Рыцарь-чародей
Шрифт:
– Они не рабы. Да, пока не побеспокоил, судя по всему.
– Думаю, мы узнаем, когда побеспокоит.
Я поискал взглядом Баки и Ури и увидел, что они правильно выбрали место для ночлега. Большой цветущий куст загораживал их от солнца.
– Ты и вправду думаешь, что они умрут? – спросил я.
– Могут.
С минуту Гарсег молчал, задумчиво теребя бороду, а я пытался ногтями содрать кожуру с дуриана. Наконец он сказал:
– Прежде чем это случится – или не случится, – я должен много чего объяснить вам. Позвольте мне хотя бы начать. Первое: я дал вам выспаться, поскольку вам предстоит сражаться с Кулили. Я знаю, вы бы стали сражаться, даже будучи смертельно усталым. Но тогда вы погибли бы, а ваша смерть не принесла бы мне никакой пользы.
– Хочется верить, что я одержу верх в любом случае.
– Возможно, но я не могу рисковать без необходимости.
Он подождал, не стану ли я возражать, но я промолчал.
– Второе: я солгал вам. Я сказал, что не знаю, какой клятвой можно связать эльфа.
Я взглянул на Гарсега:
– И какой же?
– Эльфы намертво скрепляют свое слово, когда клянутся своими древними небесными богами.
Тут у меня возникло странное ощущение, что над нами проплывает летучий замок. Я посмотрел вверх, но увидел лишь бескрайнее голубое небо с несколькими большими кучевыми облаками.
– Ты имеешь в виду обитателей Ская, оверкинов?
– Да, – ответил Гарсег. – И нет.
– Не понимаю.
Он кивнул с таким видом, словно знал это и без меня.
– Ничего удивительного. Древние эльфийские боги действительно являлись небожителями для эльфов. То есть существами, населяющими небо Эльфриса.
– Ты имеешь в виду?.. Погоди минутку.
– С удовольствием.
– Ты говоришь о… о Бертольде Храбром или о Керле? О парнях на корабле? О таких вот людях?
Гарсег кивнул.
– Иными словами, я тоже бог. Бред какой-то!
– Не для себя, но для эльфов. Если они поклянутся вашим именем, свяжут себя клятвой.
– Но я не бог!
– У вас есть пес. – Гарсег улыбнулся. – Я разговаривал с ним. Он отличается от эльфов лишь тем, что никогда не восставал против вас, но больше ничем.
Последние слова заставили меня подумать о Гильфе, который следовал за мной от самого брода через реку, приплыл к кораблю и скрывался там, умирая от голода.
– Наверное, ты прав, – сказал я, – но иногда он меня пугает.
– Теперь эльфы поклоняются мне. – Гарсег снова улыбнулся. – Многие поклоняются сейчас, и все будут поклоняться в будущем. И они много раз нагоняли на меня страх.
Я поразмыслил и над этими словами тоже. Такого рода высказывания, подумалось мне, кажутся многозначительными, но на самом деле не имеют никакого смысла. Через минуту меня осенило, и я сказал:
– Оверкины бессмертны, Гарсег. Время у них течет быстрее, чем у нас, – так говорил Бертольд Храбрый. Они проживают многие годы за один наш день. Только никогда не умирают.
– Древние эльфийские боги тоже бессмертны, – кивнул Гарсег. – Что станет с вашей душой, когда вы умрете?
Я попытался вспомнить.
– Она тоже умрет? – спросил он.
– Не думаю.
– Моя умрет. – Гарсег указал на химер. – И их души тоже. Вы плыли на корабле, сэр Эйбел. Что становится с ветром, когда ветер умирает?
Тут одна из химер громко завизжала, и я встал и пошел посмотреть, в чем там дело. Гарсег крикнул мне в спину:
– Это Ури или Баки?
Я не знал, но тут же пронзительно завопила другая, едва ее коснулся солнечный луч, так что ответ не имел значения. Они обе тряслись всем телом, судорожно разевали рты, и глаза их вылезали из орбит. Несколько мгновений я смотрел на них, а потом крикнул Гарсегу:
– Иди сюда, глянь! Крылья у них становятся меньше!
Он ничего не ответил, и я спросил:
– Ты идешь или нет?
Одна из химер пыталась что-то сказать. Язык у нее высовывался чуть не до самого брюха, но она все равно пыталась заговорить. Черная кожа лохмотьями сползала с нее, а под кожей виднелось ярко-красное тело. Мне невольно представилось охваченное пламенем полено. Когда шевелишь его палкой, с него опадает старая сгоревшая оболочка, и ты видишь алый огонь внутри.
– У них титьки! – крикнул я Гарсегу.
Да, у них были женские груди, а вот когти исчезли. И зубы больше не торчали из-под губ. Наконец я вернулся к Гарсегу.
– Им действительно страшно больно, – сказал я. – Что, сейчас все кончится?
Он отрицательно потряс головой.
– Все только началось.
– Я думал…
Он рассмеялся.
– Думать вам полезно – если только вы не станете доводить дело до крайности.
– Я люблю Дизири. Как же я могу любить ее, если я для нее бог?
– Оставаясь самим собой.
– Она никогда не поклонялась мне, и я не хотел бы, чтобы она поклонялась. Это я поклоняюсь ей.
Гарсег посмотрел на меня таким взглядом, каким обычно смотрела миссис Коллинз.
– Она тоже так считает, сэр Эйбел?
Прежде чем я успел ответить, одна из химер встала, только она больше не походила на химеру. Она была вся красная, и волосы у нее стояли дыбом, словно взметенные дующим снизу ветром. Она шаталась и лязгала зубами. Она смотрела прямо на нас, но явно нас не видела. А секунду спустя двинулась прочь нетвердой поступью.
– Она бросится с первой попавшейся скалы, – сказал Гарсег. – Попытается улететь обратно в Эльфрис. Вы остановите ее?
Я поднялся, без труда поймал бывшую химеру за руку и оттащил к дуриановому дереву.
– Ничего, если я положу ее в тени?
Гарсег кивнул, и я уложил ее в самое хорошее, на мой взгляд, место. Она вся была цвета новенького пенса, очень тоненькая и красивая.
Снова сев рядом с Гарсегом, я сказал:
– Вы знали, что это случится.
– Я боялся, что все будет хуже, что она умрет. Я до сих пор боюсь, как бы они обе не умерли, хотя сейчас такой исход уже менее вероятен.