Рыбья кровь
Шрифт:
Срочно собрался большой военный совет со всех селищ и дальних веж. Мнение вожаков было отрицательным. Как и короякским воеводам, никому не хотелось отправляться в зимний поход, но и признаться вслух об этом никто не решался. Говорили об отсутствии нужного количества саней и корма для лошадей, вообще о небывалости такого дела: осады крепости зимой, мол, одну ночь в лесу еще можно переночевать, а если потребуется месяц или два?
Впервые на военном совете присутствовал Фемел. И когда все отговорили свое, он тоже попросил слова:
– У тебя, князь, положение безвыходное. Начинать княжение с отказа в военной помощи ты себе не можешь позволить. Даже неудачная осада будет для тебя лучше, чем такой отказ. Это только кажется, что мы сидим здесь в глуши и о нас никто ничего не знает. Знают и видят каждое твое действие. И судить будут только по ним.
Сотские молчали, признавая правоту ромея и отдавая окончательное решение на усмотрение князя.
– Ну, раз положение безвыходное, то не о чем и спорить, – мягко согласился Дарник, удивляясь самому себе: с него что-то навязчиво требуют, а он даже не злится.
Приготовления к походу заняли считаные дни. Помимо сбора и подготовки самого войска в Корояк выслали обоз с необходимыми припасами и отправили грамоту князю Рогану с просьбой о дюжине саней для похода на Перегуд. С собой Дарник определил взять две полные сотни, включая три ватаги казгарцев и свою малую летучую дружину, увеличенную уже до сорока арсов. Дополнительную сотню рассчитывал набрать из отбывших в Корояк ополченцев. Из сотских князь брал с собой одного Жураня. Двадцать саней с пятнадцатью камнеметами доверху нагрузили мешками с овсом и сеном.
Искрящееся зимнее солнце в день отъезда словно превращало поход в увеселительную прогулку. Так казалось и провожающим, и отъезжающим. Хмурился один Фемел.
– Боюсь, что легкие победы сделали тебя самонадеянным, – сказал он на прощание Дарнику. – Эти северные норки привыкли сражаться зимой, а ты – нет. Им отступать среди зимы некуда, поэтому они будут стоять насмерть.
– Насмерть, так насмерть, – рассмеялся Дарник. – Надоело мне уже брать пленных. Хоть разогреемся как следует.
Дворецкий сокрушенно покачал головой:
– Будь осторожен с князем Роганом. Особенно, когда будешь после Перегуда возвращаться с ослабленным войском. Если поедешь в Бежеть, не бери с собой оттуда никого, кроме матери. Не надо, чтобы в Липове были те, кто видел тебя в детстве.
Рыбья Кровь ничего не ответил.
Мороз стоял слабый, кони были сыты, и недельный караванный путь до Корояка уложился у походников в четырехдневную санную пробежку. Пугающие ночевки в лесном снегу были превращены молодыми воинами в веселую возню с еловыми и сосновыми лапами, которые они наваливали целыми стогами как под низ, так и на себя.
Корояк встретил дарнинцев без особого гостеприимства. Княжеский тиун отказал им размещаться хотя бы частично в княжеских гридницах, не было радушия и со стороны простых жителей. Поэтому на постой остановились почти разбойным порядком: войдя в посад, заняли там все гостиные дворы и дворы своих соратников-ополченцев. Не забыл Маланкин сын и собственное дворище. Как ни противился его нынешний хозяин, родич Стержака, а пришлось ему с семейством и слугами сильно потесниться, пустив во двор дарникских арсов. От приглашения на ужин к князю Рогану Дарник отказался, сославшись на большую усталость, не пошел в гости и на следующий день, помня о своем новом княжеском звании. Так они ни разу с Роганом за два дня и не встретились, переговаривались с помощью грамот на ромейском языке, причем Дарник с удовольствием отмечал большое число ошибок в рогановских посланиях. Тем не менее все двенадцать саней с лошадьми и фуражом Роган исправно выдал.
В посаде присутствие двух с половиной сотен вооруженных молодцов вызвало порядочное волнение, женщины сидели по домам, не высовывая носа, их мужья и братья тоже без особой нужды с липовскими гридями не заговаривали. Дарник не мог отказать себе в удовольствии пройтись в окружении десятка арсов по торговым рядам, покупая женские украшения и изрядно при этом торгуясь. Торговцы под смех арсов испуганно уступали ему свой товар за любую названную цену.
Полторы сотни короякских ополченцев с готовностью откликнулись на призыв своего военачальника. Но Дарник отобрал из них лишь четыре ватаги, обеспеченные лошадьми и подходящим зимним снаряжением. Триста двадцать проверенных бойцов представлялись ему достаточной силой против двух сотен каких-то там, пусть и могучих, норков.
Дальнейший путь до Перегуда пролегал по льду Танаиса и получился еще глаже лесных зимников. Даже разыгравшаяся двухдневная вьюга не слишком препятствовала продвижению конно-санного войска. В редких береговых городищах разместиться на ночлег всему войску было невозможно, поэтому ватаги ночевали в тепле по очереди. Арсы с князем тоже нередко оставались на ночь прямо на снегу. Единственной привилегией князя являлись отдельные сани с одеялами и шкурами.
Наконец впереди показалось последнее городище перед Перегудом. Обозники норков по нескольку раз уже побывали здесь, изъяв подчистую даже посевное зерно. Жители выживали ловлей рыбы из прорубей да мелкой заячьей ловлей, со дня на день ожидая, когда короякский князь избавит их от чужаков. Дарникцев здесь встретили как самую любимую родню, сумев разместить по домам и конюшням все войско.
Наутро Рыбья Кровь с вожаками и десятком телохранителей направился к Перегуду. Зимой город выглядел совсем иначе, чем позапрошлым летом. Весь был какой-то скукоженный и оголенный. На наличие чужих властителей ничто не указывало – по словам местных жителей, норки ни знамен, ни каких-либо знаков не имели. Даже крепостные ворота, ведущие на торжище, были открыты, туда как раз тянулись несколько саней с дровами и сеном, рядом вышагивали воины в меховых шапках и с закинутыми на спину круглыми щитами.
Дарник хотел все разведать тайком, но лес вокруг Перегуда был лиственный и среди черных деревьев-скелетов большую группу всадников не заметить было трудно. По суете у ворот воинов и звуку охотничьих рогов Дарник понял, что их обнаружили, и, уже не скрываясь, поскакал со своим отрядом поближе к стенам. Полтора года назад он смотрел на Перегудскую крепость как на диковинку, не зная, хороша она или плоха. Сейчас же осмотр получился совсем другим: цепким и внимательным. Трехсаженная бревенчатая стена была старая, но на вид вполне крепкая. Ее верх имел навес, покрытый толстой снежной шубой. Бойницы шли в один ряд по верхней кромке стены. Башни имелись только возле трех крепостных ворот. Небольшой ров был доверху засыпан снегом. На берегу реки лежали вытащенные под самые стены три обычные купеческие ладьи и шесть узких и длинных ладей северян.