Рыцарство
Шрифт:
Энрико Крочиато не вернулся в субботу. Не появился он в замке и в воскресение. Только в понедельник вечером на взмыленном коне он проскакал по двору к конюшням, сполз с седла и, пошатываясь, направился в замок. Он очень устал, поездка в Неаполь совсем вымотала его, он не спал несколько ночей, а днями кружился, как белка в колесе.
Но теперь цель была достигнута. Это обошлось в немалую сумму, судейские крючки, нотариусы да писаря и перо в чернила не обмакнут без солидной мзды, но овчинка, считал Крочиато, стоила выделки. Энрико отдал распоряжение слуге приготовить на завтрашний день праздничный стол, пригласить мессира Ормани, послать записку мессиру Лангирано и епископу ди Романо,
Мессир Крочиато спал и потому не слышал и не видел, как в их покои словно невзначай якобы в поисках Бьянки заглянула Чечилия Чентурионе, как она пробормотала несколько нелестных слов по его адресу, потом направилась в конюшню, где недоуменно оглядела Миланца, вороного жеребца, которого конюхи торопливо обтирали сеном. Куда это Котяру черти носили?
Синьорина Чечилия нравом отличалась игривым и несколько сумасбродным, тут монастырские сестры были правы, но при этом, синьорина Чентурионе куда как не была праздной мечтательницей и глупышкой. Ума Чечилии было не занимать: она мгновенно запоминала тьму новых сведений, столь же быстро отделяла зерна от плевел, женским чутьем молниеносно постигала в свои семнадцать то, что иные не понимали и в сорок, Духом Святым различала истину и ложь.
Сейчас Чечилия разгневана не была. Она знала свою красоту и силу, и не думала, что Энрико Крочиато сможет вырваться из расставленных ею капканов. Она поймала Кота и не намерена была выпускать. Было только одно обстоятельство, которое могло помешать. Сложность была в братце Феличиано, который мог просто не позволить ей выйти замуж за Энрико, ибо, хоть Крочиато и был другом его детства, все же едва ли мог показаться графу приемлемым мужем для неё. Это Чечилия поняла ещё в монастыре, и положила себе по приезде осторожно поговорить с братом.
Однако не поговорила. Просто не смогла, ибо один вид Феличиано просто убил её. Перед ней был совсем не прежний Чино, её защитник и рыцарь, но человек сломленный и больной. Брат тяжело страдал, его явно снедала какая-то тайная скорбь. Но глупо было пытаться уговорить его открыться ей: Феличиано любил её, но считал совсем ребенком. Она случайно слышала разговор брата с мессиром Северино Ормани. Даже ему, своему другу детства, Феличиано ничего не сказал. Но что гнетёт его? Со слов Катарины Пассано, которую Чечилия весьма уважала, она знала, что второй брак Феличиано был несчастен. Чечилия и сама считала Анджелину Ланди особой неприятной, взбалмошной и резкой. Но и Франческа Паллавичини, которую Чечилия едва запомнила, не сделала брата счастливым: он никогда не приходил на могилу Франчески, мрачнел при воспоминании о ней. Обеих невест ему сосватал отец, но что мешает Феличиано снова жениться - и избрать жену по сердцу? И неужели Феличиано будет противиться её браку?
Во вторник утром, в первый летний день, синьорина Чентурионе неожиданно заметила, как к апартаментам Энрико подошли его друзья Раймондо с сестрой, мессир Амадео и мессир Северино, а спустя минуту к ним присоединился и её брат Феличиано. Чечилия выпрямилась в струнку. А её, стало быть, не позвали? Но если там можно находиться Делии, то почему нельзя ей? Эта мысль не имела продолжения. Встретившиеся внизу приветствовали друг друга, и стало ясно, что цель приглашения никому из них неизвестна, ибо мессир Северино спросил Раймондо, зачем они званы к Энрико, тот пожал плечами, мессир Амадео Лангирано тоже проронил, что ни о чём не ведает. Чечилия подумала, что все равно от Делии потом узнает все, но тут неожиданно раздался тихий вопрос синьорины ди Романо, не имевший никакого отношения к приглашению. Она изумленно озирала мессира Лангирано. Тот сегодня был одет не в мантию, но в обычный дублет, перепоясан и вооружен кинжалом.
– Но почему вы перепоясаны, мессир Амадео? Вы не должны носить меч...
– Но брат говорил, что клирикам запрещено любое оружие, - удивилась Делия.
Амадео снова смешался, но мягко пояснил.
– Я не клирик, синьорина ди Романо, обетов я не давал. Мой отец - брат ректора Пармского университета, и дядя не настаивал на моем монашестве, только на достойном поведении. Среди двенадцати профессоров в Парме только девять - клирики.
Тут на пороге показался Энрико Крочиато. Он выспался и теперь лучился довольством. Увидев друзей, просиял, однако, увидев Делию, растерялся. Его растерянность заметил Раймондо, и, поняв, что друг созвал их на мальчишник, без обиняков обратился к сестрице.
– Тебе, Делия, лучше навестить синьорин Бьянку и Чечилию. Ты будешь нам помехой.
Мессир Амадео Лангирано был несколько шокирован грубой прямотой Раймондо, но сестрица, судя по всему, нисколько не обиделась на брата: Амадео с удивлением заметил, что глаза девицы теперь сияют, на лице проступил прелестнейший румянец, коралловые губки раздвинулись милейшей улыбкой. Она обняла Раймондо, пожелала всем веселого вечера и помощи Божьей, и легко впорхнула на ступени лестницы, ведущей на второй этаж в покои Чечилии. Мужчины же исчезли в комнатах Крочиато.
Тут Чечилия окликнула подругу. Делия стремительно обернулась, увидела Чечилию, бросилась к ней и, схватив за руки, закружила на площадке. Синьорина Чентурионе ничего не могла понять. Она рассчитывала, что Делия расскажет ей, что происходило в покоях Энрико, но теперь приходилось изыскивать другие способы проведать об этом. Причин же неожиданного ликования Делии, торопливо увлекшей её с замковый сад, Чечилия и вовсе не постигала.
А в апартаментах массария стол ломился от яств и напитков, главным блюдом была зажаренный целиком дикий кабанчик. Старые друзья расселись вокруг стола и тут мессир Энрико поведал всем, что хоть все они из уважения и любви к нему именовали его 'мессиром', и он был посвящен в рыцари доном Амброджо, с нынешнего дня он - мессир по праву рождения. Гаер выложил на стол пергаменты, заверенные в Неаполе и Флоренции, и удостоверяющие каждого, сунувшего в них нос, что их податель имел самых благородных предков - и не только деда Грациано Крочиато, но и прадеда Гавино Крочиато, который назван в обнаруженном в Неаполе документе 'потомственным рыцарем, сыном Бельтрамо Крочиато, вернувшегося со Святой земли, где воевал за гроб Господень'. Вот почему у него такая фамилия!8 Таким образом, он, Энрико, равен им всем.
Глаза Котяры сияли.
Мессир Раймондо ди Романо почесал в затылке, мессир Амадео, давно догадавшийся о цели поездки Энрико, любезно поздравил его с восстановлением былого величия своего рода, граф Феличиано двусмысленно улыбнулся, а мессир Северино Ормани бестактно вопросил: 'Так тебя, стало быть, теперь и дерьмом обозвать нельзя, что ли?' Энрико заверил его, что ему, Северино, все можно, и наполнил стаканы вином. Тост следовал за тостом, сновали слуги с закусками, Северино и Феличиано, если и недоумевали про себя, зачем ему потребовалось доказывать свое дворянство, ибо он был любим ими не за кровь, но за нрав, то помалкивали.
Между тем, в разгар трапезы, к удивлению Амадео, епископ Раймондо задумчиво обронил, глядя на него:
– Так ты, стало быть, не в монашестве...
Амадео грустно улыбнулся.
– Отец настаивает на браке, но дядя говорит, что для академической карьеры семья губительна и надо выбирать. Я бы и выбрал, но и мать против, а между тем, годы идут и надо решаться. Дядя прочит меня себе в преемники.
– Монашество - удел ангельский, но тягот нигде не избежать...- Глаза епископа странно блеснули, - тем более мать и отец не благословляют. Пути не будет.