Рыцарь
Шрифт:
— Смогу.
— Я не знаю, на сколько там задержусь. Но, как выберусь, обязательно заеду к тебе. Ты ведь тоже не сразу с этой Анной обратно через Пиренеи отправишься? Она же, черт побери, дама… А дамы, — он сделал неопределенное движение пальцами, — копошиться любят. Но если ты все-таки обратно сразу поедешь и по дороге меня не встретишь — пошли весточку.
— Обязательно.
— И знаешь что: как разберешься с этой наследницей Родриго, возвращайся-ка обратно. Тут же война назревает, слышал? Я тут поговорил с одним доном… Собственно, война бы уже давно началась,
— Хочет сам называться эмиром?
— Какое там… — Ги махнул рукой. — У эмира войска в десять раз больше. Никто не может понять, на что надеется этот мальчишка… Юсуф, кажется, его зовут… В переговоры он ни с кем не вступает, а командует своими людьми на редкость бездарно. Эмир его, конечно, раздавит, но на это потребуется некоторое время. Так что оборачивайся поскорее. К самой потехе приедешь.
Я покачал головой:
— Не могу. Я ведь дал Родриго слово, что прослежу, чтобы с Анной все было в порядке. Так что какое-то время придется пожить в Лангедоке.
Ги огорчился. Но данное слово (слово, которое один благородный человек дал другому благородному человеку) — это вещь серьезная.
Мы расстались на перекрестке дорог. Ги поехал на запад, в Сариньену, я — дальше на юг, к замку Альгарис. Снова, как и в начале моего путешествия, в Лангедоке, я был один в незнакомой стране, без спутников и друзей. Только верный Тибо, мой пузатый Санчо Панса, следовал за мной.
По дороге я думал о племяннице Родриго. Как она выглядит? Сколько ей лет? Путешествие с приятной молодой девушкой может доставить немалое удовольствие. И я уже его предвкушал. Почему-то я был уверен, что родственница Родриго именно такова. Среди испанок много красавиц даже в низших сословиях, а уж среди благородных…
Без всяких приключений мы добрались до реки Эрбо и переправились через нее, наняв лодку в одной из прибрежных деревень. По пути я пытался расспросить о замке Альгарис и о его хозяйке, но не слишком успешно. Дорогу мне показывали, но не более. Местные жители, похоже, недолюбливали чужих и всячески уклонялись от разговора. Так думал я, пока не увидел замок… Вернее, развалины замка.
Его взяли штурмом. Причем относительно недавно: и года не прошло. Правая стена была полностью разрушена, две башни из четырех разбиты. Донжон дочерна обгорел. Я не стал лазать по руинам: ясно, что никого живого там не было, а все, чем побрезговали победители, наверняка растащили крестьяне из местной деревеньки.
А вот с ними я был не прочь потолковать.
Но они со мной — нет. Стоило мне задать вопрос о замке, как эти люди становились глухонемыми. И даже серебряная монета не могла развязать их языки.
Я так ничего и не выяснил, пока не наткнулся на араба, дом которого стоял в стороне от деревни. Араб был христианином, о чем красноречиво свидетельствовал железный крест, выставленный напоказ, поверх рубашки. Вообще, в Испании можно было встретить множество ему подобных — мавров, принявших христианство, или европейцев, перешедших в сарацинскую веру. За пять столетий беспрерывных войн тут все перемешалось…
— Этот пес разорил их, — вызывающе посмотрев на меня, процедил араб.
— Какой пес?
— В этих землях есть только один пес, кабальеро.
— И кто же он?
— Дон Альфаро де Кориньи, будь проклято его имя!
— Я вижу, ты его сильно ненавидишь.
Мой собеседник прищурился, как это умеют делать только арабы. На лице его отчетливо читались ярость и ненависть.
— Мой брат был человеком дона Яго Альгариса, — сказал он наконец. — Ему не посчастливилось — он остался в живых, когда этот дьявол взял замок.
— И что же стало с твоим братом?
— Его колесовали, как и других людей дона Яго. Так же поступили и с самим доном — да благословит Господь саму память об этом человеке!
Да, невеселая история.
— В замке жила благородная девушка, — сказал я. — Ее звали Анна. Что произошло с ней?
— Вы говорите о племяннице дона Яго, кабальеро?
— Да.
— Про то, что с ней стало, лучше и не спрашивать. Да покарает Господь этого дьявола Альфаро…
— Она мертва?
— Я не знаю, кабальеро. Ее увезли.
— Значит, она в замке Альфаро?
Араб оглянулся и осенил себя крестным знамением:
— Лучше не произносить лишний раз этого имени.
Я усмехнулся:
— Почему? Опасаешься, что он может услышать?
— Да, — с самым серьезным видом ответил этот человек. — Он колдун и сын Иблиса… то есть Сатаны. Говорят, его отец вызвал Сатану и подложил под него свою жену — и от того союза жена его и понесла…
Я снова усмехнулся.
Ну конечно, прямо от Сатаны… На следующий день после смерти Роберта де Вигуэ я услышал от торговки яблоками подробный рассказ о том, каким первоклассным колдуном был Роберт Волк и как он мог по желанию превращаться в волка или в птицу. Похоже, здесь было то же самое.
Видимо, сознание простого человека этой эпохи не допускало мысли, что тот или иной мерзавец может быть просто мерзавцем. Нет, он обязательно должен быть еще вероотступником и колдуном. Как же без этого…
— Расскажи-ка мне еще что-нибудь об этом… ммм… колдуне. Где он живет, насколько он богат, могуществен?
Араб еще раз огляделся. Задержал взгляд на дверях своего дома. Когда он снова посмотрел на меня, выражение лица у него было в точности как у тех крестьян, что отказывались со мной говорить.
— У меня жена и четверо детей, кабальеро. Поговорите лучше с кем-нибудь другим. — Араб пожал плечами. — Может, Санчо? Трактирщик…
Ладно, и на том спасибо. Я бросил арабу монету и поехал к трактиру.
Трактирщик поначалу тоже пытался изобразить глухонемого, но кнутом и пряником мне удалось из него кое-что извлечь. О судьбе самой Анны он ничего не знал, зато оказалось, что, помимо замка и прилегающих земель (которые теперь платили подати Альфаро), у рода Альгарисов имелось большое поместье на северо-востоке. Поместье это дон Альфаро тоже сжег, но кое-кто из его обитателей сумел удрать. Вопрос: куда?