Рябь
Шрифт:
– Ох! – начинаю я, затем останавливаюсь.
Я пытаюсь пройти мимо него, но он касается моей руки, и я застываю на месте.
– Она не настоящая.
– Что?
– Твоя улыбка. Когда ты смотришь на него. Она не похожа на ту, которой ты улыбалась Стивену.
Я поднимаю на него взгляд, воздух покидает мои легкие.
– Ты так говоришь лишь потому, что она не предназначается тебе.
Он качает головой.
– Не делай этого. Не делайте вид, как будто я единственный, у кого есть чувства.
Я скрещиваю руки.
– Я – с Эриком, а ты –
– Мы с Никки друзья.
Я ненавижу облегчение, которое чувствую из-за его слов.
– Это не имеет значения.
Коул наклоняется ближе.
– Почему? Почему это не имеет значения? Это единственное, что имеет значение.
Я хмурюсь.
– Я не хочу говорить об этом.
– Необычайно прекрасное подведение итогов.
Во мне начинает подниматься гнев.
– Почему ты не оставишь меня в покое?
– Потому что я хотел быть с тобой на протяжении всех этих трех лет, ладно? Вот почему.
Я чувствую себя так, славно он ударил меня в живот.
– Но это было...
– В день, когда я встретил тебя. В доме Сиенны. Мы со Стивеном играли в пинг-понг, а ты и Сиенна пришли с пляжа. Ты подбирала мокрые волосы в хвост, а затем увидела нас, и ты улыбнулась…
– Тогда почему ты не…
– Потому что ты улыбалась ему. И я должен был быть идиотом, чтобы вставать между вами. И поэтому я знаю, то, что ты чувствуешь к Эрику, – ничто по сравнению с тем, что у тебя было к Стивену. И ничто по сравнению с тем, что я чувствую к тебе.
Я смотрю вдаль, часто моргая.
– Если я тебе нравилась так долго, почему же ты ждал до сих пор?
Коул горько улыбается мне.
– Потому что даже когда Стивен был мертв, я не мог соперничать с ним.
Я делаю шаг в сторону от него.
– Мне необходимо вернуться к столу.
И я не жду его ответа.
Насытившись яйцами, беконом, и блинами, мы забираемся обратно в лимузин, чтобы поехать домой. Наша первая остановка у дома Эрика, едва ли в десяти минутах езды от закусочной. Узкая дорога не подходит для лимузина, поэтому он останавливается на середине улицы.
Прежде чем выйти, Эрик поворачивается ко мне.
– Придешь утром? На завтрак дубль два?
Я киваю, краснея, когда он наклоняется и целует меня перед всеми. Ничего не могу поделать, чувствуя на себе взгляд Коула, в то время как сама наблюдаю за выходящим из лимузина Эриком. Мне не нужно смотреть на Коула, чтобы узнать, что за выражение на его лице.
Во время поездки к моему дому в лимузине тихо. К счастью, это занимает лишь несколько минут. Все, на что я способна, выбираясь из лимузина, пробормотать: «Спасибо вам» и «Я прекрасно провела время». Как можно быстрее я захлопываю дверцу, чтобы у меня не было возможности видеть лицо Коула за тонированными стеклами.
Они все думают, что я иду спать. Вместо этого, я пробираюсь в дом, останавливаясь у двери бабушкиной спальни, и долгое время прислушиваюсь к тяжелому
Затем я переодеваюсь и несколько минут спустя завожу свой автомобиль.
Пора плавать.
Глава 27
На следующее утро, я оставляю бабушке записку и еду к дому Эрика, мои волосы все еще мокрые после озера.
Когда он открывает дверь, то, клянусь, наружу валит дым.
– Э-э, я неважный повар, – говорит он, с очаровательной глуповатой ухмылкой. – Не могу утверждать, что еда, которую я тебе приготовил, – съедобная.
Я смеюсь. Он одет в серые штаны и реглан, его волосы немного торчат сзади.
Я улыбаюсь и вдыхаю аромат. Запах вызывает у меня воспоминания о моей маме: она была ужасным поваром, ее мастерство на кухне состояло лишь в приготовлении куриной лапши.
– Я обрежу подгоревшее, – улыбается он.
– Очень щедро с твоей стороны. Первая партия блинов на самом деле не такая уж и плохая. А бекон лишь немного хрустит.
Он вытаскивает закрытую тарелку из микроволновой печи и показывает стопку слегка деформированных блинов.
– Я купил это все, прежде чем узнал, что у нас на ужин будет завтрак. Так что, ну, извини за, ммм, чрезмерность.
– Не переживай. Я могу съесть тонну блинов и все еще хотеть добавки.
Он улыбается.
– Я подумал, что мы могли бы поесть на крыльце. Я уже перенес туда сок и посуду. Осталось взять немного блинов.
Я беру чистую стеклянную тарелку и накладываю на нее три блина. Он ведет меня на заднее крыльцо, по пути захватив небольшое флисовое одеяло. Как только открывается дверь, меня приветствует шум океана. Я сажусь рядом с ним, накрывая одеялом колени.
Со стороны дома солнце окутывает пляж теплым светом. Но мы здесь одни, несмотря на яркую красоту рассвета. На пляже нет ни людей, ни птиц. Как будто этот пляжный домик находится на острове, а не на окраине города.
Я слегка опираюсь на Эрика, и откусываю свой блинчик.
– Они вкуснее, чем выглядят, – говорю я между укусами.
– Спасибо. Я надеялся на это.
Спустя десять минут в молчании, он берет мою пустую тарелку и складывает поверх своей. Затем ставит их на столик рядом с креслом-качалкой. Я подтягиваю свои ноги под себя. Он оставляет свои ноги на земле, раскачивая нас, в то время как обнимает меня рукой. Я вздыхаю, глядя на пляж, откидываюсь на спинку качалки и плотнее укрываю нас двоих одеялом.
Утро кажется необычайно тихим. Ничего не слышно, кроме шелеста камышовой травы и дыхания океана.
– Тебе было весело вчера вечером? – спрашиваю я, прижимаясь головой к его груди.
– Да, – говорит он. – Я мог бы проводить каждую ночь, смотря на тебя в таком коротком платье.
Я смеюсь.
– Так приятно заниматься… нормальными вещами.
– Да, определенно, – говорит он.
Мы снова молчим, и я смотрю на океан. Минуты утекают в прошлое. Волны накатывают и отступают. Птицы опускаются к воде и улетают прочь.