Рылеев

Афанасьев Виктор Васильевич

Греч, далекий от декабристских обществ, хотя и фрондировавший в свое время, ошибался в том, что Тургенев, как и прочие декабристы-аристократы, как правило, не снисходит до знакомства и бесед с «плебеями» (здесь — неродовитыми и небогатыми дворянами) и «кадетами» (мелкими чинами). И самого Тургенева он вовсе не знал, несмотря на знакомство с ним. Тургенев был воспитан отцом, Иваном Петровичем Тургеневым, соратником Новикова, как и его братья Андрей, Александр и Сергей, в твердых правилах скромности и доброты к людям, независимо от их происхождения и достатка. Тургенев с юности ненавидел надутых вельмож, в особенности жестоких крепостников. Вся его служебная деятельность (а он достиг поста члена Государственного совета) была подчинена буквально сжигавшей его страсти — делу освобождения

крепостных крестьян в России. С этой мыслью он пришел и в декабристские общества.

В 1821–1822 годах Тургенев разрабатывал проект судебной реформы, который он обсуждал с Мордвиновым и Сперанским. Тургенева не могло не заинтересовать дело гостилицких крестьян, в котором такое необычное для того времени участие принял Рылеев, протестовавший против вынесения приговоров без предварительного беспристрастного следствия. А ведь подобная несправедливость была почти обычным делом в русских судах, какой-то уродливой традицией. Тургеневу наверняка известны были мнения Рылеева, зафиксированные в журнале Комитета министров.

Критикуя в своем проекте российскую систему судопроизводства, Тургенев как раз и указывал, что вместо следствия у нас практикуется вынуждение у подсудимого признания, почти пытка — то есть допрос с пристрастием, а не уличение подсудимого путем публичного допроса свидетелей в его присутствии, как это делается в конституционных странах (Тургенев имел в виду Францию и Англию). Тургенев предлагал также учредить независимое сословие адвокатов с правом самоуправления. По свидетельству С.Г. Волконского, декабристы намеревались после переворота в России использовать судебные планы Тургенева, а его самого ввести в состав Временного правительства.

Было о чем поговорить Тургеневу и Рылееву и не вдаваясь в сугубо революционные дела, тем более что Рылеев и не состоял еще в членах тайного общества.

Однако в то время все поведение и вся деятельность Рылеева уже были декабристскими. Он до принятия в общество был более революционер, чем иные давние члены.

…Там, у Греча, было пестрое общество. Вспоминал он потом одно, а на самом деле было другое. Не только Булгарин, Воейков и Свиньин были завсегдатаями его вечеров. Декабрист Розен уточняет: «Карамзин, Гнедич, Жуковский приезжали с поздравлениями (к Гречу. — В.А.),но не оставались обедать… Беседа за столом и после стола была веселая, непринужденная; всех более острил хозяин, от него не отставали Бестужевы, Рылеев, Булгарин, Дельвиг и другие». Декабрист Батеньков: «У сего последнего (у Греча. — В.А.)были приятные вечера, исполненные ума, остроты и откровенности. Здесь узнал я Бестужевых и Рылеева». Бестужевы начали бывать у Греча с конца 1817 года. «В его доме, — пишет Александр Бестужев, — развился мой ум от столкновения с другими. Греч первый оценил меня и дал ход». В журнале Греча «Сын Отечества» печатали свои произведения многие из декабристов, в том числе Рылеев, Кюхельбекер, Никита Муравьев, Александр Одоевский, Федор Глинка, Муханов, Николай Тургенев. Батеньков, Колошин, Чижов, Корнилович, Штейнгель, Бобрищев-Пушкин, Оржицкий, Александр и Николай Бестужевы. В типографии Греча печаталась «Полярная Звезда».

Греч был человек деятельный. Журнал отнимал у него много времени, но он успевал путешествовать и выпускать объемистые описания увиденных стран, сочинять романы и повести, переводить с немецкого, — кроме того, он составил неплохую хрестоматию по русской словесности и много сил отдал разработке грамматики русского языка, — он выпустил целый ряд популярных и сугубо ученых книг, относящихся к этой области: «Таблицы русских склонений», «Пространная и практическая русская грамматика» и т. п. Он же в 1825 году написал первую историю русской литературы, сжатую, но подробную. Он был одним из известных петербургских остряков. Остроты его нередко метили в Аракчеева и других сильных мира сего. Однако, как пишет Михаил Бестужев, Греч уже в 1825 году, незадолго до восстания, проявил себя как провокатор. У них состоялся такой разговор:

— Скажи, Мишель, ведь ты принадлежишь тайному обществу. В чем его цель и какие намерения?

— Вы не сыщик, — отвечал Бестужев, — а я не доносчик… Но если я ошибаюсь в первом — поверьте, что я не Иуда и за несколько серебряных рублей не предам неповинных.

«Я вышел, — продолжает Бестужев, — в каком-то угаре от него и ушел из его дома, чтоб никогда с ним не видаться».

Таков был Греч.

…В кабинете, полном шумных разговоров и трубочного дыма, два человека тихо и серьезно беседовали у окна, не обращая внимания ни на кого.

Николай Тургенев — высокий, в синем фраке с медными пуговицами, устало прищуривающий и без того небольшие серо-голубые глаза. Рылеев — в коричневом фраке, худощавый, с черными, слегка вьющимися волосами, сверкающими темными глазами и таким носом, за который Греч и прозвал его (вряд ли в глаза) «цвибелем», то есть луковицей.

Это были единомышленники.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1

В начале 1823 года член Северного общества Иван Иванович Пущин, поручик Конной артиллерии, после столкновения с великим князем Михаилом Павловичем (тот грубо выговорил ему за какую-то мелкую неисправность в форменной одежде) вышел в отставку. «Желая показать, что в службе государству нет обязанности, которую можно было бы считать унизительной», Пущин намеревался стать квартальным надзирателем. Его родные умоляли его не делать такой «глупости», — так настойчиво его просили об этом, что он уступил, однако — не вовсе: он все же пошел в мелкие чиновники, а именно — сверхштатным членом в Петербургскую палату уголовного суда. Этот шаг, связанный с декабристскими идеалами (и конкретно — с законоположениями «Союза благоденствия»), свел его на одной дороге с Рылеевым, который ее проложил. «Места сего я никак не почитал малозначущим», — отвечал Пущин позднее на допросе после восстания.

В черновом варианте стихотворения «И.И. Пущину» (1825) Пушкин вспомнил это событие из жизни своего лицейского друга;

Ты победил предрассужденья И от признательных граждан Умел истребовать почтенья, В глазах общественного мненья Ты возвеличил темный сан. В его смиренном основанье Ты правосудие блюдешь…

Два бывших артиллерийских поручика «преобразовались в судьи» и подали благой пример другим. Чуть ли не с первой встречи Пущин почувствовал в Рылееве прирожденного борца; не кандидата в революционеры, а уже действующего бунтаря с решительным характером вожака.

Рылеев же так отозвался о своем новом друге: «Кто любит Пущина, тот уже непременно сам редкий человек».

Пущин, проявлявший большую осторожность в рекомендовании новых членов тайному обществу (вспомним, что он так и не открылся как заговорщик Пушкину, своему ближайшему другу, может быть, не из недоверия, а из желания уберечь поэта), уже в самом начале знакомства с Рылеевым принял его в члены петербургской декабристской организации. И принял не в качестве «согласного» (первая ступень), как это делалось обычно, а в качестве «убежденного», то есть хорошо проверенного. «Убежденные» имели право принимать в общество новых членов.

Пущин, «первейший злодей из всех» среди декабристов (по отзыву Николая I), увидел в Рылееве ту силу, которая сможет оживить замершую деятельность Северного общества, оказавшегося на грани распада. В то время как Южное общество, возглавляемое Пестелем, добивалось слияния своего и столичного обществ в одно и начала решительных действий, руководители Северного (Никита Муравьев, Тургенев, Трубецкой, Оболенский) занимались теоретическими разработками (конституцией, судебным уложением, экономическими проектами).