Рыбья кровь

Таганов Евгений

Быстрян шутливо посоветовал ему со всех ополченцев брать отдельную плату, зачем, мол, даром учить их для чужих ватаг. Как обычно, выслушав его, Маланкин сын поступил по-своему: приставил к ополченцам в качестве учителей всех своих бойников. И опять угодил в яблочко – уча других, учусь сам: ватажникам их новое положение пришлось по душе, и то, что еще вчера им было в тягость, вдруг предстало совсем иначе, когда они сами принялись распоряжаться собственными учениками. Дарнику оставалось лишь наблюдать со стороны и время от времени поправлять зарвавшихся «учителей».

Поход в Ивицу заставил его многое переосмыслить. Никто не ожидал от Стержака и его помощников большой личной доблести,

важнее было услышать от них мудрое распоряжение или точное предвидение намерений противника или, на худой конец, хорошее ободряющее слово, придающее дополнительные силы. Значит, то же самое требуется и от него для своих ватажников. И если он собирается быть хорошим вожаком, то должен сам поменьше вступать в единоборства, а больше действовать доходчивой убедительной речью.

Понаблюдав, как разговаривают со своими ратниками другие вожаки, он перенял от них манеру покрикивать на подчиненных и делать язвительные замечания и вместо прежнего всегда ровного тона стал приучать себя к тону изменчивому – то ласковому, то сердитому, чтобы кроме смысла самих слов ватажники всегда чутко вслушивались в сам голос и могли за спиной вожака сколько угодно судачить, что такое его могло рассердить или обрадовать.

Полученный опыт в виде выскакивающих из тумана конных и пеших воинов изменил и его представление о ратном сражении: оказывается, можно не только чинно выстраиваться друг перед другом и дожидаться, пока достроится противник, но и нападать без соблюдения какого-либо ритуала. И большая часть боевых упражнений на Гусином Поле отныне была направлена именно на быстроту действий: раз – и прямая линия щитников выгибается в полукольцо, два – один ряд превращается в два, три – первый ряд встает на одно колено и упирает копья в землю, четыре – щитники разворачиваются боком, и из-за их спин выскакивают на вылазку лучники с мечами и топорами, пять – лучники, прекратив рукопашную, возвращаются под защиту щитов. Большое количество новичков только способствовало этим придумкам Дарника. Никто из ватажников не возражал, бой у Ивицы убедительно показал пользу приобретенных навыков, да и собственное послушание в присутствии еще более безропотных ополченцев выглядело как завидное знание тайн воинского мастерства.

Перемены коснулись и вооружения. Для щитников лепестковые копья оказались не нужны, их сменили обыкновенные пики увеличенной длины. Лучникам в тяжелых доспехах было не очень сподручно, и они сменили их на легкие безрукавки со вшитыми стальными пластинами. Обретение своей маленькой конной группы заставило задуматься и об ее снаряжении. Прямоугольный щит с острыми углами мог ранить коня, поэтому был выбран небольшой щит овальной формы. А привычная безрукавка была превращена в целый кафтан, полы которого со вшитыми стальными пластинами закрывали бедра и голени всадника.

Наладив на Гусином Поле нужный порядок, Дарник все чаще оставлял командовать вместо себя Быстряна, а сам приступил к осуществлению своей бежецкой мечты о боевой колеснице. Была куплена двухколесная повозка с большими тяжелыми колесами, по весу равная обыкновенной телеге. В Корояке на многих повозках уже применялись колеса не из сплошных досок, а с прочными дубовыми спицами. Одному из тележников Дарник заказал сделать два таких колеса в человеческий рост. Тележник слегка удивился, но сделал. Двуколка, став в два раза легче, сразу приобрела нужную подвижность и разворотливость. С двумя хорошими упряжными лошадьми она мало уступала в скорости скачущему всаднику.

Первые испытания колесницы на Гусином Поле выявили ее сильные и слабые стороны. Да, стоя на ее дощатом настиле, два лучника возвышались над самым высоким всадником и могли вести гораздо более прицельную и быструю стрельбу, чем

конный лучник, но и сами представляли собой прекрасную мишень. Для их защиты по краям настила пришлось установить высокое глухое дощатое ограждение, отчего двуколка приобрела довольно уродливый вид. Но такое уродство смущало Рыбью Кровь меньше всего, главное, чтобы было надежно.

Ватажники смотрели на его возню с колесницей с недоверием, считая, что три бойника, стоящие на земле, гораздо полезней. Один лишь Меченый сразу догадался о достоинствах боевой двуколки и охотно включился в ее обкатку, пытаясь еще что-то улучшить. Для возницы придумал снизу ступеньку, чтобы, упираясь в нее ногами, он имел твердую опору и не мешал лучникам. Именно ему принадлежала идея установить на колеснице малый камнемет. Дарник и сам думал об этом, только не знал, как можно его укрепить на столь малой площадке, где едва хватало места для двух стрелков и возницы. Не особо мудрствуя, Меченый предложил установить камнемет у заднего бортика.

– Но ведь тогда нельзя будет стрелять вперед, а только назад, – недоумевал Дарник.

– Ну и что? Двуколка может развернуться в любую сторону, стоя на месте, – ответил тростенец.

В самом деле, лихо подъехав к любому месту, не слезая с двуколки, одними поводьями можно было развернуть ее в противоположную сторону. Оставалось только надеяться, что глуповатый противник не увильнет, а будет упрямо лезть прямо под выстрелы камнемета.

Изготовление метательного орудия в виде большого арбалета заняло не так уж много времени – ведь подобное Дарник уже делал в Бежети. Опробование камнемета они с Меченым и Селезнем проводили вдали от посторонних глаз. Стрельба россыпью камнями или тремя стрелами привела Меченого с Селезнем в полный восторг. Тростенец загорелся получить первую колесницу в распоряжение своей тройки. Дарник не возражал.

С каждой новой стрельбой росла сноровка и меткость колесничих, они уже не только могли накрывать своими камнями дальние большие купы кустарника, но и освоили попадание одним камнем точно в цель. Главное преимущество камнемета выявилось при стрельбе «орехами» – двумя десятками железных шариков величиной с лесной орех. На дальнем расстоянии орехи и был орехами, потарабанили по мишени, и все, зато при выстреле с пяти саженей толстые доски мишени тут же превратились в решето. Дарник даже поежился, живо представив себе, как трех вооруженных бойников, стоящих вместо мишени, эти шарики пронизывают насквозь со всеми их щитами и бронями. Было что-то невероятное в том, что такое грозное оружие вот так просто попало в руки его ватаги, словно он бросил вызов самому богу войны, невзначай открыв одну из его сокровенных тайн. Первым побуждением было даже уничтожить и камнемет, и колесницу, выбросить подальше все орехи и вернуться в старую действительность, но, взглянув на сияющее лицо Меченого, Дарник понял, что злой дух выпущен и назад его уже ни в какой погреб не загонишь. Оставалось надеяться, что новшество останется долго никем не замеченным, ведь не стали перенимать его ухватки бежецкие братья, не пользуются всем оружейным арсеналом, что продается на городском торжище, и местные гриди, так почему кто-то захочет скопировать его колесницу?

Быстрян, когда Маланкин сын поделился с ним своими опасениями, охотно высказал суждение старых воинов, почему никто не стремится перенимать лучшее вооружение:

– Во всяком оружии сидит дух смерти, и если ты захочешь поменять оружие, то этот дух смерти может обидеться и наказать тебя. Вот у ромеев есть жидкий огонь, но никто не доискивается, как бы им овладеть. Сражаются тем, чем сражались и побеждали твои предки.

– Но я же доискиваюсь, и жидкий огонь тоже взял бы, – возражал молодой бежечанин.