Рыцарь в черном плаще
Шрифт:
Лодка резко повернула вправо и скрылась в тростнике. Рыцарь вопросительно взглянул на В. Тот сделал ему знак запастись терпением. Лодка скользила между тростниками. Два островка посреди Шельды уменьшали ее ширину, и каждый рукав, разделявший берега и острова, был настоящим лесом водных растений.
Лодка причалила ко второму островку, не выезжая из тростника. В соскочил на землю, Рыцарь за ним. Черный Петух остался стеречь лодку. Петушиный Рыцарь и В быстро взобрались на крутой берег и, дойдя до другого края острова, остановились.
— Подождем сигнала, — шепотом сказал В, удерживая Рыцаря.
— Какого сигнала? — спросил тот.
В подошел к нему и, протянув руку, ответил:
— Сейчас темно, но вы видите другой берег?
— Вижу.
— Видите
— Вижу, и там есть овраг, из которого вытекает ручей, похожий на тот, из которого мы только что выплыли.
— Именно.
— В этом самом месте третьего дня вечером князь переехал Шельду и спрятал в тростнике мех?
— Да. Когда Черный Петух следовал вчера за князем, он видел, как тот выловил багром этот мех из воды, спрятал его в тростнике и потом пересек реку. Черный Петух следил за ним и приказал двум курицам взять мех, но, когда они дошли до тростника, мех исчез неизвестно каким образом.
— Где Черный Петух потерял следы князя?
— На ферме.
— Ну а этот мех?
— В этом мехе находилось…
Послышался громкий всплеск, будто невдалеке камень свалился в воду. В замолчал и прислушался. Второй камень упал, как и первый. В взял под локоть Рыцаря и повел его к берегу островка, где была причалена лодка, в которую они оба сели. В не взял весел со дна; наклонившись, он вынул из воды веревку, по-видимому очень тяжелую, стал тянуть ее обеими руками, и лодка заскользила по воде, как паром. Скоро они достигли середины протоки, далее простиралось свободное от тростника водное пространство. Но лодка не выехала из тростника: В опустил веревку в воду. Левый берег также порос тростником, но напротив оврага тростник был вырван или обрезан.
Рыцарь и В слышали веселые песни французской армии. Налево пейзаж был оживлен и расцвечен огнями, направо мрачен и печален. Вдруг за оврагом или чуть дальше блеснуло пламя, взметнулось ввысь в клубах дыма, гигантский огненный занавес закрыл горизонт, башни и крыши строений обрисовывались на его багровом фоне, как зловещие черные силуэты.
— Где это пожар? — спросил Рыцарь.
— В замке Камфен, — ответил В, — замок поджег Хохлатый Петух со своими курами.
— Это тот замок, из которого уехали Сомбой и князь, чтобы похитить Сабину из Сент-Амана?
— Он самый.
— Но замок — единственное жилище, в котором Сомбой считал себя в безопасности, там-то я и надеялся его захватить, — глухим голосом сказал Рыцарь, — зачем было его поджигать?
— Чтобы захватить Сомбоя.
Рыцарь схватил за руку В.
— Если тебе это не удастся, — проговорил он, — ты поставишь на кон и свою, и мою жизнь…
— Удастся!
В эту минуту третий камень упал в воду.
— Смотрите, — сказал В.
Пожар усилился, зарево освещало горизонт, отражаясь в реке. Рыцарь не спускал глаз с воды и вскоре заметил темный предмет, плывущий по течению; предмет оказался большим, наполовину погруженным в воду мехом. Когда этот мех проплывал мимо того места, где остановилась лодка Рыцаря, раздалось звучное «кукареку». Тотчас веревки, до тех пор невидимые, натянулись над водой и остановили мех. Мех раскрылся, и в Шельду соскользнула тень — человек исчез в воде. Едва он скрылся, из тростника показалась лодка с шестью гребцами. Два гребца, бросившись в воду, схватили человека, вырывавшегося изо всех сил. Четыре человека, оставшиеся в лодке, наклонились, подхватили незадачливого ныряльщика и положили его на дно лодки. В наклонился к Рыцарю:
— Мне удалось! — воскликнул он с торжеством в голосе, — Сомбой попался!
Петушиный Рыцарь молча пожал руку спутника.
— А теперь этот человек должен заговорить, — сказал он.
— Он заговорит, — сказал В. — Пытка приготовлена. Часы в Калони пробили полночь.
— Осталось несколько часов, чтобы их спасти! — сказал Рыцарь.
XXX
Фонтенуаский
На нижнем этаже того самого дома, где Петушиный Рыцарь во время сражения собрал своих людей перед нападением на английскую колонну, горел яркий огонь в камине. Шел второй час ночи. Железные приспособления всевозможной величины раскалялись на огне. Четыре восковые свечи в медных подсвечниках смешивали свой красноватый отблеск с пламенем камина, озаряя багрянцем зал. В стены и потолок были вбиты железные кольца, крючья и блоки, в которые вдевались длинные веревки. Перед камином стояли Рыцарь и В, их окружали петухи.
— Начальник, — сказал Растрепанный Петух, — все готово.
— Приведите пленников, — приказал Рыцарь. Спустя несколько минут, барона и князя ввели через разные двери; оба были связаны и имели во рту кляпы, а на глазах повязки. Их провели на середину комнаты. Петушиный Рыцарь сделал знак, все петухи вышли из залы в глубоком молчании и неслышными шагами. Дверь бесшумно затворилась. В комнате остались четыре человека. Рыцарь сел на скамейку спиной к камину, возле него встал В по-прежнему в маске и в черном бархатном сюртуке. Лишенные возможности говорить, видеть и двигаться, пленники походили на две статуи. Рыцарь сделал знак В, тот подошел сначала к барону, снял с него повязку и вынул изо рта кляп, потом проделал то же самое с князем. Глаза обоих пленников, ослепленных ярким блеском, сначала закрылись, потом опять раскрылись и медленно осмотрели стены зала. Выражение этих взглядов было совершенно не похоже. При виде приготовленных орудий пытки ужас и бешенство сверкнули во взоре князя. Глаза Монжуа остались спокойными и холодными.
— Ты видишь, что тебя окружает? — холодно спросил Рыцарь.
Монжуа молча кивнул.
— Ты знаешь, что тебя ожидает?
— Пока не знаю, — последовал спокойный ответ.
— Ты не веришь, что я стану тебя пытать?
— Верю, но я верю также и в удачу, кто знает, что может произойти между этой минутой и той, когда ты начнешь меня пытать, — усмехнулся барон.
Рыцарь пристально посмотрел на него.
— Я тебя ненавижу, — проговорил он, — но ты можешь избавить себя от продолжительных страданий, сказав мне все и отвечая на все мои вопросы.
— А если я не стану отвечать?
— Тебя ждет пытка.
Сомбой презрительно пожал плечами.
— Я считал тебя умнее, — сказал он. — Зачем предполагать, что я изнемогу от боли? Это значит, что ты не знаешь меня. Будем действовать, как люди твердые, и не будем делать друг другу бесполезных угроз. Я в твоих руках, ты меня убьешь или станешь пытать — это как тебе угодно. Для меня вопрос состоит в воле и терпении, но, как ни свирепа наша ненависть, поверь мне, Петушиный Рыцарь, не стоит обращаться друг с другом, как пошлые разбойники. Уже двадцать лет, как мы боремся друг против друга с равной силой, с равной ловкостью, с равным везением, но теперь, я сознаюсь, я побежден: я нахожусь в твоих руках без надежды на побег и возможности защитить себя. Обсудим же хорошенько положение. Двадцать лет тому назад я повесил твоего отца и удавил твою мать; три месяца тому назад я ранил твою невесту, прежде попытавшись погубить ее, привезя к графу де Сувре на оргию; два месяца тому назад я похитил твою сестру, чтобы отдать ее человеку, который ее любит. Шестнадцать часов тому назад я отравил их обеих, и через два часа яд начнет действовать. Таково положение дел. Теперь скажи, что ты намерен делать?
Рыцарь ни разу не прервал Монжуа, он слушал его спокойно и бесстрастно, не обнаруживая ни малейшего гнева, ни малейшего негодования. Когда барон кончил, Рыцарь, не спускавший с него глаз, медленно встал и подошел к тому месту, где стоял Монжуа с руками, стянутыми за спиной. Он пристально посмотрел ему в глаза.
— Что я намерен делать? — сказал он холодным тоном человека, умеющего владеть собой. — Я хочу, чтобы ты отвечал на вопросы, которые я задам тебе, и я сумею добиться от тебя ответа!