда она шествовала следом за своей госпожой, ощущалось что-то неуловимое, свидетельствующее о перенесенных страданиях. Именно это его и привлекало. Ему казалось, что он может рассказать всю ее жизнь – жизнь сироты, что отправилась в изгнание вместе со своей изгнанницей-госпожой; судьбу гордой знатной девицы, которой, подобно всем попавшим в зависимость от сильных мира сего, пришлось выучиться смирению. Во время их кратких и редких бесед он почувствовал, что она лучше понимает жизнь со всеми ее сложностями, чем большинство надменных, но оберегаемых своими семьями боярских дочек, которых случалось ему видеть при дворе.
– Да, она – моя суженая, – кивнул он.
Урожай в этом году выдался на славу. Меда собрали куда больше, чем ожидалось. Иванушке был обеспечен немалый доход. За осень ему удалось еще несколько раз перемолвиться с чужеземкой. Однако приближалось Рождество, а он до сих пор не знал, как примет она его сватовство.
И вот, когда наступил решающий день, перед Владимиром Мономахом предстали четверо претендентов на руку благородной саксонки. Двое из них были сыновья Игоря.
Весь двор удивила его несказанная удача.
– Пока его брат сражается, этот молоденький хитрец собирает медок, – заметил какой-то язвительный шутник.
Однако он и вправду выполнил условие князя.
Но более всего придворных удивило решение Эммы: вежливо поблагодарив всех четверых искателей за оказанную честь, она прошептала на ухо князю, что выбирает Иванушку.
– Как знаешь, – ответил князь, и все же, отдавая должное Святополку и его преданности, счел себя обязанным добавить: – Но его старший брат – один из моих храбрейших воинов, а Иванушку многие считают дурачком.
– Сие мне ведомо, – откликнулась она, прибавив с улыбкой: – Однако мне кажется, у него доброе сердце.
Так и случилось, что на следующий день Иван, сын Игоря, и Эмма, дочь саксонского аристократа, обвенчались.
Владимир дал в честь новобрачных роскошный пир, на котором молодым супругам подавали жареного петуха, а когда они удалялись в отведенный им покой, веселые гости осыпали их хмелем. Если Святополк и затаил на брата злобу и по-прежнему злоумышлял против него, то скрывал свои коварные намерения под маской достоинства и невозмутимости.