Рыцарь Леопольд фон Ведель
Шрифт:
Она взяла его и передала Захарию.
— Спрячьте это. Это письмо не для вас! Герцог Барним не может в моих владениях ничего приказывать! Он может только просить, даже требовать, — позволение же и запрещение в стране Веделей составляет мое право. Вон отсюда! Бегите в Штеттин и передайте мои слова его светлости. Ни один из вас не останется в Померании!
Как гром, поразили эти слова монахов.
— Мы будем жаловаться герцогу, — воскликнул яростно приор, — и посмотрим, чья власть выше!
— Отправляйтесь и кланяйтесь от меня госпоже фон Борк! Люди, выведите их в северные ворота деревни. Дайте каждому по куску хлеба и кружке пива. Кстати, для вас будет очень полезно путешествие в Штеттин после долгого бездействия!
Среди монахов раздались проклятия и поднялись дрожащие кулаки.
— Убирайтесь! — крикнула Иоанна. — Кто будет сопротивляться, тот ответит за это своей жизнью!
С криками радости схватили рыбаки монахов, и через несколько минут церковь освободилась от прежних обитателей. С опущенными головами шли монахи по деревне среди копий и мечей. Несколько рыбаков еще оставались в церкви.
— Идите отсюда, — обратилась к ним Иоанна, — и оставьте меня одну с сыном. Я хочу показать сыну старый памятник его рода, чтобы он никогда не позабыл великого духа своих предков! В первое же воскресение церковь будет открыта для каждого, и истинная религия будет проповедоваться здесь!
С одобрительными словами люди оставили церковь.
Иоанна с Леопольдом остались одни. Несмотря на яркое сияние полуденного солнца, старое здание имело удивительно мрачный вид. Узкие лучи солнца, падающие с высоких окон, представляли контраст с тенью, постоянно покрывавшей колонны и ниши.
— Идем, сын!
Иоанна зашла за колонны. Здесь в стене сверкал идол, облитый солнечным блеском! Он являл страшный и поразительный вид. Вделанный сзади в стену, идол стоял на большом гранитном камне. Это было изображение голой женщины, не очень искусно сделанной и покрытой золотом. Лицо ее было окружено широкими золотыми лучами, а на ее груди зияли три глубокие дыры, представляющие вершины треугольника. В суеверном созерцании стоял Леопольд около матери. Освещение, окружающие предметы, сам идол — все это вместе воспламеняло воображение юноши.
— Эта золотая женщина, Леопольд, неразрывно связана со всем, что касается Веделей. Она — прообраз старой матери-солнца, величественно восходящего с востока и скрывающегося на западе, чтобы потом снова явиться на небесном пути. А так как солнце есть и днем и ночью, то на щите Веделей одна половина его красная, а другая черная. Некогда живительная сила его обожествлялась везде, от Тюрингии до берегов моря, и этот идол назывался у славян «Sobatja Baba», матерью жизни или золотой женщиной, а саксы называли его «Wel» или вечно горящим пламенем. Прежде он находился в Залцведеле. Когда Альбрехт фон Берк разрушал языческие храмы, то рыцари собрались со всех концов также для разрушения Залцведельского храма. Ими предводительствовал Леопольд, твой предок! Упорно было сражение, люди валились, как колосья под серпом, но христианское знамя с нашими рыцарями проникло в самую глубину храма, и все язычники были перебиты. В знак победы наш предок взял золотой щит с изображением солнца, бывший на груди золотой женщины, и прибил его на свой щит. Он разрушил языческий храм и выстроил на этом месте церковь и монастырь. После Альбрехт фон Берк и император приказали, чтобы всякий дворянин, участвовавший в этой войне, назывался Веделем и носил изображение солнца на щите и шпаге, — вот почему так много Веделей. Но наш предок — глава всех Веделей, и золотая женщина должна быть его внукам примером того, что день наступит там, где была ночь, истина заменит ложь, жизнь и любовь победят смерть и ненависть! Католическая церковь была хороша, пока она сама не сделалась языческой ересью, но тогда засиял новый свет — и Бог просветил сердца людей! Так постоянно будет на земле, и все, развеивающие мрак, составят вместе одно семейство Веделей, ибо каждый из них будет дитя солнца!! Преклони колени вместе со мной, будь верным сыном солнца! Пусть твой дух всегда будет светлым, а жизнь твоя — чистой и непорочной!
Сильно возбужденная упала Иоанна на колени, мгновенно сказалась в ней славянская натура! Отдавшись совершенно своим чувствам, Иоанна не видела и не понимала, что совершается вокруг нее. Леопольд был поражен этой сценой.
— Оскорбление святыни! Дьявольские существа! — вдруг загремели голоса в церкви. — Схватите язычницу и ее проклятое отродье! Задушите их перед идолом!
Семь монахов, вероятно иностранцы, еще скрывавшиеся до сих пор, бросились к Иоанне и Леопольду, и один уже схватил госпожу.
— Прочь! — щелкнул пистолет Леопольда, и монах покатился на пол. Юноша стал перед матерью. — Кто сделает один шаг, тому я разобью голову! Я вам задам, ночные бродяги!
Дальнейшее сопротивление было невозможно. Выстрел созвал в церковь людей Иоанны и рыбаков. Некоторые из монахов хотели бежать, а один бросился к ногам вдовы.
— Милосердие! Я не поднимал руку против вас! — воскликнул он на ломаном немецком языке.
— Не проливать более крови! — воскликнула Иоанна. — Ее и так много пролито, к тому же от руки моего сына! Свяжите несчастных и уведите их! Мы разберем это дело в Кремцове. Этот человек, — она положила руку на голову упавшего на колено — мой! Он не сделал ничего дурного! Посмотрите за ранеными, господин Бангус!
С серьезными лицами все оставили церковь. Долго после этого всякий вспоминал золотую женщину Колбетца. Одинокая, сияющая и недоступная для людей, осталась она в церкви.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Юноша
Когда злые и хитрые монахи были связаны, тогда все заботы были обращены на раненого. К невыразимой радости Леопольда и его матери рана, несмотря на сильное кровотечение не только не была смертельна, но даже не могла иметь дурных последствий. Благодаря заботливости Иоанны и медицинским знаниям помилованного монаха удалось остановить кровь. Страждущего после этого перенесли на телегу, на которой он должен был ехать в Кремцов.
Сын Юмница Николас остался у Захария, чтобы устроить дела в Колбетце и составить опись монастыря и всего имущества. Рыбакам окончательно было сказано, что они скоро получат дарственное письмо на свободную рыбную ловлю.
После обеда вдова Веделя призвала к себе господина Бангуса и сказала ему, что она хочет видеть постоянно около себя любимого друга покойного Курта, поэтому управление Колбетцем и передает более молодому человеку, так как для нового хозяйства в Колбетце вполне достаточно дворецкого. Потом отправились назад в Кремцов Иоанна с Леопольдом впереди, за ними больной и остальные монахи и, наконец, позади всех ехал конвой. Когда они отъехали довольно далеко и жители деревни успокоились в хижинах после изгнания монахов, один монах, избежавший плена среди суматохи вышел из монастыря в крестьянском костюме и с тяжелым мешком за спиной Он обошел это местечко и вышел на северную дорогу к Алдальпу. Здесь он расспросил о своих сотоварищах и нашел их вскоре в одной деревушке. Утомленные неприятным путешествием, они остановились переночевать, чтобы на другой день попасть в Штеттин.
— Брат Гиларий! — воскликнул приор, встречая входящего. — Так ты убежал? Один? Что это ты несешь?
— Золотую и серебряную утварь, сосуды, чаши, кресты и кадило. Кроме того, дорогую икону с драгоценными камнями когда-то подаренную Веделями.
— Благодарение Богородице, хоть что-то да спасено! А другие схвачены ли?
— Схвачены! Когда вы ушли, Иоанна упала на колени перед идолом, молилась перед ним и рассказывала о нем своему сыну. Возбужденные монахи безумно бросились на нее. Молодой Ведель убил одного, и рыбаки сбежались на этот выстрел. Теперь их везут в Кремцов и за сопротивление власти засадят в башню.