Рядом с нами
Шрифт:
Это было так подло, так гнусно, что несчастная женщина не выдержала, разрыдалась и выбежала из комнаты. Говорить с Берестовым было уже не о чем, поэтому сразу же после его ухода я отправился в школу, чтобы рассказать директору все, что я узнал о педагоге Берестове. А директор, оказывается, был и без меня прекрасно осведомлен о всех малокрасивых свойствах этого человека.
— Берестов — это какое-то ископаемое, — говорил директор. — Давно прошедшее время. Половина наших учителей не подает ему руки. Старшеклассники называют Бориса Захарыча Борисом Базарычем.
— И этот Базарыч —
— Да, а вы разве считаете нужным освободить его от работы? — удивился директор, — За что? За то, что он разводится с женой?
— Дело не только в том, что Берестов разводится. А как он разводится? Почему? У этого человека не наша мораль.
— Но ведь Берестов преподает у нас не мораль, а алгебру. У него отличные математические способности.
— Так пусть он использует свои способности при подсчете поленьев на дровяном складе, картошки — в овощехранилище, процентов — за бухгалтерским столом. Пусть работает где угодно, только не в школе.
Но спорить с директором было трудно.
— Освободить? — переспросил директор и замотал головой. — Нет, это будет слишком! Разве Берестов растратчик? Развратник?
Создалась странная, нелепая ситуация. В хорошем школьном коллективе завелся человек, чужой нам по духу, привычкам, поведению. Педагоги не подают этому человеку руки, и в то же время его держат в школе.
— Берестова освободить! Но за что?
Да только за одно то, что он гнусный, мерзкий и неисправимый мещанин.
1955 г.
КОГДА ЧЕЛОВЕК В БЕДЕ
У братьев Думиных на двоих одно прозвище: помещики. И дано это прозвище братьям за их образ жизни. Жители села Петрово просыпаются рано. Только начнет светать, а они уже в поле. А братья похрапывают до полудня, а чуть только они откроют очи, как по дому уже слышится команда:
— Приготовить коней!
У каждого из братьев имеется в подвассальном подчинении по стремянному: у Александра Думина — Александр Михалев, у Евгения Думина — Александр Ширшов. Заслышав крик, стремянные устремляются к конюшне. Да не к своей. Своей у братьев нет, а к колхозной.
— Немедленно седлать вороного и саврасую!
— Для кого?
— Для помещиков.
Конюхи ворчат, но седлают.
И вот в будний день, когда добрые люди трудятся кто на прополке, а кто на окучке, в поле неожиданно появляется кавалькада. Помещики — верхами, а стремянные — рядом, на собственном галопе. Куда кавалькада держит путь, зачем — никто не знает. Может, в лес по грибы, а может, на луг погонять зайчишку. Едут братья Думины, не прячась, у всех на виду. Едут мимо рядовых колхозников, бригадиров, секретаря партийного комитета, мимо самого председателя колхоза товарища Горохова.
— Привет Сергею Сергеевичу!
Сергею Сергеевичу хочется взять коней за повод, да и ссадить помещиков на землю. Ну, сами бездельники, дьявол с ними. Но ведь они и лошадей отрывали от работы. И когда?! В самый разгар страды! Сергей Сергеевич кипит от злобы, но на его губах улыбка. Сергей Сергеевич не хочет ссориться с помещиками.
— Ну их. Люди они мстительные.
После
— Приготовить коней!
На этот раз стремянные седлают свежую пару — буланого и чалую с подпалинами — и галопируют вслед за помещиками к клубу. А здесь уже вовсю вальсируют. На помещикам вальс не нравится. Старо. Им больше по душе танцы нервического порядка. Баянист знает про эту слабость и немедленно переключается на фокс с припрыгиванием.
Ни старший Думин, ни младший лично сами никогда не пригласят девушку на танец. И тот и другой выше этого. Братья только подают команду, и к девушкам устремляются их стремянные.
— Скорей к помещику!
— Зачем?
— Танцевать.
Если девушка ослушается, то помещик тут же отдает приказ:
— Прописать!
А это значит, что в тот же вечер после танцев двое верховых и двое пеших подкараулят девушку на темной улице и выпорют ее ремнем.
— Танцуй, когда тебе приказывает помещик!
Одна из девушек пошла с жалобой к районному прокурору. Но братья Думины перехватили ее по дороге и не только выпороли, но и бросили в пруд. Подруги этой девушки побежали к участковому милиционеру Слепцову. А тот только спросил:
— Ну как, утонула ваша подруга?
— Нет, выплыла.
— Вот это плохо. Раз не было утонутия, значит, не было и хулиганства. А за озорство людей не судят.
А хулиганы, пользуясь безнаказанностью, наглели все больше и больше. Они уже глумились не только над девчатами, но и над парнями. Отлупят то одного, то другого. А те от обиды поплачут в одиночку, а дать сдачу боятся.
— С хулиганами лучше не связываться.
В селе Петрово на четырех хулиганов приходится тридцать четыре честных молодых парня. Если бы парни дружно встали один возле другого, этих хулиганов только бы и видели. Но честные молодые парни боялись. И было б кого, а то четверых желторотых юнцов, каждому из которых было по 17 — 18 лет.
Но вот на днях в это село из Москвы приехали шефы. Десять сотрудников Всесоюзного института сырья. И хотя шефы приехали помочь подшефным в сельскохозяйственных работах, к ним сразу же стали поступать жалобы на братьев Думиных. И что ни день, то жалоб больше. А тут как-то в полночь, после нелегкого рабочего дня, в доме, где ночевала женская часть московской бригады, с грохотом и шумом растворилась входная дверь, и в комнату прямо на коне въехал один из стремянных. Девушки в испуге забились под одеяла, а стремянной, указывая нагайкой на Галю Хорькову, сказал:
— Одевайся и выходи на улицу!
— Зачем?
— Гулять с помещиком.
— Да что я, крепостная, что ли? — возмутилась Галя и показала всаднику на дверь. — А ну, вон отсюда!
— Смотри, — пригрозил стремянной. — Пропишем тебе за отказ ремней.
Девушкам было дико слышать такую угрозу. Им, взрослым людям, советским инженерам, техникам, — и вдруг какие-то «мальчишки» грозят поркой! А «мальчишки» не только грозили, они через час снова появились у дома, и теперь уже всей компанией. Братья Думины стучали в двери, высадили окно, и только после того как у девушек в руках оказались палки, хулиганы отступили.