Русуданиани
Шрифт:
Увидев, что Мазмур-дэв мертв, убежали китайский царь и все его войско. Погнались за ними воины Каиса и начали истреблять. Три дня и три ночи преследовали врагов. Догнал китайского царя Каисар и крикнул ему: «Куда ты уйдешь от меня, царь! Предлагал я тебе вернуться с миром — ты не пожелал. Теперь же пеняй на себя!» Ударил он его мечом и убил.
Рати Каисара вступили в Китай, круша все на своем пути. Явились тамошние жители, поднесли победителям много сокровищ и просили их помиловать. Уплатили они великую дань, чтоб их более не притесняли.
Целый год оставался в том царстве Каис, навел порядок во всем Китае и поручил власть некоему вельможе, одарил его многими чудными подарками, и повернули они назад, веселые, победоносные, в свое царство. Шли много дней и прибыли в престольный город. Каис щедро
В игрищах и пирах шло время. Ежедневно одаривали цари неимущих, пировали и тешились. Еще одного сына даровал господь Каисару, возрадовался он, сорок дней и ночей пировали и веселились при дворе, подобного веселья никогда прежде не бывало. На радостях царь так обогатил всех бедняков, что нищие той страны превосходили вельмож иных стран!
Прошло время. Сказал Каис сам себе: «Я весел и беззаботен, а родители мои пребывают в печали и горести, ибо ничего они обо мне не ведают. Ныне знаю, добра мне ждать нечего, так я виновен перед ними. Как бы мне сделать, чтобы оправдать слова старца-визиря». Перестал Каисар ездить на охоту и посещать пиршества. Дивились все его поведению и печалились.
Однажды собрались вместе оба государя и обе царицы. Обратилась к Каисару его теща с плачем: «О владыка всей страны, царь всех царей! Почему задумчив, свет моих очей и владетель всех стран?! Все царства десницей и мечом твоим повержены. Все цари покорны твоим велениям, и никто не смеет ослушаться твоего приказа. От страха пред тобой дэвы хоронятся на горе Каф [60] , а крокодилы прячутся в море. Кто же непокорен твоим повелениям, что ты так печален?! Мы, двое стариков, радуемся, на тебя глядя. Царь Шерук достиг старости, и я тоже состарилась. Кроме тебя и супруги твоей, у нас никого нет, и мы оба на тебя взираем. Если тебя не видим веселым, на что нам наши глаза, мы своими руками их выколем, на что нам свет в очах? Жена твоя равна солнцу, и детей у тебя пятеро, прекрасных, достойных тебя. Если обиду таишь на супругу или на нас, пусть поразит господь твоих обидчиков! Кто смеет огорчать тебя! Скажи нам, почему ты печален?»
60
Каф — мифическая цепь гор, пристанище дэвов.
Стал Каис на колени, так выслушал высказанное царицей и доложил: «Зачем говоришь это? Нет, ведает бог, я ни на кого не обижен и никто меня не огорчал. Благодаря вам я покорил все эти царства, всех врагов подчинил своей власти. Как же могу я таить на вас обиду? Но вспомнил я своих родителей и по этой причине закручинился. Давно я покинул отчий кров, и бедные мои родители ничего не знают обо мне. Когда я родился, звездочеты предсказали моему отцу: либо от руки наследника сгинет твое царство, либо покорит он все государства. Ныне я, покоривший много царств, пребываю в веселье и утехах, а они, знаю, плачут и печалятся. Кроме меня, у них никого нет. Горе мне, если они умрут, не увидев меня, а я умру, не удостоясь лицезреть их. С тех пор как я ушел от них, не знают они, мертв я или жив. Ныне о том молю я вас, чтобы вы согласились и разрешили мне поехать проведать их, показать им моего старшего сына, сообщить о своих делах. Останусь я там неделю, оставлю у них Карамана, а сам скоро вернусь!»
Заплакали тут все так, как если бы Каис умер. Обнимали Каиса за ноги царь и царица и прекрасная Хорашан, умоляли его не уезжать. Заверял их Каис клятвенно: «Я не уеду навечно, как вы думаете. Если даже вы меня гнать станете, и тогда не уеду! Но позвольте мне ненадолго отправиться на родину. У меня двое стариков-родителей, один я у них на всем свете. Может, они уже умерли от горя. Ныне поеду, сына моего Карамана там поставлю владетелем, а сам вскоре возвращусь».
Поверив клятве, разрешили Каису отправиться в путь, хотя и тяжело было всем с ним расставаться. Как узнал Каис, что дозволено ему ехать, начал снаряжаться в дорогу. Велел он приготовиться и старшему сыну Караману. Взял с собой искусных музыкантов управителя Фаруха.
Когда явился Каис попрощаться, начались плач и стенания такие, горше которых никогда не раздавалось в том царстве. И плакал Каис, клялся, что скоро вернется, утешал и успокаивал их. Наконец простился и ушел в сопровождении управителя царского двора. Пришли они в его дом. Пировали там три дня, как подобало. Щедро одарил его Каис и пошел дальше. Пришли они туда, где были те три сада, и пировали во всех трех. Взял Каис оттуда украшения и семена плодов и цветов. Шли они долго и дошли до того узкого и темного хода, который вел в родной город Каиса. Каис шел в сопровождении многих мастеров и многочисленной свиты. Приказал он срыть ту скалу и выпрямить тот темный путь. Подошли они к дворцу, и Каис послал одного вельможу вестником к своим родителям. Наказал: «Сразу ничего не говори! Войди в город и спроси старого визиря, расскажи ему о моем прибытии, он поведет тебя к царю и сам ему обо всем доложит».
Поехал тот человек, прибыл в город и спросил старого визиря. Указали ему дом визиря. Подошел к воротам гонец и послал слугу с поручением: «Я принес добрые вести, но, пока не увижу самого визиря, никому своих вестей не доложу». Слуга предстал перед своим господином и передал ему слова гонца. Визирь был так обессилен разлукой с Каисаром и чрезмерной печалью царя Карамана, что без помощи не мог встать, так ослабел он от горя, но тут вскочил на ноги, словно двадцатилетний, и воскликнул: «Наконец-то настал день радости для нашего скорбящего сердца!» Выбежал он к воротам с непокрытой головой. Увидел того человека, поцеловал его и попросил: «Расскажи все, что знаешь!» Тот доложил: «Я принес добрую весть. Прибыл сын твоего владыки Каисар, могущественный и возвеличившийся, покоривший все царства».
Как услышал это старый визирь, обнял вестника за ноги, начал их целовать. Рука об руку пошли они к царю. И вошли туда, где сидели царь с царицей, облаченные в траур, посыпая голову золой, и доложил визирь: «Слава творцу, горечь наконец сменилась радостью, в старости господь даровал нам большое утешение и отраду, оправдались мои предсказания, о царь! Явился сын твой Каис, победоносный и могучий. Вот гонец от него, которого привел я к тебе, государь!»
Как выслушали это царь Караман и царица, замерли, не веря своим ушам. Затем вестник сам подтвердил: «Воистину это так — прибыл сын ваш Каис». Вскочили царь с царицей, бросились обнимать его: царь одну ногу обвил руками, царица — другую. Убежал тот в смущении: «Не навлекайте на меня гнев божий!»
Выбежали царь с царицей из дворца, босоногие, с непокрытыми головами, сами не знали, куда шли. Ко всем встречным бросались с мольбой: «Может, видели вы нашего сына Каиса, где он — укажите!»
Явился вестник к Каису, доложил ему, плача: «Каис, царь царей! Босоногие, с непокрытыми головами, идут сюда родители твои. Что же ты сидишь? Я от жалости к ним не мог остаться там». Вскочил Каис и побежал навстречу старикам, за ним следовал его сын Караман. Увидев сына своего Каиса, царица упала без чувств. Царь обнял его за шею и долго плакал.
Приветствовав царя, Каис огляделся и увидел лежавшую без сознания мать. Обнял он ее за шею и поцеловал в грудь. И начал Каис плакать и стенать: «Родительница моя! Я знал, что печалишься ты, и потому отправился сюда и оставил дом мой, что жалел тебя. Ныне, если ты умрешь, на что мне моя жизнь, мои владения или царство?! Я прибыл сюда с сыном своим, чтобы развеять твою печаль, иначе зачем мне было приезжать!»
Как услышала царица эти слова, открыла глаза и немного пришла в себя, обняла сына за шею, поцеловала и вновь надолго потеряла сознание. Давали ей нюхать различные благовония и с трудом привели в себя. Ошеломленно посмотрела вокруг царица и, как увидела сына, стала обнимать его ноги, целовать и казалась лишившейся рассудка. Увидели придворные царицу в таком состоянии, горько все плакали и не чаяли, что останется она живой. Но царица постепенно очнулась и посмотрела на Каиса, а Каис от слез не мог вымолвить ни слова. Приободрившись, сказал он матери: «Почему плачешь ты, мать?! Я ушел от вас один, а вернулся с сыном, который намного лучше меня. Теперь отринь печаль, и будем пировать, чтобы горечь, которую мы до сих пор видели, сполна возместилась весельем!» Тут только заметила царица внука, обняла его, поцеловала, и долго стояли они, не разнимая объятий.