Рыба на мелководье

Чернышёв Герман

– Тю! Да дитятко моё из ума выжило! – как-то раз всплеснула руками кухарка. С тех пор она и звала сына Тьюкс. Разряженные придворные дамы, знатные господа, высокомерные богатеи-болтуны казались ему столь вопиюще нелепыми, что он не нашёл для себя лучшего, чем осыпать их колкостями. Все, правда, думали, или, по крайней мере, хотели думать, что Тьюкс безумен, и ему не место в поместье, но гнать его никто не осмеливался, ведь поколотить безумца за его насмешки – и есть очевиднейшее подтверждение правдивости его слов. После смерти матери Тьюксу позволили остаться в кухонном особняке, но постель его перенесли в винный погреб за бочки, ибо во сне Тьюкс частенько заливался сумасбродным смехом.

Высокая каменная лестница уводила Тьюкса от ворот поместья куда-то вниз, в темноту. По ней могли бы идти восьмеро вряд, но этой ночью один лишь Тьюкс ступал по её ступеням. Он шёл и шёл. В густой озёрной дымке проявлялись полуразвалившиеся крыши невысоких деревянных домиков, но Тьюкс не смотрел на них. "Этот глупец

и вправду повинуется своим подданным. Нельзя здесь оставаться".

У подножия лестницы начиналось озеро Ксо. Поместье отгородилось им от горожан, а сзади укрывалось за высокой каменной стеной, сложенной из крупных булыжников, в основном красновато-коричневых и тёмно-зелёных. Переплывать озеро разрешалось только на специальных гостевых лодках, но значимость большинства законов была утеряна вместе с королём Ойаем, потому взволнованный люд использовал собственные лодки для того, чтобы из недели в неделю посещать особняк его ясности. Да Тьюкс и не намеревался возвращаться сюда, потому он взял одну из лодок пирующей стражи, что были привязаны к давно забытому причалу. Тьюкс изредка поглядывал на покосившиеся деревянные хибарки, но большую часть времени он всматривался в темнеющую недружелюбную гладь воды. Когда-то он видел озеро Ксо из окон кухонного особняка, но это было так давно, что Тьюкс уже и забыл, как оно выглядит. А приятный ненавязчивый аромат рыбы и плесени, доносящийся некогда с озера вблизи был столь отвратительным, что Тьюкс еле сдерживал приступы рвоты. У противоположного от поместья берега, заросшего высокой и кое-где примятой травой, в воде плавали кучки каких-то старых тряпок.

Ступив на городской берег, Тьюкс даже не подумал вытаскивать лодку из воды, всё равно стража рано или поздно её заметит. Пока Тьюкс волнительно ковылял по городской дороге, он усмотрел, что дверные проёмы завешаны грязными полотнами. Тьюкс не знал уединения и искренне удивлялся тому, что другие люди ищут его. В погреб заглядывали все кто ни попадя, тыча пальцами в спящего безумца, нарушая его и без того неспокойный сон. Но вскоре он начал понимать переживания горожан. Стоило ему отойти от воды, всюду стали вспыхивать какие-то красные точки. Ночи, проведённые в погребе, отточили его некогда слабое зрение. Теперь Тьюкс отчётливо видел даже в полумраке, но не сказать, чтобы он этому порадовался. Вдруг Тьюкс споткнулся и покатился на землю. "Что же валяется прямо посреди дороги?" Но он сильно пожалел о том, что обернулся. Вокруг лежали, прислонившись к стенам, какие-то люди, их глаза пугали Тьюкса. Некоторые были давно мертвы, но никто и не думал уносить тела. Тьюкс на мгновение вспомнил тряпьё плавающее в воде. "Неужели они сбрасывают умерших в озеро?" Одетые в подранные рубища дети с такими же глазами прятались в объятиях матерей. Тьюкс не произнёс ни слова, весь путь его сопровождали злые взгляды тусклых глазниц, навеивающие дурные чувства.

Тьюкс переночевал под изгородью какого-то ночлежного домика. Он промок и продрог, а утро было неприветливым, и на миг Тьюкс пожалел о том, что оставил уютный королевский погреб, вряд ли ему удастся снова туда вернуться. При свете дня улицы города выглядели ещё ужаснее. Люди дрожали и нервно косились на выродков, но все хранили страшное молчание. Жители переступали через умерших, испуганные дети плакали не переставая. Тьюкс подумал, что, может, и не врал Гегес по поводу нынешнего положения вещей. Вчерашний подслушанный разговор, а Тьюкс именно что подслушал, до сих пор был для него всего лишь глупой выдумкой. Теперь же рассказ Гегеса не выглядел таким уж сомнительным, но когда ещё его ясность предпримет какие-никакие меры. "Неужто выродки пришли в королевство так давно? Неужели народ действительно уживался с этими созданиями десятки лет? Как можно растить детей в таком месте, среди мертвецов, что лежат прямо у всех на виду?" На подбородок Тьюкса села жирная противная белая муха. От неё исходила невыносимая вонь. В Таргерте этих мух называли сыростными, но Тьюкс не знал об этом. Как существо таких размеров способно источать такой сильный и отвратный запах, он не понимал, но и запаха не мог вспомнить. Тот был слишком едким, чтобы различить его среди других, но на помои не был похож. Тьюкс ударил себя по подбородку. Из раздавленной мухи брызнула густая белая жидкость. Проходившая рядом женщина зажала нос и всхлипнула. Измазанный липкой гадостью Тьюкс принялся вытирать лицо, бранясь и отплёвываясь, но тут же в удивлении остановился, заметив, как по городской дороге тянется какая-то процессия. Дюжина придворных стражей кряхтела под тяжестью покрытых ковром деревянных носилок. Десять городских стражников окружали их. На носилках стоял высокий человек в благородных коричневато-зелёных одеждах. В его руках был свёрнутый в трубку лист пожелтелой бумаги.

Когда за носилками увязалось достаточное количество жителей, человек громко возгласил:

– Жители Таргерта! Жители Ксо! Слушайте! Слушайте и внемлите зову и закону! Его ясность почтенный и достопочтенный господин Ойтеш, королевский заместитель, сказал мне, а я, глашатай его ясности господина Ойтеша, говорю это вам. Таргерт подвергся заселению гнусными выродками, которых все мы, жители Таргерта, ненавидим. По воле его ясности господина Ойтеша, в ближайшее время эта нечисть будет изгнана из нашего чистого города, а впоследствии и из всего Таргерта. За эту достойную работу любезно взялись специалисты. Они именуют себя вайчерами и вскоре прибудут. В их власти прибегнуть к любым способам и средствам для воплощения долгожданной миссии. Те, кто желает присоединиться к специалистам и содействовать вайчерам по необходимости, будут вознаграждены достойной платой в размере двадцати медных монет каждую неделю каждого месяца, если потребуется.

Раздались одобрительные возгласы, и вскоре все подняли невообразимый восторженный крик.

– Да здравствует его ясность! Долой выродков! Смерть выродкам! – кричали люди, а глашатай продолжал.

– К тому же в закон короля Ойая о запрете белого цвета его ясностью господином Ойтешем была внесена оговорка. Теперь и отныне белый цвет позволительно носить в том случае, если вы являетесь специалистом-вайчером, или оказываете содействие им. Белый цвет будет позволителен в качестве отличительного знака в облачениях специалистов по выродкам. Стать таковым может любой желающий, будь то женщина или мужчина любого возраста.

"Какой идиот поведётся на двадцать монет такой ценой, пусть и каждую неделю?" – подумал Тьюкс, но каково же было его изумление, когда он увидел длинную очередь людей, образовавшуюся почти сразу после оглашения условий сделки. Их действительно прельстила должность с незамысловатым названием. В очередь пролезали даже дети, некоторые из них не достигли и десятилетнего возраста.

Когда все, кто хотел, написали свои имена в предоставленном "списке специалистов по выродкам", глашатай скрутил бумагу в трубку и жестом приказал развернуть носилки, после чего стража унесла его прочь. А Тьюкс долго ещё смотрел на список глашатая, пока и его острое зрение не потеряло из виду пожелтевший клочок. Толпа начала расходиться, потому и Тьюкс, разузнав, где тут можно найти постель и очаг, двинулся в сторону постоялого двора "Стухшая пища".

Тьюкс сразу поинтересовался у хозяина "Стухшей пищи", нет ли какой работы. Немолодой мужчина с недовольным взглядом и в жирном фартуке показал на вилы, что стояли в углу. На заднем дворе трактира была такая разруха, что Тьюкс усомнился в том, что ему по силам эта работёнка. Но сухая трава, ветки и оторванные полусгнившие доски убирались сами собой, и к концу дня Тьюкс заработал достаточно денег, чтобы вкупе с его сбережениями у него хватило на ночь в погребе, на этот раз без винных бочонков, и неплотный ужин. Еду Тьюксу подавала молодая девушка, слегка грубоватая, сказывалось воспитание трактирщика, растившего дочь в одиночку. У неё Тьюкс повыспросил, почему постоялый двор называется "Стухшая пища", и Морни рассказала, что её отец, недолюбливающий заезжих незнакомцев, таким образом отпугивает нежелательных клиентов. Тогда как захожие посетители "Стухшей пищи", конечно же, знали о тамошнем уюте. А там было не иначе как уютно. Даже погреб в "Стухшей пище" можно было счесть за обычную сухую и ухоженную кладовую. Хозяина с надменным и строгим лицом звали Хью. В сущности он был добр ко всем своим постояльцам, вне зависимости от потраченных ими денег. Жил Хью безбедно, но никогда не хвалился своим состоянием, тем более не давал Морни хвалиться им.

В городе Ксо, было, собственно, ещё одно озеро – Глубокое, рядом с ним и обосновалась большая часть жителей. Там же и была построена "Стухшая пища", предназначавшаяся исключительно для простого народа, богатеев там не жаловали. Озёрная вода вплотную подходила к гладким и скользким городским стенам, по которым нельзя было взобраться с внутренней стороны, потому покинуть город представлялось возможным лишь на лодках. А с внешней стороны Глубокого Озера никто не жил, кроме, пожалуй, выродков. Там их было значительно больше, с их появлением многие местные жители перестали даже ненадолго отлучаться из города, в силу того что попросту боялись приближаться к выродкам, поджидающим на другом конце берега у самых Южных Ворот. Вынужденные пребывать в своём промозглом закутке люди ловили рыбу, пили озёрную воду, что, кстати говоря, и могло являться причиной их бесчисленных болезней. Но многие привыкли к этому, и всё, что им требовалось для процветания – изредка выказывать недовольство тем, из поместья, что не бедствовали, ведь там были вторые Северные Ворота, доступные лишь знатному сословью. Через них и проезжали крытые повозки, доверху заполненные разной снедью, одеждой и другими нужными товарами, толика которых иногда доходила и до простонародья, когда то делалось чересчур назойливым.

Но в "Стухшей пище" собирались самые что ни на есть благодушные и неприхотливые люди. Они довольствовались тем, что подносил им трактирщик, их радовала и рыба, которую им случалось вылавливать. На постоялом дворе не бывало выродков, и то ладно. Да и Тьюкса устраивала несложная работёнка, за которую Хью платил неплохие деньги. Восемь дней Тьюкс прожил в "Стухшей пище", можно было подумать, он и позабыл о "списке специалистов по выродкам", о котором поначалу так часто размышлял. Когда очередная неделя близилась к завершению, Тьюкс, за ним такое водилось, принимался слоняться по округе, разглядывая рыбацкие домики и их хозяев. Вот и сегодняшним вечером он неторопливо прохаживался вдоль Глубокого Озера, как внезапно суетливую болтовню снующих горожанок внезапно прорезали громогласные слова глашатая его ясности господина Ойтеша.