Рыба на мелководье
Шрифт:
– Что значит это твоё "нас"? – проныл Вайтеш.
– Неужели ты думаешь, что эти безумцы не припомнят твою мордашку, если ты вернёшься обратно?
Она была права, Вайтеш понимал это, но ему так не хотелось оставлять свою тихую зашторенную спальню.
– Поэтому теперь ты без затруднений можешь посодействовать мне в поисках моего отца, – спокойно договорила девушка. Вайтеш нехотя поднялся.
– Что ж, значит, теперь мы одни?
– Да, – спокойно произнесла девушка, будто бы это подразумевалось с самого начала.
Глава 7. Сорняки и вишни
Этим вечером Тнайт ужинал в "Рыбе на мелководье". Мастер Ротерби не одобрял это место, но не оттого, что там вечно творилась неугомонная суета, а оттого что недолюбливал рыбу. При упоминании Тнайтом этих скользких мокрых существ Ротерби
В этот вечер все обсуждали сразу две поразительные новости, и, разумеется, и Тнайт отнёсся к ним не без любопытства. Одни обсуждали, что в Таргерт прибыли какие-то вайчеры, нанятые почтенным и достопочтенным господином Ойтешем, и скоро выродкам будет несладко, а кое-кто наперебой твердил про несвоевременную кончину дочери Сайласа. Тнайт обомлел, когда услышал, что безжалостный убийца Сьюсианны – не кто иной как Вайтеш. Так хорошо знакомый ему сапожник Вайтеш. Вайтеш, который так нередко навещал мастера Ротерби в его вишнёвом саду и приветливо болтал с ним. "Глупость какая-то", – подумал Тнайт. – "Старина Вайтеш не пошёл бы на такое". Но вперемешку с Вайтешем пьянчужки толковали и о загадочной незнакомке в белом, что спасла того от заслуженного наказания. Сразу после этого Тнайт услышал, что по приказу его ясности королевского заместителя белое было разрешено как отличительная особенность облачений специалистов по выродкам. Тнайт совсем запутался. "Если белое теперь можно носить слугам его ясности, а незнакомка, носившая тот же цвет, спасла повинного в столь ужасном преступлении Вайтеша от гибели, получается, господин Ойтеш нечист на руку?"
Тнайт захотел поскорее рассказать обо всём услышанном мастеру Ротерби. Скоренько дожевав содержимое миски, Тнайт осушил кружку с вином и отправился в вишнёвый сад. Время было позднее, но этот разговор не терпел отлагательств, и ещё в пути Тнайт смирился с недовольством мастера Ротерби, которое ему, без сомнений, придётся выслушать. Так он думал, когда забежал в сад через покосившуюся калитку, но в доме Ротерби самого Ротерби не оказалось. В окнах не горел свет, хотя обычно в такой час садовод ещё бодрствовал. Тнайт ясно помнил это. Однажды он получил нагоняй за то, что наведался к Ротерби после полуночи, но даже тогда тот не спал. Тнайт постучался в дверь, даже подёргал за круглую железную ручку, но ответа не допросился.
– Мастер Ротерби, – окрикнул Тнайт. Всё та же тишина, даже вишни не шуршали голыми ветками, как делали это обычно, и ветер словно покинул сад вместе с отшельником. Тнайт не знал, где ещё можно поискать. Никогда прежде мастер Ротерби не отлучался из сада, к тому же ночью. Подмастерье совсем заволновался, когда окончательно убедился, что некогда гостеприимный домик пуст. Тнайт уселся на пороге и стал ждать возвращения отшельника, но тот не появлялся много дольше, чем предполагал подмастерье. Тнайт принялся похрапывать, прислонившись спиной к двери, и так проспал до утра. Его разбудил промозглый вой ветра. Тнайт поёжился и обнял себя за плечи. Заспанным взглядом он ещё раз осмотрел сад. Ничего не изменилось, да и если бы Ротерби вернулся ночью, он бы разбудил Тнайта. Глупо было полагать, что Ротерби влез в собственный дом через окно, не желая прерывать сон подмастерья. Без сомнений, Тнайт был бы глубоко польщен таким поступком отшельника, но он понимал, что это не очень-то вероятно. Скорее, мастер Ротерби разбудил бы его, неучтиво встряхнув за куртку, ведь он загородил хозяину дома проход в собственное жилище. На всякий случай Тнайт ещё раз постучал в дверь и, когда уже было собирался уходить, заметил на стене возле окна какую-то записку. Тнайт сразу подумал, что это послание для него, взял в руки исписанный влажный листок и прочитал:
"Дорогой Тнайт, я вынужден отлучиться. Ещё точно не знаю надолго ли, но с уверенностью могу сказать, что надолго. У меня появились срочные дела, поэтому за моим садом придётся приглядывать тебе. Не забывай ухаживать за вишнями. И помни, сорняки сами себя не выдернут из земли. Не забывай выкапывать корни и не утруждайся отдыхать, когда тебе заблагорассудится. Ключ от двери лежит под самой прекрасной вишней в саду".
"Какая же вишня тут самая прекрасная?" – раздражённо спросил Тнайт сам себя. – "Их же так много, почему нельзя было спрятать ключ в другом месте? Мало того, что этот мастер Ротерби лишил меня отдыха на неопределённое время, так ещё и загадывает какие-то глупые загадки". Тнайт обошёл весь сад, заглянул под каждую молодую и гладкую вишню. Наконец, он выбился из сил и разозлился.
– Да где эта вишня? – возмутился Тнайт вслух, и тут его взгляд упал на старое скорченное деревце, растущее в самом дальнем закутке сада. Оно заросло сорняками так, что Тнайт даже не посмотрел на него. "Думаю, один мастер Ротерби видит прекрасное в старости", – заключил Тнайт и подошёл к дереву. У торчавших из земли высохших корней он обнаружил увесистый ключ.
В доме Тнайт не заметил ничего странного. Старые накидки висели на стене, дожидаясь хозяина. На многочисленных полочках стояли разного размера стеклянные и глиняные сосуды. Тнайт заглянул в один из них, внутри была красноватая пахучая смесь. "Вишнёвый табак", – догадался Тнайт. Он часто видел, как мастер Ротерби подолгу любовался садом с белой витиеватой трубочкой в руках. Табак пах превосходно. Рядом в небольшом открытом шкафчике Тнайт углядел вполне привычную трубку. Он набил её вишнёвой смесью и закурил, выйдя на порог, по-хозяйски осматривая сад. Тнайт представил, что это он вишнёвый отшельник, живёт тут всю жизнь, заботиться о травах и деревьях. Но от этого ему сделалось невыносимо тоскливо. "Как же мастер Ротерби уживается в полном одиночестве?" Тнайт вытряхнул трубку, и недовольный отсутствием старинного друга прохладный ветер унёс прогоревшие толчёные листья вишни вслед за недавно опавшими.
Перед большим камином стояло тёмно-красное кресло. Тнайт не осмелился занять место мастера Ротерби, но всё равно подошёл поближе. Отшельник частенько усаживался возле огня и что-то разглядывал, но Тнайт никогда не задумывался, что именно. Раньше ему казалось, что Ротерби просто смотрит на тлеющие поленья и угли. Тут Тнайт заметил на стене слева от камина холст бумаги, смотреть на него было гораздо удобнее именно из кресла. Тнайт приблизился и понял, что это карта королевства. Очень подробная и точная, насколько подмастерье мог судить. Вот мрачный и нерадушный Дуодроуд. Рядом Ротерби себялюбиво отметил и свой вишнёвый сад. Долгий Вечерний Тракт петлял по карте мимо всех двенадцати озёр. Глубокое озеро и озеро Ксо, обнесённые стенами, находились в самой середине. Жители Таргерта возводили дома всегда вблизи воды. Город Ксо был построен сразу возле двух озёр. Всего их была дюжина, а городов одиннадцать. По озеру на каждый, и два на королевский.
Тнайт прожил в доме отшельника больше недели, работая в саду и выпалывая сорняки, что так и норовили вылезать именно возле тех вишен, что приносили больше всего ягод. Впрочем, Тнайт всё равно не мог отделаться от навязчивого желания вернуться в город. Однажды утром после неспокойной и холодной ночи, проведённой им возле огня закутанным в шерстяное покрывальце, пропахшее дымом, Тнайт надумал всё-таки сходить в Дуодроуд. "За день сорняки не успеют заполонить весь сад, да если и успеют, мне нужен отдых".
Пройдя подлесок, Тнайт увидел у ворот Дуодроуда странного вида повозки со спиральными крышами, обтянутыми молочно-белыми тканями. Возле них сновали люди. Тнайт вспомнил трактирные разговоры о вайчерах. Должно быть, это были они. Вайчеры довольно грубо складывали в повозки какие-то шевелящиеся мешки. Рядом столпились люди, глазея и перешёптываясь. Из-за стен доносились жалобные вздохи и выкрики, сливаясь в невероятно тоскливый гул, словно весь город разом заныл и зарыдал. Дуодроуд окрасился белым, специалистов по выродкам было почти столько же, сколько и самих выродков. Это были дети, женщины, их было куда больше, чем мужчин. В их руках полыхали булавы, раз от раза опускаясь на ненавистных соседей, обжигая искрами тусклые тёмно-коричневые белки глаз. Откуда-то рядом с Тнайтом взялась полоумная старуха Сара. Она воздевала скорченные морщинистые руки к небу и восклицала скрежещущим голоском: