Рузвельт
Шрифт:
— Разрабатываю план, как заарканить себе мистера Я-В-Дрова.
— Он даже не из вашей орды геев. — повторила мои слова она.
— Любая ситуация поправима! — настоял Хайд.
— Правда? — на всякий случай, уточнила я.
— В смысле?
— Мне кажется… Я влюбляюсь в него. — на меня словно снизошло озарение. — Это же поправимо, да?
Я смотрела на расслабленные черты лица спящего Артура, понимая, что у меня очень-очень большие проблемы.
— Ох, медвежонок, — руки друга упали мне на плечи и слабо помассировали.
Он сполз ко мне на ковер,
— Он сломлен, — проговорил друг. — Думаешь, ты сможешь его спасти?
Я смотрела на пальцы, все еще обернутые вокруг моего запястья. На лицо, где еще только недавно читалась чистейшая мука.
Пусть Картеры готовы принять всех одиноких, потерянных, ненормальных и горюющих, мы, к сожалению, всего лишь пристанище. Обезличенные квадратные метры, где нет лекарств, которые могли бы кого-то вылечить.
Мы — музыканты на борту «Титаника». И запасных шлюпок больше не осталось.
И все же. В отличие от Розы я могу подвинуться на этой многострадальной деревяшке, чтобы выделить место утопающему Даунтауну.
— Не знаю, — созналась я. — Но можно хотя бы попытаться?
Глава 11
Тошниловка.
Игра, которую мы с Джулианом придумали давным-давно.
Брат стал выше меня на полголовы ещё в шестом классе. Он взял за привычку хватать меня своими длинными загребущими руками и, отрывая от земли, крутить вокруг своей оси, пока я сквозь смех не заору стоп-слово:
— Тошниловка!
Тогда он останавливался на пару секунд, чтобы отдышаться, а затем начинал крутить в другую сторону, выжидая, когда я наконец закричу. Но я терпела как можно дольше, потому что это была моя самая любимая игра.
Когда на нас обоих лавиной обрушился переходный возраст, мы завязали с играми. Да и со всем остальным тоже. Мы два года вообще не общались, сохраняя отношения не очень дружелюбных соседей по лестничной клетке.
Грустные были времена.
Но теперь, когда все наконец прошло, мы снова на заднем дворе, руки Джулиана ещё крепче, чем несколько лет назад, а я, натренировавшая свой вестибулярный аппарат, держусь уже гораздо дольше, прежде чем завизжать.
— Ты теперь гигант, Джулиан. — сказала я, полу-лежа на траве и глядя на него снизу вверх.
Голова у меня почти перестала кружиться. Я посмотрела на брата и чуть с ума не сошла от его нынешних габаритов.
Брат лишь усмехнулся, глотая воду из-под садового шланга.
Странно даже думать о том, что я его старшая сестра, не то что заявлять об этом вслух. С годами он все больше начал походить на Чарли. Голосом, походкой, а самое главное — размерами. Он теперь может взять меня за шкирку, как новорожденного Симбу, и тащить так целый квартал, вообще не уставая.
— Я серьезно. Мы тебя скоро не прокормим.
— Я не гигант, это просто ты мелкотня. — он направил на меня шланг, окатив холодной водой, а я и бровью не повела.
Только выпустила фонтанчиком струю, которая угодила мне в рот.
Заправив промокшие пряди волос в пучок, я вернулась на залитую солнцем середину заднего двора и опустилась на пустой
Он оделся для вечеринки, поэтому был похож на хиппи из шестидесятых, который заплутал и оторвался от своей коммуны. С банданой на голове, в желтых авиаторских очках и розовой рубашке с картинками фламинго он невозмутимо попивал непонятную жидкость из пластикового стаканчика, пришпоренного коктейльным зонтиком, и листал свой «Космополитен». С его кардинальной смены имиджа прошло уже почти две недели, и розовый цвет почти смылся с волос, задержавшись только на кончиках. Кара каждый день молится, чтобы на этом его эксперименты с внешним видом закончились.
— Ты решила вернуться в выпускной класс бледной поганкой? — спросил Хайд, оглядев мои джинсовые шорты с нашивками и длинную ярко-желтую хлопковую рубашку с орнаментом цветов на нагрудных карманах.
— Я не хочу обгореть.
— Ты даже носки надела! Эти чертовы бездушные чирлидерши в школе точно сожрут тебя на ланч.
Я закатала рукава и завязала на талии болтающиеся края рубашки, подставляя солнцу небольшой участок кожи на талии.
— Счастлив?
— Я помолюсь за тебя, — он вернулся к страницам «Космополитена», который был на порядок интереснее моего явленного миру пупка.
Развалившись на шезлонге, я огляделась вокруг. Видок нашего заднего двора можно было описать только одним словом — непрезентабельный. И уж абсолютно точно непригодный для вечеринки с бассейном, которую мы тут затеяли.
Хотя «вечеринкой» это можно было назвать только с сильной натяжкой.
Повод мы нашли какой-то совершенно дурацкий. Во-первых, аномальная жара в Детройте прожигала кожу почти до волдырей, так что приходилось искать любой способ освежиться. Во-вторых, наши соседи Брайтоны переезжали, что всех несказанно обрадовало. Их семейство, конечно, не подарок, но сколько бы Джек не брюзжал, надо признать — мы всегда мешали Брайтонам больше, чем они нам. Даже со своей психанутой, бешеной псиной.
Празднование проходило довольно-таки тухло.
С музыкальным сопровождением надрывался наш старенький магнитофон, который обычно без дела пылился на холодильнике. Задорная французская песня, которую он из себя выдавливал, придавала эстетики редкой пожухлой траве во дворе, подкосившемуся забору и гвоздю программы — надувному бассейну.
Голубой синтетический монстр глубиной всего в пару футов впечатлил только Китти с Айрис. Вооружившись подводными очками и купальником в горошек, они занялась исследованиями «океана». Конечно, никто не сказал им, что этот «океан» мы с Джулианом вытащили из подвала, где за год успели умереть три крысы, и завелась плесень какого-то странного цвета.
— Вот же сукин сын! — входная дверь дома громко захлопнулась.
Только услышав голос Кары, Хайд тут же отбросил журнал и откинулся на шезлонг, притворившись спящим. Или мертвым. Сложно сказать, он не шевелился и практически не дышал.
Подруга тем временем спустилась с крыльца и решительным шагом направилась в нашу сторону. Ее бикини так блестел и переливался на солнце, что обжигал роговицу глаза.
— Ты можешь в это поверить?! — Кара подвинула мои ноги и уселась на край шезлонга. — Он отвез эту шлюху в Калифорнию!