Рыцаря заказывали?
Шрифт:
— Так, вот только не дуться, — быстро реагирует он на её сопение.
Юлия и не собиралась, если только самую чуточку. Обидно же что он не воспринимает её всерьёз как боевую единицу. Ну и пусть упирается, она всё равно всему научится. Захотела — научилась стрелять. Так, пожалуй, и всё остальное осилит. Нет, не всему, с шашкой ей не совладать.
Пойманный её хитростью на крючок, он хоть и уступал, но с неудовольствием. Старался изо всех сил превратить её занятия со стрельбами в балаган. Но жёнушка оказалась ловка и упряма. Она не стала с ним спорить. Зачем с мужчиной спорить? Бесполезно. Он всегда должен быть прав. Тактика была у девочки иная. Ахала, охала, но двигалась вперёд. Он со скрипом сдавал свои позиции. Удивлялся: "Как она ловко заманила меня в эту свою игру!" Понимая, что делает глупость, устоять против лисоньки не мог. Рутковский женившись на девочке малышке ни сном ни духом не предполагал такого кошмара, как Люлю на коне и с ним в бою… Ужас какой! Такого не будет, никогда! Даже уступив ей с занятиями, он не допустит этого. Откуда в ней такая блажь? Надеялся, что это ей по малолетству многое кажется смешным, романтическим и забавным. Был уверен, что с возрастом девочка станет серьёзнее и без героических фантазий. Как-то не хотелось ему малышку втягивать в войну. "Люлю и бой, смешно просто, а то без неё не справятся". Опять же, не дай бог случиться что с ней, он не переживёт. Но вспомнив как её руки в беспамятстве мяли его плечи, гладили вздувшиеся мышцы, как опрокинув его на спину, губы бархатом скользили отправившись в познавательное плавание по телу. Она добилась своего заставив его охнуть и отступить. Естественно, с горячей головы наобещал. Куда же деваться, на попятную не пойдёшь, придётся исполнять.
Костя злился то на себя, то на неё попеременно. Она рыбкой молчала, висела бабочкой чмокая в губы на его шее и полегоньку продвигалась вперёд. Откуда ему было знать, что любящая женщина способна и на большее. Не всё шло гладко. Отдача. При каждой отдаче она закрывала глаза, ощущая, что её вот-вот разорвёт, как стеклянный сосуд. Раз и осколки. Плечо болело и даже припухло. Юлия прикладывала лечебные травы и не говорила о том своём несчастье Костику. Поболит и пройдёт. Эка невидаль. Главное, чтоб не узнал. А узнает, враз всю учёбу свернёт. Ночью хитрила. Раздевалась только после того, как потушит свет. Вставала раньше мужа. В общем, ей удалось навести тень на плетень. Если очень постараться, то это не так уж и трудно.
Первый раз винтовку заряжал он, а потом она, присмотревшись, попробовала сделать это сама. "Подумаешь, не боги горшки обжигали…" Костя, хитро посматривая на жену, покашлял в кулак и не возражая обронил:
— Попробуй.
"Ша-ас спеси-то в тебе поубавится, милая моя…" Именно это она прочла в его глазах. И не дав ей опомнится, отошёл покурить. Пусть переживает, ей это только на пользу. Но всё вышло наоборот, его ирония прибавила ей силы. "Смейся, смейся, а я смогу!" Юлия отвела затвор назад. Вставила обойму и стала трамбовать патроны. Последний, никак не хотел влезать под затвор. Она и так и эдак. Пустой номер. С ходу ударилась в панику. Её уверенность в себе к его радости немного поубавилась. Суетливо повздыхав. Виновато посмотрела на Костика: "Помоги". Тот посмеивался наблюдая за её усилиями и не торопился с помощью. Она от обиды покраснела и опять отвернулась. Инстинктивно поняла, что её благоверный намеревается сделать: "Хочет заставить меня отказаться от затеи. Не выйдет, дорогой".
Только Рутковский не собирался так быстро капитулировать. Достав портсигар отошёл покурить. Издалека усмехаясь нетерпению жены, медленно сбрасывал пепел… надеясь, что она разозлиться и уйдёт.
Юлия же терпеливо ждала, ждала…, а куда деваться. Потянул за гуж, не говори что не дюж. Но видя что он нарочно не торопится просительно заныла:
— Костик, что мне делать?
Он оставшись опять в дураках и поняв, что вся его борьба с ней бессмысленна, к тому же пожалев упрямую девчонку, ведь не отступит до посинения, взял у неё винтовку и переведя пальцем на себя её лицо, показал, как это делается.
— Раз напросилась, так слушай, — делано сухо сказал он. — Последний влезает в лапки затвора и загоняется в ствол. Ясно?
Юлия мотнула головой: "Яснее ясного, отчего бы самой не догадаться…".
— А ну повтори… — Стараясь, чтоб это выглядело раздражённо и грозно, вздохнул он.
Юлия взявшаяся за дело с живым интересом, как-то вдруг сникла, ушла в себя. Есть с чего: "Вдруг не получиться? Засмеёт…" Но уловив его насмешливый взгляд, взбодрилась: "Не доставлю ему такого удовольствия!" Правда слова застревают где-то глубоко в горле. Но зато руки делают своё дело. Юлия повторила и облегчённо вздохнула: "Ерунда! У страха глаза велики". Почему мужчины такие ёжики. Ведь она не собирается ничего ему доказывать, и соперничать с ним она не хочет. Неужели не понятно, что у неё одно желание — быть с ним рядом. Потянула лапку затвора к себе. Щёлк — патрон влетает в ствол. Приладила оружие. Сейчас она всё сделает в лучшем виде. Глубокий вдох. Выбрала оптимальный угол. Подвела линию прицела под яблочко мишени. Сбросила напряжение пальцев правой руки и указательный лёг уверенно на спусковой крючок. "Собачка" поплыла в свободном ходу. Задержала дыхание. Миг до выстрела. Раз! "Вот так! Я попала!"
Он отвернулся. Неизвестно, из-за чего женщины могут расстраиваться больше — из-за несовершенства фигуры или вот не попадания в мишень.
С наганом, после винтовки и карабина, справилась запросто. Она научилась вставлять и вынимать из барабана похожие на змеиные глазки пули и пустые отстрелянные гильзы. Чистить оружие. Муж иронично наблюдал. А Юлия молчком, закусив губу трудилась. "Ничего, дорогой, я ещё и не такое осилю…"
Календарь перелистывая листы подвёл их к первому совместному Новому году. Зима в Забайкалье обманчивая без снега. Мороз под сорок, пробивает до самых костей, а снега кот наплакал. Если покружат снежинки, то счастья у всех недонести… А если удастся сохраниться ещё и семисантиметровому слою хоть на несколько дней, не выдуют ветра, то радости до неба. Не зря там ходит присказка: "Сибиряк не тот кто боится мороза, а тот кто умеет одеваться". В этот год повезло. И снежок тоненьким покрывалом лежал и снежинки кружили. Юлия поднимая уголок занавески посматривала в окно. Декабрьские сумерки обволакивали всё толстым слоем мрака. Темень, а Кости нет. Ей хотелось, чтобы он поскорее вернулся домой. Мочи уж нет никакой вот так в ожидании-то. Или хотя бы накинув на плечи шубейку, выскочить на улицу и ждать его там, но приходилось оставаться на месте. Муж рассердится. Отошла, глянула на первую семейную покупку, настольные часы и сокрушённо покачав головой подошла прислушиваясь к шагам за дверью. Услышав его тяжёлые, ровные и такие быстрые шаги распахнула дверь. За порогом так и есть кто-то стоял, но то был вовсе не улыбающийся муж. Кто-то горбатый, низкий и в тёмно-бурой шерсти. Юлия отмерев и закрыв ладошками лицо, завизжала: "Медведь". Сначала хрюканье, а потом и хохот привели её в чувство. Костя в вывернутом тулупе. Смеётся себе: — Напугал? А как он думал, конечно, напугал… Такое отчудить… Пока она топталась. Он сбросил на пол тулуп и как факир достал из угла не большую пушистую сосну. Комнатка враз наполнилась запахом леса и чуда. Юлия весело рассмеялась. Вообще-то новогодние ёлки и празднования были новой властью отменены с формулировкой — пережитки прошлого. Под "раздачу" тогда попали многие праздники и ёлки с Дедами Морозами и Снегурками в том числе. Но Сибирь она иная. Ей никто не указ. Она своё дело туго знает. Вот и Костя игнорируя приказы принёс в дом ёлку. Повизгивая от бурлящих чувств, она кинувшись ему на шею с торопливыми поцелуями, все обиды уже забыла. "Костя, ты такой миленький!…" Рутковский еле успел отбросить ёлку, чтоб она не искололась. Обцеловав мужа к ряду несколько раз- за спасибо, за прощение обид, за любовь. А чего мелочиться! Принялась бегать в диком танце вокруг деревца вдыхая запах и смеясь. Костя угомонил жену- напомнив об ужине. Святое дело. Юля, чмокнув его ещё разик в нос, взялась накрывать на стол, а он из двух поленьев вырубил под ёлочку подставку. Юля ещё повизжав и повисев у него на шее в знак благодарности, не в силах устоять на месте помогла ему вымыть руки и пока он вытирал их пробежалась всё же пару кружков возле ёлочки. Костик ел, а она висела обняв на его плечах, напевая и чмокая в щёки новогоднюю песенку. Рутковский посмеивался. Свою солидность при нём она выйдя замуж растеряла, пыжилась играя во взрослую только на людях. А ему её восторженность и детская непосредственность страшно нравились. К тому же, давали возможность быть самим собой. Опять же, её азарт был по истине заразительным, он сам с ней, забыв о годах, готов вот так же скакать и радоваться. Покончив с ужином и освободив стол, она посадила его рядом с собой делать игрушки. Костя, мечтающий поваляться часок увлёкся её горячностью. Юля нарисовав на бумаге снежинки позволила ему их вырезать. Костя старательно резал, а Юлины фантазии неслись дальше. Она принялась из бумаги, ваты и клея делать игрушки. Склеила домик с огоньком в окошке и ватной крышей. Снегурочку в кокошнике и пару снеговиков со вставными красными носами. Потом осенённая идеей достала подушку. Проделала лаз в наперник и достав несколько пёрышек захлопала в ладоши. Костя наблюдал: "Малыш, чудит". Юля же притащив ломоть хлеба, смастерила два мякиша, побольше и маленький, соединила их спичками и укрыв ватой впихнула в хвост перья. Вместо носа красный клювик. "А!" — покрутила она игрушку у его глаз. "Цыплёнок?!" — понял Костя.
— Дай мне что-нибудь сделать, — загорелся он.
— Придумай сам что-то…,- хитро улыбнулась Юля.
— Подскажи…
Юлия задумалась: что же, что же, что же… Надо непременно придумать то, с чем бы он справился и был доволен собой. О!
— Месяц, — воскликнула она. — В Новогоднюю ночь непременно должен быть месяц, я тебе блестящую бумагу дам. Будет красиво.
Он старался над месяцем, а Юля резала из фольги и расправляла снежинки. От ёлки исходил прекрасный запах хвои и смолы. Раскидывая на пушистых ветках гирлянду из цветных бумажек, задержалась у ёлки. Она улыбалась, крутя в пальцах звезду. Всегда в семье её прицепляла на ёлку она. Это уже не оспаривалось. А вот сейчас это право она уступила Косте. Пусть сам. Потом они лепили и раскрашивая, мельницу, большие часы, вдавливали блестящую фольгу в принесённые Костей шишки, а ещё с усердием делали бабу- Ягу на метле. Оказалось не сложно. Рутковский, посматривая на перемазанную красками от усердия жену, хохотал. Вырезанных из картона Деда Мороза и Снегурочку нарядили в яркие тряпочки, белую вату и блестящие короны… Подивившись на творение рук своих принялись развешивать игрушки. Справившись, отошли и полюбовались. Долго стояли обнявшись.
Праздничная суета подняла в нём воспоминания. Детские, счастливые…
Это был первый их семейный Новый год и для него после потерь и разлук, долгого перерыва семейного уюта и счастья обретённый дом. Он принёс ей подарок белую пуховую шаль. Спрятав за спину попросил:
— Закрой глаза.
— Совсем?
— А как ты думала. Повернись.
Он проверил её честность с глазами и накинув на худенькие плечики шаль, скомандовал:
— Открывай.
Она мешая любопытство с недоверием, не открывая зажмуренных глаз, повернулась к нему.
— Сейчас?
— Ну не через час же. Именно сейчас и ни минутой позже.
Юлия волнуясь и подыгрывая ему по одному открыла. Невесомая пуховая паутинка укрывала плечи. Она замерла. Глаза её расширились и напоминали сову. "Понравилось!" это он увидел по её лицу. Костя счастливо засмеялся. Но вдруг, оборвав смех, притянул её к себе на колени. Ему безумно захотелось ощутить чувство не только праздника, но и того, что больше он не один и этот тёплый, ласковый ребёнок любит его и нуждается в нём. Он тянулся к теплу и семье — тому, чего оказался лишён. Юленька притихла и легонько обняв за шею угадывая его мысли молчала. Она понимала его состояние. Такие как он живут с обнажёнными душами, поэтому и сгорают так быстро, как лучины… — Спасибо, — прошептала она. Он прятал лицо в её волосах. Потихоньку мурлыкая песню успокаивался. Всё в прошлом. С ним его девочка, у него семья и даже праздничная ёлка.
В печурки облизывая поленья потрескивал огонь. На столе в железных кружках стояли толстые свечи. Ему захотелось зажечь их немедленно и он не откладывая сделал это. Пламя запрыгало на их лицах. Юленька крепче прижалась к нему. Какими блаженно глуповатыми были их лица. Красное вино возбуждающе и жертвенно играло в гранёных стаканах. Глаза горели в глазах и тонули в пьяной жидкости. Они пили глоточками и целовались. Губы то медленно то с жаром скользили по губам. Сладкое тёрпкое вино и безумно сладкие губы… Сладкое на сладкое. Глоток, два, три и уже не разобрать откуда пил и где слаще…