Рыцарь любви
Шрифт:
Сэр Эндрю не сразу ответил: пламя в камине, на которое он пристально смотрел, рисовало в его воображении личико с большими карими глазами и чистым детским лбом в ореоле темных кудрей.
— Д-да, все прошло хорошо, — машинально повторил он, с трудом отрываясь от своих мечтаний.
— И без всяких препятствий?
— Без всяких препятствий.
— Кажется, нечего и спрашивать, доволен ли ты путешествием? — со смехом сказал Дьюхерст, подливая себе вина.
— Да, дорогой мой, страшно доволен! — с необыкновенным оживлением воскликнул сэр Эндрю. — Какой был чудный переезд!
— В таком случае за ее здоровье! Славная девушка, хоть и француженка! Теперь, Фоулкс, за тебя, за твое чувство. Желаю успеха!
Он осушил свой стакан до последней капли, потом, придвинув стул поближе к товарищу, приготовился слушать.
— Следующее дело будет поручено тебе и Гастингсу, — сказал сэр Эндрю. — И я от души желаю вам обоим такого же успеха и такого же прелестного знакомства. Ты не можешь себе представить…
— Конечно, не могу! — с улыбкой прервал Дьюхерст. — Но охотно верю тебе на слово. Теперь же, дорогой мой, займемся делом!
Его молодое лицо сделалось вдруг необыкновенно серьезным, и весь последовавший разговор друзья вели почти шепотом.
— Я расстался с… Алым Первоцветом в Кале два дня назад, — говорил сэр Эндрю. — Он даже успел рассказать мне подробности. Вообрази, он сам провожал партию от самого Парижа, откуда выехал переодетый — ты никогда не догадаешься! — старой торговкой и сам правил повозкой, в которой между овощами были спрятаны эмигранты. Они не подозревали, кто их вез, потому что возница, помимо своего свирепого вида, не ленился громче всех кричать: «Долой аристократов!» Ах, что это за удивительный человек! — с восторгом прибавил он. — Какое хладнокровие! Он сказал, что ты и Гастингс должны встретить его в Кале второго числа будущего месяца… кажется, это уже в будущую среду?
— Да, в среду.
— Дело предстоит опасное, потому что граф уже приговорен к смертной казни. Когда его объявили подозрительным, наш гениальный предводитель, который всегда все узнает раньше всех, успел увезти его из замка и укрыть в надежном месте, но вывезти за пределы Франции его будет очень трудно. Не верится даже, что удастся! Сен-Жюст, которого, разумеется, никто не может заподозрить, отправился ему навстречу. Я думаю, что также получу приказ участвовать в деле.
— А мне есть какие-нибудь поручения?
— Не поручения, а предостережение: Алый Первоцвет узнал, что в Англию командирован агент по имени Шовелен, цель которого, между прочим, — открыть личность нашего предводителя и, как только он вступит на французский берег, захватить его. Поэтому Алый Первоцвет советует нам быть особенно осторожными: показываться в общественных местах как можно реже, без крайней необходимости не сходиться по делам Лиги и ждать его инструкций, не спрашивая о них. Он известит, если появится надобность.
Угли уже догорали, бросая на пол около камина красноватый свет. За пределами этого освещенного полукруга было темно, как в погребе.
Сэр Эндрю вынул небольшую бумажку, которую прятал в записной книжке, и оба друга, сблизив головы, принялись разбирать драгоценный документ — собственноручную инструкцию обожаемого предводителя. Чтение гак поглотило их внимание, что они не слышали ни слабого треска углей, падавших сквозь каминную решетку, ни однообразного тиканья старинных часов, ни шороха, раздававшегося где-то на полу, совсем близко от них.
Из-под одной из скамеек появилась темная фигура и беззвучно, как змея, подползла к молодым людям.
— Прочти и запомни все, — сказал Фоулкс, — потом уничтожь письмо! — Он опустил руку с книжкой в карман и ощупал в нем еще бумажку. — Еще записка от него? — сказал он с удивлением. — Когда он успел положить ее в мой карман?
Друзья склонились над клочком бумаги, стараясь прочесть что-нибудь при умирающем свете огня, как вдруг около входных дверей раздался шорох, настолько явственный, что он не мог не привлечь их внимания.
Дьюхерст быстро встал, перешел комнату и распахнул дверь, но, оглушенный ударом по голове, упал на пол. В то же время притаившийся на полу человек вскочил и, бросившись на Фоулкса, также повалил его на пол.
Прежде чем молодые люди опомнились, на них набросились четверо мужчин, завязали им рты и привязали их веревками друг к другу, спиной к спине.
— Обыщите их и дайте мне все, что найдете! — сказал человек в маске, с порога следивший за всей сценой.
Ему подали все найденные у пленников бумаги. Тогда он повелительным жестом указал на дверь. Молодых людей подняли и бесшумно вынесли из гостиницы, а тот, который казался начальником шайки, снял маску и, нагнувшись к огню, пробежал захваченные бумаги.
— Недурно! — тихо сказал он. — Очень недурно для начала! — Его бесцветные лисьи глаза засверкали, когда он ознакомился с содержанием записки предводителя Лиги Алого Первоцвета, только что прочитанной молодыми людьми, но особенное впечатление произвело на него письмо, подписанное Сен-Жюстом.
— Так, значит, Арман Сен-Жюст все-таки изменник! — прошептал он со злорадной усмешкой. — Ну, берегитесь, прекрасная Маргарита! Теперь вы уже не сможете отказать мне в помощи!
Глава 10
В ложе
Оперный сезон 1792 года в Лондоне начался парадным спектаклем в театре «Ковент-Гарден». Публики было много, все места были заняты. Более серьезные слушатели внимательно слушали оперу «Орфей», но большая часть нарядной светской толпы, особенно молодые модницы, выказывала откровенное равнодушие к новому произведению Глюка.
Селину Сторейс восторженно приветствовали ее поклонники. Из королевской ложи было выражено милостивое одобрение любимцу лондонских дам Бенджамину Инклдону. Затем последовал блестящий финал второго акта, занавес упал, и публика вздохнула с облегчением: наконец-то можно дать волю болтливым и легкомысленным языкам.