Рыцарь света
Шрифт:
Была и еще одна задача, какую сэру Ричарду следовало бы вынести на обсуждение капитула, но он пока медлил. Дело в том, что ныне в комтурии пребывал находящийся в бессознательном состоянии раненый рыцарь, госпитальер Артур ле Бретон. Его привез в комтурию Колчестера некий бенедиктинец Метью, сказав, что сделал для рыцаря что смог, но все равно мало надежд, что госпитальер выживет, и поэтому он просит тамплиеров в свою очередь постараться сделать все возможное. Это было разумно: лекари ордена слыли лучшими в искусстве врачевания. Брат Годвин в колчестерской комтурии уж точно был таким искусником. Именно его заботам Ричард Гастингс и передал раненого госпитальера. Причем велел никому не сообщать о нем, особенно когда узнал, что принц Юстас и его люди повсюду разыскивают Артура ле Бретона. Во-первых, комтур не хотел помогать этому чудовищу Юстасу,
Размышляя об этом, комтур поглядел туда, где сидел лекарь Годвин. Прекрасный знаток врачевания, этот брат был обычно общительным и везде совал свой нос. Поэтому Ричарда Гастингса и озадачивало, что сегодня этот коренастый, крепенький сакс ведет себя слишком тихо и привалившее ордену богатство, так воодушевившее тамплиеров, его как будто не интересует. Правда, когда собрание перешло к решению о наказании брата-содомита, Годвин как будто вышел из задумчивости. Смотрел, как наказуемый рыцарь, раздетый, в одной набедренной повязке и с веревкой на шее, предстал перед собранием, покорно выслушав вердикт капитула. Комтуру пришлось выступить лично: его смущало и огорчало, что среди общества Храма Соломонова порой появляются такие вот грешники, но для ордена важно не выносить позор на люди. Поэтому согрешивший должен покаяться и снести наказание: порку кнутом, двухнедельный строгий пост и утрату рыцарского облачения на один год и один день. Последнее было наиболее тяжким наказанием для тамплиера: имеющий почетное звание, отныне он на указанный срок становился простым сержантом и должен был находиться в услужении у других рыцарей ордена. Бесспорно, его можно было наказать и более тяжко, но, разглядывая сильное, тренированное тело содомита, Ричард Гастингс решил, что такой боец больше пригодится в Святой земле, где всегда ощущалась нехватка воинов. А так как в начале следующего месяца намечалась отправка флотилии в Палестину, то содомит отбудет туда пусть и не рыцарем, но воином, который принесет в борьбе с неверными определенную пользу. И уж только от его примерного поведения и отваги в бою будет зависеть, вернут ли ему в указанный срок его рыцарское облачение и статус.
Наконец собрание капитула подошло к концу, сэр Ричард Гастингс подал знак, чтобы все встали, и обратился к братьям с традиционными вопросами:
— Зачем нам смирение и послушание?
И все сорок с лишним рыцарей комтурии ответили хором:
— Чтобы не следовать собственной воле, но повиноваться приказывающему.
Комтур привычно задал следующий вопрос:
— Что у вас на душе, братья?
И последовал такой же дружный ответ, в котором крылся основной девиз ордена:
— Не нам, не нам, но имени Твоему, о Господи!
И третий полагающийся вопрос, в котором заключалась основная разница между обычными монахами и воинами-монахами:
— Зачем нам сила, братья?
— Для поддержания справедливости, мира и веры!
Это было основное, ради этого посвятившие себя служению рыцари облачались в белые плащи и опоясывались мечами, отказывая себе в мирских радостях.
Все эти постулаты были особенно дороги сердцу Ричарда Гастингса, и он светло улыбнулся, отпуская рыцарей с собрания. Но когда они выходили, он все же отметил, что лекарь Годвин стоит в стороне, морщит лоб и поглядывает на главу орденского дома, словно хочет с ним переговорить.
Он сделал знак Годвину приблизиться, а сам остался на своем месте, на возвышении. Ричарду Гастингсу, возведенному в
— Вы хотели переговорить, брат Годвин? И, как полагаю, это касается находящегося на вашем попечении раненого? Итак, он умирает?
— Нет, милорд. Признаться, когда его только принесли, я подумал, что мы вскоре прочитаем над ним заупокойную молитву, однако сегодня утром он пришел в себя.
— Слава Всевышнему. — Ричард Гастингс перекрестился. — Теперь он пойдет на поправку?
— Я не стал бы пока утверждать. Если он и выжил, то только благодаря тому, что вскоре после схватки полученная им рана была умело обработана монахом, который его привез.
— Брат Метью, — подсказал комтур.
— Да, этот брат Метью, похоже, умелый врачеватель. Раны при повреждении черепа сильно кровоточат, но он правильно наложил повязку, предварительно обработав рану отваром корней лапчатки, очищающей кровь.
— Без подробностей, брат. Я понимаю, что вы в этом хорошо разбираетесь, но мне надо знать только конечный результат.
— В таком случае, милорд, скажу, что я осмотрел рану и понял, что хоть его и ударили сверху острием, но удар пришелся плашмя. Видимо, Артур ле Бретон успел парировать удар и повернул оружие в руке напавшего. Конечно, его голова сильно разбита, но все же есть надежда, что он выживет. Я это понял, когда сегодня утром он заговорил. И первым делом пошутил.
— Пошутил? И это после трагедии в Гронвуде, когда он сам едва избежал смерти?
— Тем не менее на мой вопрос, как он себя чувствует, юноша ответил, что с ним все в порядке, если он лежит и бездельничает, а я весь в трудах. В тот момент я как раз изготовлял снадобье из грибов [46] , которое должно изгнать заразу из крови, возможно возникшую при ранении.
— Брат, — покачал головой комтур, — вы излишне многословны. Я уже сказал, что методы лечения — это ваша забота, не моя. И если вам есть что сказать…
— Да, милорд. Ведь вы говорили, что сей госпитальер из Франции? Точнее из Бретани. Однако я готов поклясться, что он родился в Англии. Ибо, приходя в себя, человек говорит на родном языке. Вот и этот рыцарь, несмотря на то, что я обратился к нему по-французски, ответил на местном английском. Более того, это было похоже на говор, характерный для жителей западных графств.
46
Известно, что тамплиеры умели изготовлять антибиотики из грибной плесени.
Гастингс пожал плечами. Ну, возможно, этот парень и впрямь родился где-то на западе Англии, но большую часть жизни провел на континенте. Куда больше его заинтересовало то, что Годвин сказал потом: судя по всему, этот рыцарь не помнит, кто он, и понятия не имеет, что с ним случилось.
— Такое бывает после травмы головы, — подытожил брат Годвин.
— Надеюсь, это у него пройдет, — поглаживая свою длинную бороду, задумчиво произнес комтур. — Ведь по сути мы не обязаны помогать рыцарю соперничающего с тамплиерами ордена. Только наше христианское милосердие вынуждает нас оказать помощь лазутчику иоаннитов. Но едва он поправится…
Тут он умолк, так как не знал, как поступить. Барон Эдгар уверял, что госпитальер порвал со своим орденом. Но все же, если рыцарь не умрет в ближайшие дни и пойдет на поправку, о его пребывании следовало сообщить вышестоящим рыцарям-тамплиерам.
Артур действительно не умер, хотя несколько последующих дней находился между жизнью и смертью. Он все больше пребывал в забытьи, а если и выходил из него, то ощущал столь сильную головную боль, что малейшее мысленное усилие давалось с трудом. Порой он слышал над собой голоса, но смысл сказанного до него не доходил, слова, превращаясь в гул, в такт ударам сердца поглощались пустотой, словно вода прибрежным песком. А вот боль изводила, и он начинал тихо стонать. Тогда его чем-то поили и он опять проваливался в небытие с какими-то смутными, тревожащими его видениями, а порой наступал и полный мрак, когда о том, что он жив, свидетельствовало только надсадное, хриплое дыхание юноши.