Рыцари морских глубин
Шрифт:
Полкружки ликёра подняли мой и без того волчий аппетит. С жадностью голодного хищника я набросился на тушёнку с разбухшими в ней кириешками. Быстро покончив с ней, запустил руку в пакет с карамелью. Задел ранку на пальце, заойкал, дуя на него. Насытившись, надел на голову накомарник, забрался под пуховик и блаженно вытянул ноги. И всё было бы чудесно, прекрасно, замечательно, превосходно, отлично, если бы не проклятые пальцы. Их как кипятком облили. Я не знал, куда деть руки. Но ко всему человек привыкает. Даже к петле. Повисит, подёргается и затих: привык.
Пенталгин сделал своё дело: боль постепенно утихла. Спать не хотелось. Да и трудно заснуть, когда над ухом непрерывно нудит комарьё. Я включил фонарь, достал из планшета тетрадь, ручку и начал новую главу откровений странствующего идиота о плавании по реке–жизни. О плавании в Никуда. Ибо всё, что когда–то имело для меня интерес, теряет всякий смысл в конце его. А уж насколько лирично, романтично, драматично, прозаично или трагично оно — судить тем, кто, быть может, когда–нибудь откроет мои подмоченные, плесневелые тетради. Разумеется, смотря кто и с какой колокольни посмотрит на них. Да только мне до тех суждений…
В прошлый раз моё жизнеописание закончилось пребыванием на плавбазе подводных лодок «Саратов».
Главой «Весёлые ребята» продолжу рассказ о службе на флоте.
…Я снова в штате К-136. Команда громко обсуждает гибель американской атомной подводной лодки «Трешер», затонувшей в Атлантике у восточного побережья Соединённых Штатов Америки. На запредельную глубину провалилась во время ходовых испытаний. Раздавленная толщей воды, лопнула как орех, зажатый между дверью и косяком. Америкосы — противники наши потенциальные, а всё равно жалко парней — подводники ведь, родственные души.
Мы готовимся к выходу в море. На ракетные стрельбы на приз Главкома ВМФ. В учениях принимают участие подводные и надводные корабли всех флотов Советского Союза. Как назло полетела чугунная каретка–направляющая стальных тросов пускового стола. Переломилась надвое. И что её черти взяли?! Ни раньше, ни позже, а перед самым походом! В «зипе» такой нет. Завод в Комсомольске–на Амуре. Далековато с Камчатки на него сбегать за новой кареткой. Командир БЧ-2 мрачнее тучи. Докладывать начальству? То ли ещё будет?! Ругается, на чём свет стоит:
— По башке бы настучать конструктору грёбаному, который её из чугуна отлил!
— Может, мы сами изладим её, товарищ старший лейтенант? — подаёт неуверенный голос Петя Молчанов. — Склепаем как–нибудь…
— Склепа–аем… — передразнил его Тушин. — А вдруг при старте сломается? Простите, киса, но рисковать кораблём не могу.
— Да нормально сделаем, не подведёт, — поддержал я друга.
— Добро… Один день вам даю. Больше, сами понимаете, никак. Или вы сегодня делаете каретку, или завтра я докладываю флагманскому о неисправности, и поход наш накроется медным тазом. Ясно?
— Так точно! Разрешите выполнять? — бодро вскинул Петруха руку к пилотке.
— Давайте, мужики! Надо сделать!
Мы спустились в ракетную шахту, развинтили болты лопнувшей каретки и прикинули, что называется, хрен к носу.
— Без электросварки не обойтись, — решили мы и потащились на береговую рембазу.
— Вы с какой деревни такие умные? — осмотрев каретку, ответил нам сварщик–матрос. — Это же чугуняка. Она только аргоном варится.
— Ну, так свари аргоном, — сказал я, не обращая внимания на подначку деревней. Не в нашем положении спорить. Чёрт с ним, пусть набивает себе цену. — У нас выход в море срывается. Без каретки этой нам никак не обойтись.
— Брось дуру гнать! Чтобы из–за такой хренатени? — матрос небрежно пнул неприглядную деталь, не отличающуюся какой–либо технической сложностью. Так себе чугуняка: «пэ–образная», с отверстиями для болтов по краям, с пазами для тросов. Треснутая посредине. А попробуй сделай такую за один день! Но матросу–ремонтнику до лампочки наш корабль и его боеготовность. У него своё понятие о службе.
— Сложное это дело — аргоном варить. Тут за просто так никто не возьмётся. «Спасибо» в карман не нальёшь. Думайте, салаги.
— Сколько? — коротко спросил Молчанов.
— Литряк спирта!
— Ты что, очумел? — не выдержал я. — Тут работы на пол часа.
— Как разговариваешь с годком, салага? — повысил голос матрос. — Не нравится — валите отсюда. Ищите, кто задарма вам заварит. Да только всё равно ко мне прибежите. У меня одного аргон есть. Да и что жмётесь? У вас, подводников, этого добра хоть залейся.
— Ладно, вари пока. За «шилом» дело не станет.
Оставили вымогателю каретку и бегом на корабль.
— Товарищ старший лейтенант! Сварной полтора литра спирта требует!
— Налью два! Лишь бы сделал.
Литр «шила» мы, понятно, отлили себе, а другой отнесли сварщику. Он молча взял бутылки, глотнул слегка из одной для пробы и спрятал их в железный ящик.
— Забирайте свою супер важную хренотень и отчаливайте. Мне работать надо.
Важная «хренотень», из–за которой — гарантия сто процентов — К-136 в море не вышла бы, валялась на куче металлического хлама. Мы подобрали её и подивились искусству матроса–сварщика. Каретка сияла аккуратным латунным швом. Мастер, что и говорить! Правда, Петруха для надёжности постучал по ней молотком.
— Себя по башке постучи, — снимая чёрные очки, сказал матрос. — В другом месте чугун лопнет, а сварка аргоном выдержит. Иди, не боись. Ну, салажня…
Мы управились с заданием за пару часов, привинтили злополучную каретку на тросы, и «бычок», довольный нами, облегчённо вздохнул, пожимая нам руки:
— Простите, киса, не ожидал от вас такой прыти! Молодцы! Отдыхайте сегодня. Возьмите лыжи на плавбазе, на сопку сходите, покатайтесь.
Мы последовали его совету и скоро неслись с сопки по хорошо накатанной лыжне. Внизу Петруха воткнул палки в снег, доверительно сказал: