Рябиновая невеста
Шрифт:
Звезда в ладони Олинн ожила, налилась силой и стала расти, шириться, становиться всё ярче и ярче. Она жгла руку Риган, испепеляя её ослепительно-белым светом. Низар начал корчиться в муках, твари взвыли, взвились на дыбы, отпустив свою добычу, и клочья чёрной кожи стали сползать с их рёбер. Всё вокруг смешалось: вой гончих, ярость корчившихся в Риган и Низаре тварей, ветер, гром и молнии, звуки пожара и стон умирающего леса.
А звезда всё росла и росла, дотянулась до менгиров, занимая всю поляну, наливаясь бело-голубым сиянием, таким ярким, что невозможно было смотреть. Она вспыхнула и во все стороны покатились волны голубого света, куда-то далеко, до самого
Олинн стояла и смотрела, как затухает вокруг пламя, как тварь, сидящая в Риган, растворяется и стекает вниз чёрной водой, и там, где стояли воины и Низар, не остаётся ничего, кроме чёрных пятен на земле. Она разжала пальцы и увидела, что красный камень на руке Риган превратился в пепел и рассыпался, и ожерелье на её груди почернело, и стало просто россыпью углей. Риган упала на землю, словно подкошенная. Гончие лопнули, распались на комья грязи, а дальше Олинн уже не видела ничего. Она бросилась туда, где на земле лежал Игвар и опустилась рядом с ним на колени.
–Нет! Нет! Нет! Ты не можешь! — прошептала она, прикладывая ухо к его окровавленной груди.
Твари его не пощадили. И даже в прошлый раз, когда она нашла его на болотах, он не выглядел так ужасно, как сейчас. Она пыталась услышать стук его сердца, но оно не билось.
Глава 38
–Как он? — спросил Гленн, войдя в избушку и посмотрев на Олинн, сидящую возле лежанки Игвара.
–Всё так же, – ответила она тихо.
–Ты бы поспала… Хочешь, я посижу?
–Нет, – Олинн упрямо покачала головой. — Я сама.
Она встала и принялась суетиться, опять что–то готовить, греметь котелками, сосредоточенно растирать травы в ступке, снова и снова меняла повязки, варила отвар, хотя его и так было полно в каждой кружке, и молчала.
Гленн только вздохнул, поставил на стол туесок с голубикой и вышел. Знал, что бесполезно это – уговаривать племянницу. Сколько дней уже она вот так сидит у его постели? Мечется от окна к лежанке, и лечит, лечит, лечит…
Да только ему ведь не лучше.
В тот день, когда они с Олинн потеряли друг друга в овраге, испугавшись огня и дыма, Гленна понесла лошадь. Бежала, не разбирая дороги, и попала ногой в яму. Как он выжил? Наверное, на то была воля Богов. Когда очнулся, то не мог понять, где он. Болела сломанная рука и от дыма, казалось, лёгкие разорвутся, но он увидел свет, который лился откуда–то сверху и пополз к нему. А когда добрался до вершины холма, небо уже разверзлось дождём.
Стихия разметала святилище. Повсюду лежали куски расколотых камней, оплавленные молниями менгиры покосились, а какие–то и вовсе упали. И этим они, наверное, ещё долго будут напоминать балеритам о том, что здесь случилось. Он пытался оттащить Олинн от Игвара, но она будто срослась с ним. Сидела, держа его голову на коленях, словно в каком–то оцепенении и потоки дождя смывали кровь с её рук. А Гленн был уверен, что Игвар мёртв. Да и кто выживет после такого? Он не дышал, и его сердце не билось, но Олинн всё равно не выпускала его руки из своих.
А потом из пелены дождя появился старец — Хранитель святилища. Подошёл к ним, опираясь на палку, с трудом опустился на колени рядом с Олинн и дотронулся до Игвара. Что–то бормотал беззвучно и, наконец, посмотрев на Гленна, произнёс задумчиво:
–Тёмная дева ещё не забрала его. И, может быть, Боги смилостивятся…
Он коснулся плеча Олинн, что–то шепнул, и её глаза снова ожили.
Они кое–как дотащили
Олинн делала мази и отвары, лечила раны на теле, держала Игвара за руку и говорила с ним, как тогда на болотах. Только в этот раз ничего не менялось. Его сердце билось так слабо, что его с трудом можно было услышать.
Пожар потух быстро, но дождь закончился только на следующее утро, смыв всё, что осталось от тварей и гончих. И небо над Ир–нар–Руном стало ясным и таким синим, каким оно бывает только осенью. Гленн обошёл остатки святилища. Там, где упала Риган, не осталось ничего, только большое тёмное пятно и оплавленные камни. Куда она делась? Растворилась под дождём вместе с тварью, что в ней жила?
Хранитель лишь копнул папкой пепел и сказал, что свет Звезды Севера сжёг всех тварей и закрыл им двери в этот мир.
Через два дня в Ир–нар–Рун приехал гонец, и сказал, что король Гидеон умер. И что теперь все разыскивают командора Игвара. Слух о том, что произошло в святилище, уже покатился по Балейре и теперь все найти снова собирались на Янтарный совет. А на вопрос Гленна, что с Хейвудом, гонец лишь усмехнулся и рассказал, что Хейвуд сидит в медвежьей клетке.
Он, как оказалось, за спиной тёти и дяди в последние дни пытался подкупить клан Ивы и Остролиста, которые покинули войска короля. Пользуясь тем, что они затаили на Гидеона обиду, он пообещал, что поможет им отомстить, если они помогут ему занять трон. А как только он станет королём, то сразу женится на одной из их дочерей, а второго найта сделает командором. Видя, как ослаб король за последние дни, он хотел поднять мятеж, но найты просто схватили Хейвуда и посадили в медвежью клетку. Сочли, видимо, его предложение недостаточно интересным. Да и кто захочет, чтобы ими командовал этот коротышка–интриган? Все видели на турнире его «доблесть».
Но теперь, когда не стало Гидеона и Риган, а Хейвуд сидел в клетке, в Балейре наступило безвластие. И это могло плохо закончиться. Гленн вернулся в избушку и долго сидел у постели Игвара, говорил с ним, убеждая вернуться: ведь кто–то должен провести Янтарный совет, кто–то должен решить судьбу Балейры, ведь иначе всё развалится. Найты снова начнут делить землю и власть, и то единство, тот хрупкий мир, о котором Игвар договорился между кланами, нарушится. А потом и северяне не заставят себя ждать. Снова начнутся набеги и балеритов станут продавать в рабство. Он говорил долго…
Но Игвар его не слышал.
Гленн устало вздохнул, взглянул на Олинн, которая монотонна смешивала в ступке какие–то травы, и вышел наружу. Посмотрел на пещеры Ир–нар–Руна и в сердцах подумал, что боги всегда жестоки. Сначала дают надежду, но потом просят за неё непомерную цену.
— Богам всё равно, – услышал он позади себя женский голос и обернулся. — Мы просим — они дают, а уж дальше мы сами должны постараться, чтобы правильно распорядиться их дарами.
Возле треснувшего менгира стояла женщина средних лет. Волосы повязаны платком, поверх длинного платья наброшен клетчатый шерстяной плащ, а из корзинки в её руке торчат пучки каких–то трав. В её лицо было что–то необъяснимо– приятное, как показалось Гленну. Она улыбнулась уголками губ, и он только в этот момент он понял, что смотрит пристально в её глаза. Зелёные глаза. Такая редкость нынче в Балейре.