Рузвельт
Шрифт:
Я закатила глаза.
— Снимай штаны сейчас же!
У Хайда был по-настоящему свирепый вид, который не производил на меня должного впечатления, потому что я морщилась и еле дышала из-за того, что он бедром придавливал мне ребро.
— Мда-а. Даже если бы Патрик тогда застал такую картину, он бы все равно подумал, что ты гей. — раздалось у изножья кровати, где, как оказалось, уже какое-то время стояла Кара.
Хайд не потрудился слезть с меня, вместо этого он вздохнул и устроился у меня на животе поудобнее.
— Я
Кара присела на кровать рядом с моей головой, и мы с интересом уставились на друга во все глаза. Он, конечно же, выжидал театральную паузу — откашлялся, поправил на голове уродскую шляпку.
— В общем… — он снова откашлялся.
Надоедливый манипулятор.
— Ну говори уже! — прикрикнула Кара.
— Это был Адам! — выпалил Хайд.
— Что?! — хором воскликнули мы с Карой.
Я резко приподняла туловище и оказалась нос к носу с другом.
— Да. — уже спокойнее заявил он, укладывая меня обратно спиной на кровать. — Патрик застал меня с Адамом.
— Не Куин? — уточнила я.
— Конечно, не Куин. Она после двух маргарит уехала женить двух лесбиянок в очереди на какой-то рок-концерт в Ван-Бьюрен! (*)
— Адам гей?! — поразилась я.
Шансы на то, что Адам голубой, были примерно такими же, как и на то, что в конце «Кошмара на улице Вязов» Фредди Крюгер окажется послом доброй воли. У меня никак не укладывалось это в голове. Даже Дастин Хоффман с постера «Полуночного ковбоя» у меня над кроватью в шоке приподнял брови.
— Если что, то вы вынудили меня все сказать.
— Никто тебя не вынуждал. — напомнила Кара.
— Он сказал, что убьет меня, всю мою семью и семью тех, кто узнает про это. Так что вывынудили меня, понятно?
— Ты дурень, Хайд.
— А Адам — гей. — ошарашенно констатировала я.
Хайд выцепил у меня из рук подушку и кинул ее мне в лицо. Он набрал в грудь побольше воздуха. А затем с непередаваемым ужасом на лице осмелился на то, чего раньше при мне еще никогда не делал.
Он решил найти в лице Кары соратника.
— Не сиди просто так! Скажи ей, что она идиотка! — молил друг.
— Ты идиотка. — смиловалась Кара.
— И на тебе все еще эти отвратные штаны!
— А на тебе, к слову, премерзкая шляпа, которую ты, скорее всего, стащил с трупа.
— Да, но я-то не собираюсь соблазнять красавчика, который стругает с Мойрой салат этажом ниже!
— Я тоже не собираюсь никого соблазнять!
— Нет, собираешься! Во имя всех нас ты не должна упустить этот шанс. Будь я на твоем месте, ну или знай он хоть строчку из какой-нибудь песни «Спайс Герлз», мы бы с ним уже были уже женаты. Он бы составлял на меня все завещание, а я раздумывал над методом его убийства, потому что чертовски хочу прикарманить его денежки.
— Я не собираюсь убивать его.
— Конечно, нет. Ты же влюбилась в него по уши. — сказал друг.
На это мне было нечего ответить.
Когда разговор зашел в тупик, Хайд рухнул на кровать
— Мы все — часть статистики. Грустной закономерности этого вонючего Мидтауна. Лет через пять у Кары хламидий будет больше, чем извилин в голове, а я буду клеить малолеток в «Тиндере» и в богом забытом баре рассказывать шутки про свой маленький член.
Получив от Кары толчок в бок за упоминание хламидий, Хайд со скрипом продолжил:
— Пойми ты, наконец, что не всем в этой жизни везет, как Джулии Робертс в «Красотке». Мы все поголовно неудачники. Все, кроме тебя. Если твоя задница профукает этот один шанс на миллион, я подвешу тебя на петле, Тэдди.
— Ну ладно, — сдалась я. — Что мне надеть?
Хайд просиял улыбкой самого дьявола.
Двадцатью минутами позже я поняла, почему всю жизнь падала, спотыкалась, билась об углы столов и каждую смену в «Крузе» опрокидывала на себя подносы с пивом. Это была подготовка. Маленькие сражения перед самой настоящей войной.
— Готова, медвежонок? — друг с хлопком опустил руки мне на плечи.
— Нет.
Я стояла перед лестницей в платье. Нет ничего хуже стояния в платье перед лестницей, на которой ты, с высокой долей вероятности, неуклюже навернешься на глазах у всей семьи. На глазах у Даунтауна.
— Ты — приспешник Сатаны, Хайд. — заявила я.
— Не глупи. — ответил он, все еще разминая мне плечи. — Я и есть Сатана. И в угоду мне ты сейчас спустишься вниз по лестнице, как Кейт Мидлтон на званый ужин. И порвешь всем задницы своей элегантностью.
Я схватилась за деревянный поручень и уже было решилась сделать первый шаг вниз.
— Чего тупишь, нос-картошка? — громко хохоча, брат щелкнул меня по вышеупомянутому органу и проскакал через две ступеньки по пролету.
— Иди к черту, Джулиан! — взбесилась я.
Хайд не успел вовремя перехватить меня, так что, ослепленная гневом, я погналась вслед за братом. Все еще гогоча, как злодей из диснеевского мультика, Джулиан бросился в зал, закупоренный перегаром Джека, который без задних ног отрубился на диване. Добравшись до двери, брат выбежал на улицу и обогнув дом крюком ворвался через другой вход в столовую. Неожиданно крутанувшись на месте у обеденного стола, он застал меня врасплох и повалил на пол.
Шесть футов подростковых мускулов и беспощадности. В этот момент я вспомнила, что Картеры всегда играют грязно.
Джулиан начал меня щекотать.
— Отвали, Джулиан! Слезь с меня! — задыхаясь от смеха, молила я.
— Ну что, курноска, сдаешься? — все никак не унимался брат.
В очередной попытке вывернуться я так резко мотнула головой, что задела макушкой кухонную тумбу, на краю которой все это время балансировала пластиковая миска с салатом. Когда мой нос соприкоснулся с оранжевым дном тарелки, Джулиан засмеялся еще громче и спустя пару минут, обессилев, слез с меня, прислонившись спиной к холодильнику, сдвинув на нем пару разноцветных магнитиков.