Рыцарь умер дважды
Шрифт:
Я устало зажмуриваюсь. Преподобный опускает руку мне на плечо.
— Не время унывать. Эта история может разжечь у нас второй Салем. [36] Поэтому предлагаю быстро позвать надежных парней и привести все в порядок, насколько возможно.
— А семья? — Снова встречаюсь с ним глазами. — Они наверняка придут в ближайшее время. Они заметят.
— Им лучше все рассказать, иначе шума поднимется только больше. Думаю, мы подберем нужные выражения, чтобы Генри Бернфилд нас понял. Он не дурак.
36
Салем —
Еще какое-то время стоим молча. Скалящиеся обломки в разверстой пустоте гроба напоминают зубы. Наконец мы идем к кладбищенским воротам. Нужно без лишнего шума найти лопаты. Отыскать Лэра и Дэйва — они не сболтнут лишнего. И хотя бы для себя решить, что лучше — думать о похищении тела Джейн Бернфилд как о проявлении человеческого богохульства или дьявольских козней?
Обугленные обломки. Словно след удара молнии. А ведь в Оровилле уже полторы недели не было грозы.
7
НЕДОГОВОРЕННОЕ
— Так что ты скажешь мне, Эмма?
Я с трудом скрываю жадное волнение в голосе, а девушка напротив вовсе не прячет дрожи рук. Эмма бледна, щеки потеряли последний румянец. Бедная дурочка. За минувшие часы она совсем измучила себя.
— Да, — слова неважно даются ей. — Я… согласна. Я должна понять, что случилось с моей… — из груди рвется хрип, тень задушенного рыдания, — …с телом моей сестры.
Это не дает покоя и мне. Я даже не удивлен, что, стоило мне возникнуть в комнате, Эмма бросилась на меня и стала колотить кулаками по груди. «Ты украл ее! Ты!» — исступленно повторяла она, а я стоял и не пытался мешать ей, пока не затихла сама. Ведь весть поразила и меня. Смутные предчувствия, зародившиеся в связи с гибелью Жанны, оказались не просто предчувствиями. Звезды предупреждали: грядет беда. В план — воскреснуть и положить конец войне, — кто-то вмешался, неизвестно с чьей стороны, кому зачем-то понадобилось…
— Мы выясним. Обещаю.
…выкрасть труп. Надругаться над могилой. Юная Эмма подумала на меня, решила, что это мой способ заполучить ее в союзники. Видно, я произвожу скверное впечатление, раз вызываю такие подозрения. Кажется, она не до конца верит мне до сих пор. Так и есть: схватив меня за рубашку, она встает на носки, заглядывает в мои глаза мокрыми от слез глазами и требует:
— Клянитесь. Клянитесь сейчас же! Что вы не мстите ей, или мне, или…
— Не мщу. Не смел бы. Она сделала для моего народа слишком много. Клянусь.
Вымученно улыбаясь, я провожу по волосам Эммы кончиками пальцев. Она тут же шарахается, испуганная, как дикий зверек. Как она жалка — сутулая, неопрятная, блеклая. Ее сестра… клянусь, ее сестра была совсем иной. Проклятье, каким помощником стала бы мне Жанна — остроумная, убедительная, смелая! Что досталось мне теперь? Подобие, к тому же безнадежно падшее духом! Но я продолжаю смотреть с улыбкой, надеясь, что девочка не захлебнется сквозящей в этой улыбке жалостью.
— Эмма, послушай. — Я делаю к ней шаг. — Я буду полезен среди живых. Правда. И, как я уже сказал, для тебя и доктора все кончится благополучно. Эмма. — Я протягиваю к ней руку. — У меня есть грехи. Немало. Но я никогда не лгу.
Не лгу. Иногда лишь… недоговариваю.
Она смотрит не мне в лицо, а на простертую ладонь. Сдавленно повторяет «Согласна», но не подает руку в ответ. Она только спрашивает, внезапно опять меняя обращение:
— Как ты думаешь, Эйриш, кто ее убил? И тот ли, кто убил, украл…
Она не может закончить. Второе преступление для нее если не страшнее, то ничуть не легче первого: люди удивительно щепетильны насчет останков. В нашем мире мы сжигаем мертвецов и сбрасываем пепел с краев мира, отправляем в бесконечное странствие по звездному космосу. Люди же строят своим мертвым душные города и приходят в ужас, если кто-то прикасается к ним. Джейн, Жанна… Наверняка она предпочла бы наше погребение тому, что получила; небо она всегда любила больше, чем прах. Если бы все не сложилось так, мне действительно следовало бы украсть ее и похоронить, как хоронят у нас героев. Но мысль лучше спрятать, потому что она уже неосуществима и потому что доверие Эммы хрупко.
— Я не знаю, одно ли существо это сделало, Эмма. Не знаю.
Впрочем, я сомневаюсь. Ведь существо, отнявшее жизнь Жанны, очень жалеет о своем поступке и вряд ли совершило бы новое прегрешение. Да, малышка. Я уже знаю имя убийцы и назову его тебе. Отведу тебя на зрелищную казнь, а возможно, даже дам столкнуть ничтожество, сломавшее жизнь тебе и испортившее мои планы, с края мира. Но пока…
— Возможно, Злое Сердце расскажет нам об этом в свой смертный час.
…Но пока мне нужна жизнь этого существа, прости. Нужна, ведь оно — частица плана, с самого начала. Да и наша бесценная Джейн оказалась не так свята, как притворялась. Поэтому… ненавидь вождя, Эмма. Ненавидь вождя, что есть сил, подозревай его. В конце концов, он тоже заслуживает ненависти и, как говорят сыщики вашей планеты, не имеет алиби.
— Я верю тебе, Эйриш. — Эмма делает вдох и все же позволяет слегка пожать ее руку. — Верю и сделаю все, что смогу. Доктор Мильтон… мы поговорим с ним сейчас?
Я хотел бы поступить так, и потому что каждый час умножает муки моего народа, и из страха, что девочка передумает. Но утром Мильтон отбыл в соседний городок, где вспыхнул тиф. Я не смею торопить его возвращение, это было бы скверным началом. В спасении жизней Мильтон всегда верен себе, а я должен быть верен ему. Остается ждать. И думать, минута за минутой, как потом увести его за собой поскорее.
— Когда он вернется. Надеюсь, через пару дней; он собирался лишь отвезти лекарства и оценить обстановку. Как мучительно тянуть…
— Мучительно, — эхом повторяет она, бледнея. — Ждать… я сойду с ума.
— Что ж, лично я дам пока еще пару представлений. Нужно же на что-то жить.
Она отвечает нервным, недоверчивым, но почти живым смешком.
— Но ты ведь волшебник или что-то вроде того. И принц.
— Не здесь. Здесь я лишь бродячий иллюзионист, охочий до долларов.
И мне это нравится; если бы ты представляла, как нравится. Сколько бы я отдал, чтобы не считать минуты, прежде чем откроются раны. Чтобы не лгать в очередной раз Бранденбергу, будто валялся в каюте с похмельем, а не корчился в луже крови в гробу. Чтобы стать частью этого мира, а не его вечным гостем и чтобы судьба родины перестала висеть камнем на моей шее. Булыжник проигранной войны тяжелее всех грузов, с которыми меня швыряют в реку. И он сводит меня с ума.