Рыцари былого и грядущего. I том
Шрифт:
Когда шлюпка с двумя рыцарями плыла к Тамплю, с палубы галеры уже кричали: «На галеру тамплиеров могут подняться только нищие, только те, у кого нет денег».
***
Акра всё ещё не совсем пала. Тампль держался. Это была огромная башня, двумя стенами выходившая в море. Причаливший к Тамплю командор, выйдя из лодки, сразу же пошёл в церковь, где велел себя положить раненый де Боже. Магистр лежал перед самым алтарём на своём белом плаще, который постелили на каменных плитах церковного пола. В церкви было очень тихо, монотонно звучали псалмы на латыни. Эта тишина после непрерывных криков и визгов, запах ладана после запаха крови, так взволновали сурового командора, что он чуть не потерял сознание. Нетвёрдой походкой он приблизился к магистру и, встав на одно колено, почти безразличным голосом сказал:
– Мессир, ваш приказ исполнен.
– Не сомневаюсь, командор, что ты даже мёртвым исполнил бы приказ, спасающий честь Ордена. Счастливой тебе смерти, командор. Ступай.
Эти несколько слов, сказанные еле слышным шёпотом, вконец обессилили умирающего магистра. Командор отступил на несколько шагов и решил постоять немного, преодолеть головокружение, прежде чем выйти из церкви. Тут он заметил сидящего в углу Жерара Монреальского, секретаря де Боже. Верный Жерар молчал, но по его лицу текли непросыхающие слёзы. Командор подошёл к нему и просил шёпотом:
– Как он?
– Молчит. Скоро уже сутки здесь и не говорит ни слова. Велел только отслужить мессу. Исповедался и причастился. Потом велел читать Псалтырь, как над мёртвым. Просил похоронить прямо здесь, в церкви. Попросили сказать прощальное слово братьям – отказался. Говорит, вся моя жизнь – прощальное слово братьям. И жизнь моя, мол, известна. А если что не всем известно, так ты, говорит, Жерар, запиши… я уже записал, как про мёртвого: «И отдал он Богу душу, и был похоронен перед самым алтарём. И благоволил ему Бог. От его смерти был великий ущерб». Поторопился записать, потому что, боюсь, не успею, убьют. (Жерар успел. Он написал, пережившую века «Хронику тамплиера из Тира»).
Их прервал очень отчётливо и твёрдо прозвучавший голос магистра: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, но глаголу Твоему с миром». Жерар рванулся к де Боже. Магистр был уже мёртв. Тотчас об этом узнали все рыцари, бывшие в храме, но церковные своды не огласились ни единым воплем. Рыцари по-деловому начали доставать плиты церковного пола, потом мечами рыли очень плотный грунт и горстями извлекали его. Магистра по тамплиерскому обычаю похоронили без гроба, завернув в плащ и положив на дно могилы лицом вниз. Капеллан начал случить панихиду. Рыцари сразу же покинули храм для битвы.
***
Оборону Тампля Акры возглавил маршал Ордена Пётр де Северин. Вот уже 5 дней тамплиеры отбивали все атаки султанской гвардии – мамлюков. Этот последний бой отнюдь не был бессмысленным. В Тампле укрылось немало женщин и детей. Сражались, пока искали хоть какие-нибудь плавучие средства, чтобы отправить их на Кипр. У подножия башни, на берегу, в укрытом месте, куда сарацины так и не смогли проникнуть, тамплиеры собрали все большие и малые суда, какие только могли. Печальный Жерар Монреальский сидел на берегу, на огромном камне и, больше не пытаясь изображать мужественного воина, не сдерживая слёз записывал: «И когда все эти корабли одновременно подняли парус, рыцари Храма издали громкий крик радости. И отплыли корабли, и пошли на Кипр, и были спасены добрые люди, находившиеся внутри Тампля».
Эвакуировали многих, но не всех. Сначала была надежда, что с Кипра придёт хоть один корабль, но вскоре поняли – корабля с Кипра не будет. Призрачная надежда на милосердие султана стала казаться всё же более реальной, чем надежда на эвакуацию оставшихся женщин и детей.
Храбрый маршал де Северин нисколько не возражал против того, чтобы погибнуть самому. Для того, чтобы спасти своих рыцарей, он и пальцем не пошевелил бы, и уж тем более не пошевелил бы языком. Тамплиеры никогда не обсуждали такую бессмысленную, по их убеждению, тему, как спасение собственной жизни. Однако необходимость спасения оставшихся в Тампле женщин и детей любой ценой, кроме потери чести, так же не вызывала у маршала сомнений. Таково было единственное завещание Гийома де Боже, которого Пётр считал человеком воистину великим, таким, что все короли земли вместе взятые не стоили его одного.
***
Тем временем султан пребывал в тихом мрачном бешенстве. Победа досталась ему без чести и без славы. Акру взяли не прославленные султанские гвардейцы-мамлюки, а ничтожные кроты – сапёры. О такой победе поэты не будут слагать песни. Впрочем, песни, может быть, и появятся, только не о его презренных головорезах-мамлюках, на которых сам султан теперь не мог смотреть без отвращения, а о героических тамплиерах, погибающих непобеждёнными. Султан подумал о том, что не доведёт его до добра увлечение персидской поэзией. Песни лишают мужества. Он – воин великого джихада, ему подобает пылать священной ненавистью к неверным, а он прославляет в своём сердце доблесть этих христианских псов. Мамлюки завладели всей Акрой, но вот уже неделю топчутся у страшной тамплиерской башни. Рыцари отбили все атаки и даже сапёры, на сей раз, кажется, оказались бессильны. Грунт, говорят, слишком твёрдый. Султан лениво бросил своему визирю:
– Когда саперы обещают закончить подкоп?
– Говорят, не раньше, чем через недёлю.
– Половине этих землероек отруби головы, остальным скажи: закончить подкоп за три дня. Пошли посольство к тамплиерам. Всем обещай жизнь. Обещай, что хочешь, но они должны сдаться.
***
Маршал де Северин согласился на султанское предложение о капитуляции – условия были почётными – выход с оружием, без выкупа, с любым имуществом. Почти сразу же в Тампль прибыл эмир Хамы с сотней мамлюков. Вскоре маршал и эмир вдвоём и без оружия поднимались на самый верх башни по узкой винтовой лестнице. Маршал бережно снял закреплённый на самом верху Босеан – орденское знамя. Эмир укрепил султанский стяг с полумесяцем. Они посмотрели друг на друга долгим пристальным взглядом. Эмир – восхищённо и изучающее, маршал – устало и понимающе. Говорить, казалось, было не о чем, но эмир мечтал об этой встрече. Он сказал:
– Ваш магистр был великим воином. И ты, маршал – великий воин.
– И султан, и эмир так же великие воины, – голос маршала прозвучал довольно равнодушно. В иной ситуации эмир оскорбился бы этим, но не сейчас:
– Мне хотелось бы воевать с тобой плечом к плечу, маршал!
– Это можно устроить. Примешь христианство. Затем примешь монашество. Помня о нашем старом знакомстве, могу тебя взять к себе оруженосцем. Будешь хорошо служить – станешь рыцарем. Тогда и повоюем плечом к плечу.
Это было смертельное оскорбление. Эмир воздал хвалу Аллаху за то, что маршала никто не слышал, а иначе одному из них пришлось бы тут же умереть. Но эмир с куда более лёгким сердцем перерезал бы глотки всей своей мамлюкской сотне. Эти франки, они… не такие. Петр никогда не стал бы так ползать на брюхе перед своим королём, как он, эмир, ползает перед султаном. Тамплиеры, даже складывая оружие, ведут себя, как победители. Да ведь они и есть победители. А он, эмир, опозорен и повержен. В душе воина джихада неожиданно проявились давно нараставшие изменения. Он с радостью признал, что побеждён маршалом и не почувствовал в этом никакого бесчестия.