Рыцарь Золотого Сокола
Шрифт:
— Катарина, — тихо, почти неслышно произнес он и добавил совсем другим тоном — Да, возможно, поэтому.
— Райен, Генрих откуда-то знает, что мы с тобой только… словом, как это говорят, что мы не были с тобой близки. Откуда? Ведь здесь никого не могло быть, кроме нас.
— Святая невинность! — буркнул Райен, борясь с желанием заключить ее в объятия и терзать ее губы, пока она не запросит пощады.
Над ними повисла долгая тишина. Лишь когда пальцы Джиллианы легли на его рукав, Райен обернулся. Синие глаза смотрели на него вопрошающе.
— Райен…
Он открыл рот, чтобы ответить, но от неожиданности не смог выдавить из себя ни звука, словно вдруг внезапно онемел.
— Так ты правда… не можешь?
Он схватил ее за запястья и дернул к себе так, что она ударилась лбом о его твердую грудь. Глаза его метали молнии, как две грозовые тучи, рот мстительно кривился.
— Может, проверим?
Склонясь над нею, так что его губы едва не касались ее нежного рта, он прошептал:
— Но помни, Джиллиана, ты сама этого хотела. Мужество начало изменять ей. Она попыталась вырваться, но он еще теснее прижал ее к себе. Она хотела отвернуть лицо, но его пальцы впились ей в подбородок и не пускали ни вправо, ни влево.
Ей наконец удалось запрокинуть голову, и его горячее дыхание обожгло ей шею. Все это было для нее так странно, неожиданно, что ее охватила невольная дрожь.
Когда горячие губы Райена впились в ложбинку между ее грудями, силы вдруг покинули ее, и она закрыла глаза. Вот его пальцы скользнули под черную завесу ее волос, а рот медленно двинулся по изгибу нежной шеи вверх. Когда их губы встретились, она застыла на миг, широко раскрыв глаза, но скоро из ее груди вырвался протяжный вздох, и она сама прижалась к нему губами, желая полнее отдаться тому новому, удивительному, что пробуждалось в ней. Заметив, что она отвечает на его поцелуй, Райен обнял ее нежнее, словно она и впрямь была его возлюбленная.
Он почти уже начал терять рассудок, потом снова почувствовал, что предает Катарину, но женщина, которую он сейчас обнимал, была слишком хороша — он не в силах был отказаться от нее. Он должен был завладеть ею целиком.
Райен желал разбудить ее чувства, овладеть ее телом и, возможно, душой. Ему хотелось видеть ее глаза, когда его рука, скользнув под тонкую ткань, вдруг сдернет сорочку с ее плеча.
Ощутив свою наготу, Джиллиана невольно ахнула. Странно, она так долго упрашивала его начать, а вот теперь совсем не уверена, хочет ли она сама продолжения.
Когда сорочка окончательно упала к ее ногам, стыдливость пересилила пробуждающуюся страсть, и Джиллиана в смятении закрыла груди руками.
Не сводя глаз с ее мерцающего в полутьме тела, Райен рывком стянул с себя рубаху и резко отшвырнул в сторону. Вглядываясь в нежные изгибы, прикрытые завесой черных как смоль волос, он испытывал неодолимую потребность поскорее освободиться от одежд — они уже мешали ему. Взгляд его скользнул от тоненькой талии к бедрам, дразняще-упругим и округлым, словно манившим в заветное лоно. Ниже светились восхитительно длинные стройные ноги и маленькие изящные ступни.
Она была не просто прекрасна — она была само совершенство. Он же мог безраздельно владеть ею и делать с нею все, что угодно — ибо разве он не был ее законным мужем, и разве не ее собственные уговоры заставили его обнять ее?
Страх и сомнения, владевшие ею минуту назад, прошли, она, справившись с собой, взглянула на Райена. Он снова шагнул к ней, и она не отпрянула, не отвернула лица.
Райен подхватил ее на руки, и она робко — как напуганная маленькая девочка — обняла его за шею.
— Джиллиана, — шепнул он. — Ты правда этого хочешь?
— Раз иначе никак нельзя, то я постараюсь преодолеть свою застенчивость, — тихо сказала она. — Можешь делать со мною все, что необходимо.
Райен негромко рассмеялся.
— Ты как будто приготовилась взойти на эшафот. Уверяю тебя, это вовсе не так страшно.
Опустив ее на их брачное ложе, он начал стягивать с себя обувь. Она с тревогой следила за ним. Вот он встал, чтобы расшнуровать кожаные штаны, и, обернувшись, снова посмотрел на нее. Не выдержав его взгляда, Джиллиана торопливо прикрыла волосами обнаженную грудь.
Когда, сбросив наконец все, что на нем оставалось, он лег и сразу прижался к ней всем телом, она чуть не задохнулась от неожиданности и, вырвавшись, села на кровати. Она не знала, что он нарочно хотел напугать ее. Страсть и желание боролись в нем с гневом: войдя в его жизнь, эта женщина с первой же минуты начала диктовать ему свои условия, и он был бессилен перед ней, как знамя перед порывом ураганного ветра.
Усмехнувшись, он снова обнял ее. Она дрожала.
— Если передумаешь, скажи — я не буду настаивать.
Она вскинула на него синие глаза.
— Я не передумаю. Наш уговор прежний ты даешь мне дитя и получаешь свободу. Согласен ли ты?
— А ты полагаешь, я откажусь от своей свободы?
— Поклянись честью, что ты не будешь иметь никаких притязаний на ребенка, который может родиться от нашего… союза.
— Я не потребую от тебя ничего, кроме свободы.
— Поклянись.
— Клянусь.
Неожиданно она качнулась вперед и, прижавшись к нему всем телом, отыскала губами его губы. Райен вздрогнул, и острое наслаждение пронзило его.
Забыв обо всех уговорах, он схватил ее в объятия и перекатился на спину. Его руки ласкали и прижимали ее к себе, а сердце замирало в предвкушении блаженства.
— Джиллиана, прекрасная Джиллиана, что ты со мною делаешь? — задыхаясь, шептал он ей в ухо. — Сейчас ты станешь моей.
Его губы закрыли ей рот, и она застонала от наслаждения. Горячий и твердый мужской член, казалось, жег ей ноги, а руки Райена скользили по ее ягодицам, надавливая на них все сильнее, будя в ней неведомые желания.