Рыцари былого и грядущего. Том II
Шрифт:
— А в Европе есть группы, связанные с нашим Орденом?
— Нет. Ни одной. Ты знаешь, у нас в Ордене все — европейцы, но это отдельные свободные личности, которые теми или иными путями вышли на Орден, или мы на них вышли, но в самой Европе нет ни одной организованной группы, которая сплотилась бы вокруг военно-монашеского идеала, при этом продолжая твёрдо стоять в христианской вере.
— Да я уж посмотрел историю храмовничества.
— Вот-вот. Под названием «храмовников» Европа в изобилии порождает группы интеллигентов-мистиков, злобных неонацистов, сатанистов-головорезов. Если и появляется организованная христианская инициатива, то это нечто вроде «Опус Деи» — структура деятельно-активная, но решительно далёкая от воплощения военно-аскетических христианских идеалов. Старушку через дорогу они, ради Христа, конечно, переведут, но готовы ли они умереть за Христа? Слишком комфортно устроились в этой
— Но почему же рыцарско-монашеский идеал в Европе заглох при наличии хороших христиан, а порою и не плохих воинов?
Сэр Эдвард Лоуренс, во всё время разговора слушавший братьев с таким живым интересом, как будто все это объясняли ему, но не проронивший ни слова, подал, наконец, голос:
— Солдатчина, мой друг. Последних рыцарей Европы добивает солдатчина.
— Но разве солдат не может быть хорошим христианином, а христианин — хорошим солдатом?
— Да сколько угодно, — сэр Эдвард невозмутимо поднял бровь. — Солдат только рыцарем стать не может, а Европа уже не в состоянии представить себе военного в ином образе кроме солдатского.
— Да, мы как-то говорили об этом с командором Князевым, но я до сих пор достаточно смутно представляю себе принципиальную разницу между рыцарем и солдатом.
— Это просто. Когда-то власть в Европе принадлежала военной аристократии, сейчас она принадлежит торговой олигархии. Военная аристократия, одухотворённая христианством, выработала идеал благородного и великодушного «защитника вдов и сирот». Это и есть рыцарский идеал, в основе которого — готовность принести себя в жертву, защищая слабых. Торгашам это, мягко говоря, не близко.
— Но торгаши были всегда.
— Безусловно. Только раньше они были подчинены военным, игра в целом шла по благородным воинским правилам. Потом буржуазия захватила власть и теперь военные ей подчинены. Игра идёт по правилам торгашей, первейшее из которых: «Не обманешь — не продашь». Если идеал рыцарской аристократии — защита вдов и сирот, то идеал буржуазии — выжимание из вдов и сирот последних соков с целью личного обогащения. А военные, теперь подчинённые буржуазии, обслуживают её интересы. Вот это и есть солдаты. Не случайно даже слово «солдат» происходит от названия монеты — «сольдо», то есть это человек, воюющий за деньги. Буржуазия платит солдату за то, чтобы он силой оружия обогащал своих хозяев.
— А нам-то всё внушали, что солдат должен Родину защищать, — несколько язвительно заметил Сиверцев.
— А как же иначе, друг мой? Кто же скажет солдату: «Идите и умирайте, чтобы мы стали богаче». Солдатам скажут: «Идите и защищайте Родину». Забудут, правда, объяснить что это такое.
— Но есть же национальные интересы.
— Неужели непонятно, что национальные интересы — это интересы национальной буржуазии? Само понятие «Родина» появилось только в буржуазную эпоху. Сформировав большую армию, буржуазия не может всем хорошо заплатить, тогда надо же чем-то воодушевить посылаемых на бойню. Раньше защищали вдов и сирот, а потом стали защищать Родину, делая вдовами и сиротами женщин и детей. Вам, очевидно, известна чудная шутка американских банкиров: «Война — это ужасная вещь, но это ужасно выгодная вещь». Вот так в процессе войн за обогащение горстки торгашей и вырабатывалась солдатская психология, представления об идеальном солдате. Это человек исполнительный и ограниченный, готовый выполнить любой приказ и не способный самостоятельно оценивать смысл войны. Недостаток жалования всегда готовый восполнить нерассуждающей верой в лживую пропаганду. Солдаты впитывают качества правящего сословия, то есть торгашей, и становятся воплощением хамства, ограниченности и жестокости.
— А как должно быть?
— Позволю себе цитату: «Мир традиции толкует жизнь, как извечную борьбу метафизических сил: небесных сил света, порядка с одной стороны и тёмных, подземных сил хаоса и материи с другой стороны. Традиционный человек должен был вступить в эту битву и одержать победу одновременно и на внешнем, и на внутреннем уровне. Внешняя война считалась подлинной и справедливой, если она отражала борьбу, идущую в мире внутреннем. Это была битва против тех сил и людей, которые во внешнем мире имели те же черты, которые необходимо было подавить и обуздать внутри себя».
— Что-то медленно въезжаю.
— Поясню. Изнутри человека разрушают грехи, и любой человек обязан бороться, сражаться в первую очередь с собственными грехами.
— А во внешнем мире он должен сражаться с носителями греха?
— Совершенно не так! — Лоуренс неожиданно жёстко взвился. — Такое понимание принципиально недопустимо и даже порочно. Вы поймите, мистер Сиверцев — все люди до единого в той или иной мере — носители греха. При этом определять, какой человек более греховен, и в какой группе таких великих грешников больше — само по себе грех. Об этом может судить только Бог. Мы сами великие грешники, и если мы обнажаем меч против тех, кого считаем худшими христианами, чем мы, значит, мы уже перестаём быть христианами. Но! Есть сторонники и распространители таких мировоззренческих и государственных систем, в основе которых лежит зло, грех, как норма жизни. Например, русский большевизм. В основе большевизма лежит воинствующий атеизм, отвержение любой религии и в первую очередь — христианства, изгнание Бога из человеческой жизни. Поэтому война Белой Гвардии с большевизмом была священной, оправданной войной. Дело не в том, что красные были бо льшими грешниками, чем белые. Иной красный романтик мог быть духовно чище, чем иной белый головорез. Но большевизм, как система, был духовно погибелен для миллионов людей, а потому война с большевизмом была правильной с нашей точки зрения.
— То есть правильная война ведётся не с носителями греха, а с его распространителями, ради того, чтобы уберечь людей от влияния духовно погибельных систем?
— Совершенно верно. Когда вы говорите такие слова, мистер Сиверцев, мне кажется, что я люблю вас, — Лоуренс улыбнулся иронично-доброжелательно, но почему-то очень грустно. Андрей ответил ему такой же улыбкой.
— Теперь я окончательно понял, почему белые проиграли, — сказал Андрей. — Они не осознавали свою борьбу, как священную войну ради защиты христианства. Белые в большинстве своём были носителями либерального, то есть так же безбожного мировоззрения. Невозможно без Бога выиграть войну с безбожниками.
— Вполне возможно, что и так, мой друг, — вставил слово отец Августин. — Но пути Господни неисповедимы. Белые могли проиграть, даже сражаясь во славу Христову. Господь не обещал своим слугам, что они всегда будут побеждать на земле, Господь обещал им Царство Небесное.
— Значит, мы всегда побеждаем! — заключил Андрей.
— Если мы успешно ведём внутреннюю войну с собственными грехами, и если наша внешняя война действительно является, отражением внутренней, её продолжением.
— Сейчас вспомнил, как Зигфрид цитировал мне бельгийского эсэсовца Леона Дегрелля: «Это была война романтиков и идеалистов с двумя типами материализма: либеральным и марксистским». Если так, значит это тоже была правильная война со стороны немцев?
— Ах, если бы так, — тяжело вздохнул Князев. — Вторая мировая война на самом деле была вызвана столкновением интересов трёх крупнейших европейских хищников: Великобритании, Германии и Советского Союза. Из трёх этих хищников разве что СССР вёл войну из соображений не материальных — ради распространения своей идеологии, основанной на безбожии. Но, если Германия сражалась с безбожниками, это ещё не значит, что она сражалась ради Бога. На самом деле рассуждения о «битве с большевиками» были для немцев не более, чем политической картой. Со стороны Британии и Германии это была чисто буржуазная война за передел сфер экономического влияния. Вот если бы война на самом деле была такой, как видел её Дегрелль, это, действительно, была бы священная война. И если лично Дегрелль вёл именно такую войну, значит он один из последних рыцарей Европы. Рыцарь молится не фюреру, а Христу. Рыцарю нельзя отдать приказ, который противоречит его убеждениям. Если вождь отдаёт такой приказ, рыцарь автоматически перестаёт считать его вождём. В этом главное отличие рыцаря от солдата. Идеальный солдат должен выполнить любой приказ — слепо и не рассуждая. Буржуазии нужны только такие вояки — способные рвать глотки кому угодно лишь ради того, чтобы слой масла на бутерброде был толще. Французам сказали: «Немцы — враги, из-за них вы живёте хуже». Немцам сказали тоже самое про французов. И они истребляли друг друга, не рассуждая, в двух мировых войнах, доходя при этом до крайних форм национальной ненависти. Средний француз верил, что немец плох уже потому, что он немец, и это вдолбили ему в голову, потому что французская буржуазия хотела отобрать кусок пирога у немецкой буржуазии. Это и есть война за национальные интересы, то есть за интересы торгашей.