Рыцарь Леопольд фон Ведель
Шрифт:
— Благородный старец!
— А Лестер?
— Сильно замешанный в заговоре Бабингтона, он подвергся опале. Теперь его уже нет в живых.
— Когда ты уехала из Англии?
— Далеко не так скоро, как я хотела этого. Тяжкая болезнь Руфи задержала меня, я не могла оставить брата с детьми и больную, когда же Руфь выздоровела, то испанские каперы уже грабили купеческие корабли в Британском канале, и брат не хотел рисковать моей свободой и жизнью.
— Да, да! Во Франции в то время снова началась кутерьма. Христиан Ангальтский набирал войска во всей северной Германии, я не вытерпел и отправился во Францию с сотнею всадников.
— Именно тогда я возвратилась на материк. Мой брат Бото ничего не знал о тебе, но староста Юмниц слышал, будто ты отправился на войну во Францию.
— Судьба всегда играла с нами в прятки. Удивляюсь, что смерть не постигла меня в этой злополучной войне и что я как-то отделался ревматизмом да раною в руку. Но Адам Шлибен и Франц Подевельс пали под Руаном.
— Под Руаном? Я тебя искала и там.
— Ради меня ты ездила во Францию?
— Конечно, скверный ты человек! Да как же иначе я отыскала бы тебя? Возвратившись к Бото за советом, я узнала, что Валентин писал из Лондона, будто там снаряжается войско под командой графа Эссекса для помощи королю Генриху. В надежде на содействие Елизаветы я отправилась в Лондон, и действительно, эта замечательная женщина помогла мне, и в сопровождении Эссекса, сделавшегося ее любимцем после смерти Лестера, я отправилась во Францию.
— Значит, Роули перестал быть ее любимцем?
— Он попал в немилость из-за любовной связи с дочерью Уолсинхэма. Я поспешила к Руану. Твой полк стоял частью у Бовэ, частью у Аббевиля, и, не зная, куда отправиться, я решилась поехать в Париж и обратиться к помощи английского и германского послов. Там услышала я о победе при Кандебеке, которую ты одержал, окружив Генриха Гиза. Король возвратился из похода и — так говорили при дворе — видел тебя в Компьене.
— Германские протестанты в последний раз представились ему там на смотре, а день спустя мы отправились на восток.
— Поэтому-то я и не застала тебя там. Я следовала за тобой из города в город.
— Бедняжка! В то время полки уже распустили.
— Я еще встретила маршала фон Беренсдорфа и герцога Христиана, сказавших мне, что ты отправился в Карлсбад на воды. И вот здесь мы нашли наше первое и общее убежище!
На следующий день Леопольд и Анна оставили Карлсбад и обвенчались в первом саксонском городе.
Не по старой ли дороге едут теперь Леопольд и Анна в Кремцов, впереди их верхом Юмниц со своим сыном, а кругом — нарядные крестьяне? Не сверкает ли перед ними то самое озеро, на берегах которого одиннадцать дет тому назад они дали обет всю жизнь принадлежать друг другу? И вот теперь только возвращаются они на родину, и каждое знакомое место будит в их сердцах столь же грустные, как и чудные воспоминания из прожитой жизни.
— Я еще и не рассказала тебе, друг мой, что произошло в Штеттине странного и ужасного. Сидония фон Борк преуспела в своих низостях. Во время пребывания моего брата в Штеттине я слышала, что Сидония внезапно оставила двор и явилась в Вольфенбютель, где находился герцог Эрнст Людвиг. Должно быть, у них давно уже состоялось тайное соглашение, так как, несколько недель спустя, герцог прибыл в Штеттин, потребовал от своего брата признания Сидонии дочерью Барнима и открыто выразил намерение сделать Сидонию своей законной женой.
— Недурно! Впрочем, мне рассказывали вольфенбютельскую историю Шверин, Квинцов и Эйкштедт в Брауншвейге, где я встретил их. В деле этом только участвовала еще какая-то другая женщина.
— О ней я ничего не знаю. Братья страшно поссорились. Иоганн Фридрих отказал в признании и не согласился на женитьбу Эрнста Людвига, вследствие чего последний прервал с ним всякого рода сношения и занял относительно брата самое враждебное положение.
— Она незаконная герцогская дочь, и сейму земских чинов едва ли понравится такая герцогиня.
— Не только земские чины протестовали и грозили сложить с себя ленную присягу, но и Иоганн Фридрих обжаловал Эрнста перед императором, а переднюю Померанию, из-за фамильных интересов, осадил войсками.
— Междоусобная война из-за этой женщины! Очень мило!
— К счастью, до этого не дошло, Квинцов убедил герцога не навлекать на себя такого позора, так что Сидония осталась только его любовницей. Однако, кто это подъезжает верхом? Клянусь Богом, это мой брат, штеттинский канцлер!
Радостно и искренно было свидание. Бото отдал своего коня конюху, сел в экипаж к супругам, и при радостных восклицаниях крестьян они прибыли в Кремцов. Вечером разговор опять коснулся раздоров в герцогском семействе.
— Знаете ли, чем кончилось все это? — спросил канцлер фон Эйкштедт. — Женщина эта окончательно свела с ума Эрнста Людвига. Поговаривают, будто государственные чины хотят объявить его неспособным к правлению, назначить над ним опеку, а правление Померанией поручить Иоганну Фридриху или принцу Барниму. Сидония в сообществе с какой-то колдуньей, Иреной, занимается бесовскими делами.
— Иреной? — спросил Леопольд. — А я слышал, будто она занималась тем же с мавританкой Хадой дель Оедо.
— Герцог Иоганн Фридрих поклялся, что если кто-либо из них, она или сама Сидония, попадутся ему в руки, то он накажет их по всей строгости уголовных законов.
— Тогда будет отомщен мой брат, — сказал Леопольд. — Впрочем, женщина эта недостойна, чтобы о ней вспоминали честные люди.
В тот день, когда Леопольд и Анна приехали в Кремцов, в Штеттине случилось нечто необычное. Какой-то незнакомец, приехавший под вечер в замок, приказал доложить о себе гофмаршалу Курту Каспару фон Веделю, после чего его представили герцогу Иоганну Фридриху. Его светлость позвал затем капитана своих телохранителей, Промница, и поздно вечером, с глазу на глаз, отдал ему нужные приказания.
Около полуночи две женщины — Сидония и Нина — шли по дороге в Пландрин к тому дому, где Ирена Оеда проделывала некогда свои чудеса.
— Ты полагаешь, что она покажется, хотя давно уже избегает меня? — спросила Сидония.
— Я в этом уверена, — ответила Нина.
— Если же она не захочет, если ее нет дома, то я готова обратиться с вопросом даже к черному зеркалу. Должна же я знать, чем помочь в этом горе и ему и самой себе.
И она сильно постучала в дверь.