Рыбья Кровь и княжна
Шрифт:
У Дарника возникло сомнение, стоит ли вообще пробираться к рыбачьей лодке, не хотелось снова увидеть этот алчный блеск в глазах оставшихся арсов. Он даже подумал, а не попробовать ли ему переплыть Сурожское море самостоятельно, нанять другое судно и переплыть. Телохранители вряд ли осмелятся без него возвращаться, убьют рыбака с сыновьями и отправятся в Корчев наниматься в охранники. Интересно было узнать, чего он сам стоит в рискованном пути без привычного войска и телохранителей. Даже развлек себя предположением, как сможет попасть со своим золотом в Херсонес и зажить там совсем не войсковой жизнью. Найдет хорошенький домик с садом, обзаведется наложницей, купит трех-четырех мальчишек-словен и будет их обучать всему, что знает. Про свою настоящую жизнь скроет, зато как красиво зазвучит: «Был на свете такой князь Дарник, который делал то-то и то-то…» А потом на городском торжище кто-нибудь его опознает, возможно, даже осудят на смерть, зато с каким восторгом будут потом рассказывать выросшие мальчишки его истинное жизнеописание своим детям и внукам! Наверно, это и есть настоящее малое бессмертие, когда сто — двести лет кто-то будет вспоминать о твоих поступках как о чем-то совершенно недавнем, думал Дарник.
Потешив себя подобными фантазиями, он закопал в песок взятые у арсов вещи, взвалил на плечо сундучок и пошел дальше вдоль берега моря. Солнце еще как следует не пригрело, а князь уже нашел свою рыбачью лодку. Там, понятно, даже тавры были в крайнем беспокойстве. Рассказ Дарника о схватке с городской стражей не вызвал недоверия: огромный синяк на левом предплечье и сильная царапина на спине от падения на острый сучок убедительно о том свидетельствовали. Удивлялись лишь, как удалось сохранить в целости сам сундучок.
— Темно было, вот стражники и не заметили, — пояснил Дарник.
На ближайшем дворище купили продукты, оба бочонка наполнили свежей водой, и путники-добытчики пустились в обратное плавание. Оно заняло больше недели. Из-за сильного волнения на море плыли вдоль берега, вдвое увеличив себе расстояние. Рыбья Кровь всю дорогу зорко приглядывался и прислушивался к оставшимся арсам, даже спал в четверть глаза — ни малейшего сомнения в надежности телохранителей не появилось. Зато князь с изумлением обнаружил, что безумие золота стало скрести его самого, беспрестанно возникали мысли, как обезопасить сам сундучок, как скрыть ото всех полное количество в нем монет, как дольше их вообще оттуда не доставать и не тратить.
По мере приближения к Новолипову в голову князя вклинивались и другие неприятные мысли: а не собрали ли тарначи большое войско? А не понес ли Корней слишком большие потери? А нет ли плохих вестей из Ракитника?
Когда казалось, что вот-вот, и они будут дома, наперерез их лодке вылетели два небольших суденышка с полудюжиной гребцов в каждом. Это была бы самая ехидная насмешка судьбы, если бы вот сейчас его, липовского князя и хазарского визиря, захватили в плен какие-либо местные пираты. А из достойного оружия на всю рыбацкую лодку имелось лишь два лука, по пять клевцов и сулиц, не считая рыбачьих острог и топоров. К глубокому облегчению путешественников, это оказались свои липовцы. Предусмотрительный Кривонос, оставшийся за воеводу-наместника, рассудил, что без собственной флотилии существовать невозможно, и реквизировал у тавров два суденышка.
— Все ли хорошо? — спросил Дарник у вожака липовцев, чуть стихли шумные приветствия.
— Еще лучше, чем хорошо, — загадочно улыбнулся тот.
Князь хотел, разозлиться на эту его вольность и не сумел, слишком рад был, что опасное плавание закончилось. Так и шли к берегу борт о борт, говоря о мелочах.
— Корней привез полсотни домов, а из Ургана первый ромейский караван прибыл, — успел сообщить вожак.
Ага, значит, это еще не главные радости, понял Рыбья Кровь.
На берег его вышла встречать толпа хазаро-словен. И тоже на многих лицах проскальзывали лукавые улыбки. Неужели Всеслава приехала? — похолодел Дарник.
Всеми хитрыми ужимками и недомолвками, естественно, управлял Корней.
— Вон за тем сундучком лучше присматривай, — строго сказал ему Дарник.
— Да никуда это поганое золото не денется, — отвечал хорунжий. — Ты лучше сюда посмотри.
Дарник посмотрел. В десяти шагах от него в расступившейся толпе стояла Зорька, держа за руку двоих пятилетних мальчишек. Что это еще за мальчишки? — едва не сорвалось с уст князя, прежде чем он сообразил, что это его сыновья: тот, что поживей, сын Черны Смуга, тот, что позастенчивей, следовательно, сын Зорьки Тур.
Зорька была хороша, два года назад выглядела обычной немолодой уже женщиной, а сейчас будто на пять лет помолодела, постройнела и обрела вид не стряпухи-наложницы, а настоящей княжеской жены.
— Поцелуйте отца, — сказала Зорька мальчишкам.
Те, дичась, нерешительно двинулись к Дарнику. А князь, уже сам, забыв о своем высоком достоинстве, бросился к ним и всех троих сграбастал в одну охапку.
— А Черна где? — спросил, с наслаждением вдыхая их мгновенно ставшие родными запахи.
— Сына отдала, а сама осталась, — шепнула Зорька.
— Как хорошо, что вы приехали!
— А разве не ты сам посылал за нами?
— Сам, конечно, сам! — Дарник всеми силами пытался остановить счастливую улыбку на своем лице, но она его не слушалась, а расползалась, негодная, все шире и шире…
10
Прошло два года. Князь Дарник достиг всего, о чем мог грезить в самых смелых своих мечтах. Несмотря на то что он больше не участвовал ни в одном значительном сражении, его слава первого словенско-хазарского воителя лишь упрочилась. Соединяя и разъединяя хазарские полки, он регулярно перемещался по всей Таврической степи и Дикому Полю, наводя везде должный порядок одним своим появлением. Его воины не ведали однообразия: необременительная ленивая служба в укреплениях регулярно сменялась для них изнурительными походами, а тяжелые боевые игрища вполне замещали настоящие ратные подвиги.
Привезенный из Корчева сундучок золота влил свежую кровь во все вены и артерии дарникского войска. Накупив на тысячу солидов в ромейском Ургане зеркальц, шелковых лент и бисера, Дарник привез их в орду и выменял там эти безделицы на восемьдесят возов выделанных кож и войлока, и сердца хазарок, а следовательно, и их мужей окончательно пали к его ногам, заодно был запущен маховик больших товарных сделок. Дальше — больше, регулярные походы за бревнами в гребенские земли сильно подорвали торговый путь из Сурожского Ургана через Гребень на Корояк. Ему быстро нашлась достойная замена: через Новолипов на Айдар и Корояк. Тут Дарник, так же как в Липове и Ракитнике, использовал войсковые передвижения в качестве сопровождения торговых караванов. Только теперь караваны шли уже не раз в две недели, а раз в два дня. Возле дневок и ночевок войск и караванов тут же вырастали селища и городища, которые неплохо наживались за счет купцов. Князь даже не назначал пошлины за проход по своим владениям, хватало податей, которыми он обкладывал обслуживающих купцов смердов.
Эти хитрости не остались незамеченными заинтересованными людьми. У Дарника к двум прежним титулам липовского князя и хазарского визиря добавился третий: Повелитель Дорог. Из Гребня приезжали несколько посольств, пытаясь договориться с ним.
— Зачем разоряешь наши городища? Зачем говоришь неправду о князе Алёкме? Зачем уничтожаешь наш торговый путь?
— Я поклялся на мече перед каганом Власом, что не стану проливать гребенской крови. И стараюсь это выполнять, — учтиво отвечал послам Рыбья Кровь. — Но половина сгоревшего Липова призывает меня к справедливости. Увы, для справедливости нужно большое войско, и оно дорого мне стоит, поэтому не обессудьте, если моя вира Гребню будет увеличиваться и дальше.