Рыбья кровь
Шрифт:
5
Путешествие между тем шло своим чередом. С каждым днем редел окружающий лес, а сами деревья становились на полсажени ниже, все больше появлялось проплешин в выгоревшей на солнце траве, ручьи и речушки были все мельче. Первое волнение улеглось, и все короякцы постепенно втянулись в заданный ритм движения: двадцать верст – дневка, еще двадцать верст – ночевка. На ночевку они, как правило, попадали к какому-нибудь селению или на уже подготовленное место с утоптанной травой, водопоем, недогоревшими дровами и остовами покинутых шалашей. Это было как знак: останавливайся и отдыхай.
Из разговора опытных охранников Дарник понял, что идущие на юг караваны редко кто грабит. Кому нужны избыточные воск, меха и лен там, где они и так дешевы, зато на обратном пути, когда повезут чужеземные товары, тут нужен глаз да глаз. Присутствие сторожевых псов тоже порядком облегчало задачу как дневных, так и ночных дозорных – только полеживай и слушай, что там собаки учуют.
Идти в полном вооружении целый день по жаре оказалось непосильным делом, и вскоре тяжелые щиты, шлемы, копья и сулицы ехали уже на повозках, а бойники вышагивали в одних защитных безрукавках. Рыбья Кровь хмурился, но не знал, что возразить, – лес все больше отступал в сторону, и широта открытого пространства, да и сама величина колонны ясно указывали, что быстро похватать оружие и изготовиться к обороне будет никогда не поздно. В общем, следовало дождаться первого нападения, чтобы весомо настаивать на своем.
Дарник уже привык себя считать опытным путником, но, к своему немалому изумлению, скоро обнаружил, что все охранники с путевыми трудностями освоились еще лучше его. Если на него повторяемость одного и того же действовала угнетающе, то они совсем не обращали на это внимания и постоянно находили повод для маленьких радостей: то спугнут с гнезда какую-либо птицу, то приметят ягодное место и прямо на ходу полакомятся сладкой земляникой, то подцепят палками змею и будут долго забавляться с ней, то заплатят хозяину рабов по две векши, чтобы уединиться с одной из рабынь на стоянке в какой-либо крытой повозке.
На четвертый день пути лес совсем уступил место холмистой степи, и гораздо чаще стали попадаться остатки селений – здесь уже проходила граница Дикого Поля, и чтобы селиться на этих землях, надо было быть либо очень сильным, либо очень изворотливым. Однажды их дневка оказалась рядом с развалинами древней крепости. Она была расположена на десятисаженной скале, куда взобраться можно было только по узкой, петляющей по склону тропе, у самой стены крепости тропу пересекал небольшой ров с исчезнувшим ныне перекидным мостиком. Такую крепость действительно могли с успехом защищать полсотни гридей от любого числа врагов.
Весь жаркий полдень потратил Дарник, чтобы забраться туда со своим оруженосцем и внимательно осмотреть остатки каменной кладки. Впервые видел он реальное подтверждение рассказа в свитках о могучих армиях с осадными орудиями и неприступных крепостях, способных выдержать многомесячную осаду.
– Кто же захватил это селище? – спросил Селезень у Лопаты, когда они вернулись к повозкам.
– Никто, – ответил тот. – Изменился торговый путь, и крепость стала не нужна.
Столь простое объяснение явилось для Дарника открытием – оказывается, любое укрепление должно стоять в нужном месте и в нужное время, иначе само его существование бессмысленно.
В другой раз они проехали селение, которое находилось на острове у речного брода и было укреплено совсем слабо. На что десятский сказал: от разбойничьих ватаг достаточно и хорошего плетня, а от большого войска жители селища или откупаются, или уплывают на лодках на другие острова в пойме реки, где их никто не может найти. Эти сведения Дарник тоже накрепко намотал на ус.
Еще как-то им повстречалась княжеская охота: два молодых княжича с десятком челядинцев охотились на диких лошадей. Подъехав к каравану, они принялись властными голосами разговаривать сначала с Лопатой, потом с Дарником. Лопата отвечал им уклончиво, а Рыбья Кровь, в свою очередь, довольно резко спросил, почему они вместо охоты не в походе со своим князем.
– Ты, смерд, будешь с меня ответ требовать?! – взъярился более молодой княжич.
Бежецкий вожак был само спокойствие.
– Мое имя Дарник из Бежети. За свои слова я всегда готов ответить с мечом в руках. Наш обоз идет медленно. Любой твой поединщик легко нагонит нас.
Оба княжича оглядели заметно подобравшихся дарникцев и, ничего не говоря, поскакали прочь. Два дня лопатники провели в тревоге, ожидая вооруженной погони, но ее не случилось, и обозники вздохнули с облегчением, безоговорочно уже признавая особый статус своего караванного предводителя.
В остальном же все проходило без каких-либо серьезных происшествий.
Восьмая ночевка застала караван в тридцати верстах от Гребня – цели их путешествия. Не успели возницы составить повозки в круг, как с южной стороны послышался лошадиный топот. Высыпавшие на дорогу охранники увидели, как к ним во весь опор мчатся трое всадников, которых преследуют еще четверо. На глазах короякцев одного из троих догнали и зарубили, но при виде большого стана и вооруженных людей преследователи остановились и повернули коней обратно.
Когда двое преследуемых бродников остановились возле обоза, их лошади едва держались на ногах.
– Тарначи! Тарначи! – кричал один, одетый в более дорогое платье.
– Никого не щадят. Никого, – вторил ему другой, больше похожий на слугу.
Кочевое племя тарначей было знаменито своими быстрыми и беспощадными налетами на купеческие караваны.
Охранники сбегали за зарубленным всадником и принесли его.
Купец и его слуга рассказали о нападении на их караван, направлявшийся в Корояк. Тарначей было не больше тридцати человек, но внезапность нападения прямо во время движения и сложенное на повозках оружие не дали возможности охранникам и возницам оказать достойное сопротивление.