Рыцарь отражений
Шрифт:
Опустив глаза, я заметил, что самоцвет вспыхивал ржаво-красным светом. Из-за пронизывающего Лабиринт бело-голубого сияния и мерцания огненного круга я не заметил, как Камень вдруг подал признаки жизни.
Я приблизился на шаг, ощутив такую же волну холода, как от ожившего Козыря. Должно быть, это и был один из тех Сломанных Лабиринтов, о которых рассказывала Ясра — один из тех Путей, посвященными которых были они с Джулией. Значит, я находился в одном из отражений неподалеку от настоящего Амбера. Мысли замелькали у меня в голове с ужасающей быстротой.
Я только недавно
К тому же он не просто умеет чувствовать, решил я, поднимая Камень Правосудия и неотрывно глядя в его глубины. Лабиринт умен. Образы в Камне показали, что именно от меня требуется — такое, что при других обстоятельствах я бы делать не пожелал. Когда, наконец, тот странный край, по которому меня провели в рыцарском странствии, остался позади, для того, чтобы выбраться отсюда мне стоило лишь пролистать Колоду, вытащить Козырь и кого-нибудь вызвать — я вызвал бы даже образ Логруса и позволил бы им с Лабиринтом выяснять отношения в поединке, а сам тем временем ускользнул бы прочь из Отражения. Но в самом сердце Сломанного Лабиринта, в огненном кольце, спала Корал… Вот чем Лабиринт удерживал меня на самом деле. Должно быть, он что-то понял, еще когда Корал проходила его, составил план и в нужный момент вызвал меня.
Ему хотелось, чтобы я починил именно это его подобие, прошел по Сломанному Лабиринту, имея при себе Камень Правосудия и исправил изъяны — подобно тому, как Оберон исправил повреждение в настоящем Лабиринте. Результат для Оберона, конечно, был весьма печален — он погиб…
С другой стороны, Король имел дело с подлинным Лабиринтом, а это — всего лишь одно из его подобий. Кроме того, отец заделал царапину в своем собственном эрзац-Лабиринте и выжил.
Почему я? Интересно. Потому ли, что я — сын того человека, которому удалось создать еще один Лабиринт? Из-за того ли, что во мне существует образ не только Лабиринта, но и Логруса? Просто потому, что я оказался под рукой и меня можно было принудить к этому? Все вышеперечисленное разом? Что-то совсем иное?
— Как насчет этого? — крикнул я. — Есть у тебя ответ?
Пещера завертелась, замедлилась, замерла, а я ощутил мгновенную боль в желудке, охваченный волной головокружения. На другой стороне Лабиринта, спиной к массивной двери, виднелся Юрт.
— Как ты это сделал? — крикнул он.
— Это не я, — откликнулся я.
— Ах, так…
Он медленно двинулся в правую сторону и шел, пока не уперся в стену. Держась за нее, он принялся пробираться по окраине Лабиринта, как будто боялся подойти к нему ближе, чем нужно, или оторвать от него взгляд.
Отсюда Корал за огненной изгородью была видна немного лучше. Забавно. Сильных эмоций это не вызывало. Мы не были любовниками, мы не стали даже близкими друзьями. Мы познакомились всего за день до этого, долго гуляли по окрестностям города и под Дворцом, вместе поели, выпили по паре бокалов, немного посмеялись. Познакомься мы получше, возможно, выяснилось бы, что мы не выносим друг друга. И все-таки общаться с ней мне нравилось и стало ясно, что я не прочь иметь побольше времени, чтобы узнать Корал получше. Еще я чувствовал себя отчасти виноватым в ее теперешнем состоянии — не будь я тогда столь беспечен и неосторожен… Другими словами, Лабиринт поймал меня на крючок. Хочешь освободить ее — придется чинить.
Языки пламени кивнули в мою сторону.
— Грязный трюк, — вслух сказал я.
Языки пламени опять кивнули.
Я продолжал изучать Сломанный Лабиринт. Почти все, что мне было известно об этом явлении, я почерпнул из разговора с Ясрой. Но мне вспомнилось, что она сказала: посвященные Сломанного Лабиринта ходят по промежуткам между линиями, а образы в Камне приказывали идти по линиям, как в настоящем Лабиринте. Я припомнил рассказ отца и понял, что это не лишено смысла. Так можно проложить среди изъянов правильный путь. Мне ведь нужно было не дурацкое посвящение с прогулками между линий.
Юрт добрался до дальнего конца Лабиринта, повернул и пошел в мою сторону. Когда он оказался на уровне разлома во внешнем контуре, из того на пол хлынул свет. Свет коснулся ног Юрта, и лицо его сделалось мертвенно-бледным и страшным. Он завизжал и стал таять.
— Прекрати! — крикнул я. — Или ищи другого ремонтника для Лабиринта! Восстанови его и оставь в покое, или я ничего не буду делать! Слышишь, я не шучу!
Оплывающие ноги Юрта снова удлинились. Бело-голубое сияние накала, распространявшееся вверх по его телу, исчезло, как только свет отхлынул прочь. С лица Юрта сошло выражение боли.
— Я знаю, что он — логрусов призрак, — сказал я, — и скопирован он с моего самого нелюбимого родственничка, но ты, сукин сын, оставь его в покое, а то я по тебе не пойду! Сиди сломанный и держи Корал!
Свет уплыл обратно в пролом и все стало таким же, как несколько мгновений назад.
— Я хочу, чтобы ты пообещал мне это, — сказал я.
Из Сломанного Лабиринта к своду пещеры поднялась гигантская стена пламени, потом опала.
— Подтверждаешь, да? — спросил я.
Языки пламени кивнули.
— Спасибо, — донесся шепот Юрта.
Глава 8
Итак, я тронулся в путь. Черные линии ощущались не так, как светящиеся контуры под Амбером. Ноги опускались, будто на мертвую землю, а отрывались от нее с усилием, что сопровождалось потрескиванием.
— Мерлин! — позвал Юрт. — Что мне делать?
— В каком смысле? — закричал я в ответ.
— Как мне выбраться отсюда?
— Выйди в дверь и начни перемещать отражения, — сказал я, — или пройди вслед за мной этот Лабиринт, пусть он отправит тебя, куда захочешь.