Рыцари былого и грядущего. I том
Шрифт:
У монреальца хватило ума понять, что его слегка высекли, и он виновато опустил глаза, но тут же поднял их и, подражая гийомовой иронии, сказал:
– Удивительнее другое, мессир. На сей раз и вы сказали правду о себе, и мои уши слышат это впервые.
– Ладно. Как-нибудь потом продолжим упражнения в острословии. Говори, какие новости.
– Самые благоприятные, мессир. Из Франции прибыло крестоносное пополнение – множество благородных рыцарей.
Де Боже вздрогнул и как-то разом весь напрягся:
– Только твоя простая душа, Жерар, может считать эту новость хорошей. Даже не спрашиваю, велико ли пополнение – это теперь никакой роли не играет. Наши силы настолько меньше султанских, что даже будучи
Гийом пошёл в свою келью. Он долго, до полного изнеможения, молился о мире, но покой не возвращался в душу, а напротив – нарастала тревога. Ему стало казаться, что всё ещё хуже, чем можно было предполагать. Когда с улицы донеслись дикие крики, он понял, что не ошибся. Решительность вернулась к нему тотчас. Широким шагом волевого, уверенного в себе человека он пошёл к выходу так быстро, что белый плащ, развеваясь, уже не касался спины.
Едва магистр вышел на улицу, как увидел бегущего к нему командора, которого не помнил по имени. Лицо командора было залито кровью.
– Что с лицом, командор?
– Пустяки. Царапина на лбу. Просто крови много.
– Сарацины?
– Нет, свои. Пополнение наше крестоносное. Точнее – бедоносное. Буйными оказались до невероятия. Едва увидели на рынке мирно торгующих сарацин, как набросились на этих несчастных с мечами. Видно, всю дорогу мечтали о том, как будут рубить мусульман и решили для начала опробовать свою доблесть на безоружных. А подчинённые мне тамплиеры по вашему приказу охраняли рынок.
– Кто-нибудь из новых крестоносцев погиб от руки тамплиеров?
– Нет, мессир. Всё было по Уставу, ни один из моих тамплиеров не напал на христианина. Мы только отбивали удары, пытаясь защитить торговцев.
– Что значит «пытаясь»? Уж не хочешь ли ты сказать, что вам это не удалось?
– Мессир, под моим началом было лишь десять тамплиеров – охрана, рассчитанная на подавление мелких случайных ссор. А новых крестоносцев была не одна сотня. Они устроили резню по всему рынку, мои не могли быть сразу везде. И всё равно бы мы перерубили этих французских забияк, если бы они были иноверцами. Но мы только отбивали удары, как требует Устав. При этом едва сдерживались, когда на нас посыпались обвинения в сговоре с султаном. Я не забыл, что по Уставу мог отдать приказ после третьего отбитого нападения атаковать крестоносцев. Но я не отдал такой приказ. За 10 лет в Святой Земле мой меч ни разу не ударил по кресту. Поздно привыкать. Готов под суд.
– Не до судов. К тому же ты прав. Вы всё равно не остановили бы резню. Могли только устроить ещё одну. Много сарацин погибло?
– Почти все – около тысячи человек.
– Что?!
– Но и это ещё не всё. На рынке было много христиан-арабов. Их тоже изрубили.
– Акра пала, командор. Считай, что Акра уже пала. Готовься к смерти.
***
Де Боже был уверен, что всё потеряно и всё-таки попытался использовать последний шанс для спасения ситуации. Когда султан потребовал выдать ему живыми всех виновников резни, Гийом, конечно, не допустил и мысли о том, что это требование может быть выполнено. Какими бы отъявленными подонками ни были новые крестоносцы, тамплиеры никогда не предлагали выдавать своих. Но и оставить без внимания требование султана было невозможно. Магистр понимал: если Аль-Асираф ещё считает нужным выдвигать какие-то требования, а не сразу идёт на Акру, значит, он сам не исключает возможности уладить дело миром.
Гийом нашёл, казалось, соломоново решение. (Не даром же он был магистром рыцарей Храма Соломонова) Когда собрался королевский совет, магистр предложил: «Пусть в городских темницах отыщут приговорённых к смерти и публично казнят. Мы уверим султана, что это была казнь убийц мусульманских крестьян. Так будет считаться, что султану заплатили, и мы избежим его мести, лишь совершив правосудие над преступниками, которые всё равно должны умереть».
Но даже это никого не задевающее предложение магистра встретило отпор со стороны баронов, чьей гордыне не было предела. Особенно возмущались предводители новых крестоносцев, ни в чём не считавшие себя виноватыми, традиционно обвинявшие тамплиеров в предательском сговоре с мусульманами и кричавшие, что магистр храмовников – раб султана, а его предложение – рабское и унизительное.
Палестинские бароны были куда большими реалистами, они прекрасно понимали, что магистр прав, но защищали его предложение не слишком решительно, опасаясь обвинений со стороны вновь прибывших франков-головорезов. В итоге совет ограничился тем, что послал султану расплывчатые извинения. После этого всё стихло. Никакой реакции со стороны Аль-Асирафа не наблюдалось. Вожди партии фанатиков торжествовали, думая, что султан испугался.
А магистр ночью за стенами Акры беседовал с тайным гонцом. Давний друг Гийома эмир Юсуф дал знать о том, что султан уже готовится к походу на Акру. Эмир не был в собственном смысле агентом магистра, хотя хорошо законспирированную агентурную сеть в среде сарацин тамплиеры тоже имели. Но Юсуф был именно другом. Оставаясь верным слугой султана, эмир всегда и во всём помогал тамплиерам, потому что был уверен – султану это только на благо. Мудрый эмир видел в тамплиерах ту силу, которая может способствовать установлению долгого и прочного мира между Востоком и Западом и не скрывал от султана своей дружбы с магистром храмовников.
На сей раз он переправил Гийому личное послание султана: «Царь царей, повелитель повелителей, Малек Аль-Асираф благородному магистру Ордена Храма, истинному и мудрому, привет и наша добрая воля. Поскольку вы настоящий муж, мы доводим до вас, что мы идём на ваши отряды, чтобы возместить нанесённый нам ущерб. Мы не желаем, чтобы власти Акры посылали нам письма или подарки, ибо мы их больше не примем».
Султан не захотел обращаться ни к кому из франков, кроме магистра храмовников, которого продолжал безмерно уважать. Но легкомыслие баронов Акры могло сравниться только с их высокомерием. Они продолжали считать, что султан молчит, потому что испугался их, таких грозных. Бароны привыкли видеть магистра миротворцем и сейчас искренне недоумевали, почему теперь он твердит о срочных боевых приготовлениях. Гийом не мог сослаться на личное письмо султана, и его неустанные предупреждения о том, что вскоре султан будет под стенами Акры, никто не слушал.
Бесконечно пирующее крестоносное войско было весьма далеко от боевой готовности. На тамплиеров, всегда суровых, вечно трезвых, а теперь заметно помрачневших, поглядывали с усмешкой. Белые плащи, изредка решительным шагом прорезавшие улицы Акры, ни на какие насмешки даже головы не оборачивали.
Наконец свершилось. Ласковым апрельским утром 1291 года бароны Акры, ещё не успев приступить к опохмелке, увидели со стен несметные султанские полчища.
***