Рыцари и Дамы Беларуси
Шрифт:
В том же письме Кмита Чернобыльский сообщает новому королю о действиях «неприятеля вашей милости господарского — великого князя московского», которого еще недавно «протаскивал» на польский трон.
Царствование сына Екатерины Медичи, известного нам по романам Александра Дюма, в «дикой северной стране» продолжалось недолго. Генрих Валуа со свитой вызвали в Польше культурный шок: их роскошные наряды, обычай мужчин накладывать косметику, носить серьги, обильно употреблять духи вызывали насмешки, обычаи гостей суровые шляхтичи «сарматской традиции» называли бабьими. Разумеется, это не помешало модникам и модницам Речи Посполитой в спешном порядке обновлять гардеробы в соответствии с завезенной гостями модой. Генрих польского языка совершенно не знал да и вообще принимать участие в управлении доставшейся ему страной не желал. Король вел ночной образ жизни,
Кмита Чернобыльский ужасно разгневался. В письме к Астафию Воловичу он негодует: «Дивные суть судьбы божи! Мы от ворот, а он дирою вон. Не только нам того розумети, але такого государского отъеханя всему свету не вместити! Неслыхана от веку, абы хто слепорожену отворыл очы; так и помазанцу божему тым способом од подданых своих уехати!»
«I Кмiта Чарнабыльскi каралю, Магнатам i чыноўнiкам дзяржавы Лiсты пабеларуску слаў, Зямлю Сваёй лiчыў, Не пазычаў ёй славы», —писал народный поэт Беларуси Рыгор Бородулин.
Эпистолярное наследие Филона КмитыЧернобыльского — настоящий клад, до сих пор дающий возможности для открытий. Вот хотя бы в письме от 5 августа 1574 года к Астафию Воловичу есть фраза: «Нещасный есьми дворанин, згиб есьми в нендзы, а больш з жалю: люди на кашы переели кашу, а я з голаду здох на сторожы! Помсти, боже государю, грехопадение, хто розумеет! Бо прийдет час, коли будет надобе Илии Муравленина и Соловья Будимировича, прийдет час, коли будет служб нашых потреба!» В этом отрывке оршанский староста, выпрашивая «материальную помощь», сравнивает себя с летописными богатырями Ильей Муромцем и Соловьем Будимировичем. Это считается первым упоминанием в письменных источниках легендарного Ильи Муромца.
Безусловно, Филон обладал литературным талантом. В его письмах много образов, фольклорных выражений типа: «А теж, як доробило лихо, прорежутся и зубы». Обладал он и публицистическим талантом: «Што за люди того панства?! Яких послушенств не мусило быть? Яких щодробливостей? — Только дай! Яковое справедливости? Богатому так, а убогому сяк! Которого сумненя? — Кого кто не пекне через ногу! А лакомство? — Бо, де, ввесь бы свет роздал, душ польских и литовских не насытить: все мало! А цнота всех справ? — Тая се, де, в них из ботов вызула!.. Всё кламство, всё лож, нет бога! Бий, забий, дери, лупи — то найлепшый пан и то рыцер!» — обрушивается он на нравы своего времени.
Первым в Беларуси заинтересовался письмами оршанского старосты Ефим Карский, использовавший их при написании своего фундаментального труда «Белорусы».
В письмах Филона довольно много упоминаний об отчетах его многочисленных агентов в соседних странах. «А я, слуга вашей панской милости, маючи таковую ведомость, того ж часу и тое годины другого есьми шпега, Олексея Надавца, там же еще до границ выслал, абы што певного и неомыльного, выведалшися, мне знать давали»; «По высланю до вашей панской милости отсюль з Оршы того хлопца моего Лосятинского сегодня, у во второк, марца второго, прислал до мене з заграничья шпег мой на имя Кузьма Труба посланьца своего, даючи знать, иж на днех теперешних блиско прошлых люду московского немалые, де, войска до Смоленска прибыли». То есть был Кмита Чернобыльский, если говорить прямо, начальником разведки, чтото вроде таинственного М. из сериала о Джеймсе Бонде. Особенно обширная агентурная сеть у него была в Московии. Иван Грозный об этом знал и принимал свои крутые меры с помощью опричников. Впрочем, и Филон не стеснялся допрашивать изловленных неприятельских шпионов.
Тайная сторона жизни Филона отразилась и на его смерти. До сих пор неизвестно, где он похоронен. Зато сохранилась эпитафия, написанная Ш. Старовольским: «Падарожны, пад гэтым каменем госць, мужны, праслаўлены ў Сарматыi сенатар Фiлон Кмiта, гаспадар Смаленска, умелы на полi бою, першы сярод першых».
ВНУК СЛУЦКОЙ АМАЗОНКИ
КОНСТАНТИН ОСТРОЖСКИЙ
До чего хрупка и неверна память человеческая… В истории Беларуси было два великих Константина Острожских — отец и сын. И, разумеется, их все время путают.
Старший Константин — великий полководец, герой, вошедший в мировую историю ратного дела.
Но сегодня мы поговорим не о нем, а о его сыне, Константине Константиновиче Острожском, в крещении — Василии.
Константин Константинович родился всего за три года до смерти своего прославленного отца, в 1527 году. Он был сыном от второго брака: первая жена Константина Ивановича, Татьяна из Гольшанских, умерла, и Острожский, хотя и был далеко не молод, женился на представительнице богатого и славного рода — княжне Александре Слуцкой, дочери знаменитой Анастасии, защищавшей Слуцк с оружием в руках от нападения татар. Так что святой благоверный князь Константин Константинович Острожский был внуком Анастасии Слуцкой. Любопытно, что его двоюродная сестра, дочь брата Александры Слуцкой София, сегодня также признана святой благоверной… Впрочем, в роду Острожских и до рождения Софии и Константина имелись святые, а именно — святитель Феодор Острожский, похороненный в КиевоПечерской лавре. Там же похоронили и Константина Ивановича Острожского.
Появился на свет Константин Константинович в имении Дубно на Волыни, но детство его прошло в Турове, древнем белорусском городе, освященном личностью Кирилла Туровского. Образование магнатский отпрыск получал домашнее. Конечно, с детства была привита и вера, но представлять его аскетом с малолетства, наверное, слишком. Российский историк Н. Костомаров, например, пишет, что Константин Острожский, обладая огромными богатствами (около миллиона червонных золотых в год) и занимая важные должности: староста владимирский, маршалок волынской шляхты, киевский воевода, — «платил большую сумму одному каштеляну только за то, что тот два раза в год должен был стоять за его креслом во время обеда; ради своеобразности он держал при дворе своем обжору, который удивлял гостей тем, что съедал невероятное количество пищи за завтраком и обедом». Достигнув совершеннолетия, князь Константин Константинович женился на дочери богатого и знатного галицкого магната графа Тарновского Софии и начал вести обычный образ жизни молодых магнатов.
Но со временем Острожский стал отдавать все больше сил тому, что было духовной стезей предков и что стало делом его жизни — защите своей веры. Его перестали интересовать воинские лавры и карьера. Неудивительно… Православная шляхта оттеснялась от власти, переходила в католичество, шли переговоры об унии… Острожский был сторонником автономии белорусских и украинских земель. Он не был фанатиком, но был человеком мыслящим, патриотом. И, чтобы отстоять веру предков, видел главный путь — просвещать народ в этой вере. Ведь пример с другой стороны имелся: иезуиты организовали свою систему образования, активно издавали литературу, аристократы охотно отправляли своих детей к ним на обучение… «Не от чего иного размножилося между людьми такое ленивство и отступление от веры, — писал Острожский в одном из своих посланий, — яко от того иж устали учители, устали проповедатели слова Божого, устали науки, устали казанья, а за тым наступило обнищанье и уменьшенье хвалы Божое в церкви Его, наступил голод слуханья слова Божого, наступило отступление от веры и закону».
Константин открыл в своем имении Острог славяногреколатинскую школу, вошедшую в историю как Острожская академия, и типографию. Это был культурнопросветительный центр, с деятельностью которого связаны имена Герасима и Мелетия Смотрицких, Стефана Зизания, Андрея Римши и многих других. В типографии работал молодой «словалiцец» из Заблудово Гринь Иванович, который отливал шрифты для Ивана Федорова и виленских издателей братьев Мамоничей. В Остроге издавались первые печатные белорусские школьные учебники… Ну и главное — в 1581 году была напечатана первая в Восточной Европе полная Библия. Историки утверждают, что Острожский решил последовать совету своего друга, русского князя Андрея Курбского, жившего в то время на Волыни, и напечатать Библию «на церковнославянском языке» не с «перепорченных» книг, но «от 72 блаженных и богомудрых переводчиков». Как пишет Костомаров, «во всех странах славянского рода и языка Острожский не мог найти ни одного правильного списка Ветхого Завета и получил его наконец только из Москвы» через посредничество польского посла Михаила Гарабурды прямо из библиотеки Ивана Грозного.