Рысюхин, что там у вас налито?
Шрифт:
За приятным общением чуть не забыл о планах на день, в итоге профессору звонил уже в половине третьего. Быстро договорились, что я подъеду в течение получаса. После чего извинился перед приятелями и, пока они освобождали салон — позвонил Мурочке. Из-за чужих ушей сказал только, что я в Могилёве и приду к ней через час-полтора.
Сокурсники стали спрашивать, приеду ли я сюда завтра (вместе с фургоном, разумеется), пришлось разочаровать, что это зависит от будущего владельца авто, к которому я, собственно, и еду.
— Юра, так это не твой автомобиль?! — с какой-то тоской в голосе спросила одна из девчат из параллельной
— Пока что мой.
— Понятно…
Не стал говорить ни о том, что сам его сделал, ни о том, что могу себе сделать ещё. Хорошо, что студенты наши настолько невнимательны к деталям — значок с Рысюхой перед капотом не заметили или не опознали, а рисовать картинку на дверях как у «служебных» грузовиков я не стал.
Профессор вышел из проходной в здании портала МХАТ на улицу точно в оговорённое время и начал озираться, но тут же прикипел взглядом к моему фургону. Я открыл дверь и помахал ему:
— Валериан Елизарьевич!
Потом, убедившись, что он заметил и идёт ко мне, спрыгнул на землю и, открыв пассажирскую дверь, пригласил его в кабину.
— Здравствуйте ещё раз!
— Интересный аппарат!
— Вот в том числе и по поводу него тоже хочу с вами поговорить. Можно загнать куда-нибудь на территорию академии, где зевак не будет?
— Да, конечно. Давайте прямо до переулка, там направо…
Через несколько минут загнал фургон не просто на территорию ВУЗа, а на его изнанку, после чего пригласил Лебединского перейти в пассажирский салон:
— Проходите, присаживайтесь, пожалуйста!
Минут десять посвятили светской беседе, в ходе которой я, как радушный хозяин помещения, предложил на выбор холодное пиво и горячий чай или кофе, между делом невзначай продемонстрировав очередной раз микро-кухоньку. Наконец, профессор не выдержал первым:
— Юра, простите меня, старика. Но вы же не просто поболтать за две с лишним сотни километров приехали? И по мобилету о каком-то деле говорили.
— Собственно, вот это моё дело. — Я развёл руками, указывая на салон фургона. — Делал авто под себя, но немного промахнулся с размерами, исходная платформа провоцировала разгуляться. Увлёкся, в общем.
— Да уж…
— Фургон получился неплохой, удобный, где-то даже уютный, но кататься на таком аппарате одному — чувствуешь себя как водитель трамвая, в котором никого нет. Семья пока ещё только в планах, до поездок большой компанией далеко. В общем, хотел бы пристроить питомца в хорошие руки. Кому-то, кто любит путешествовать, или вынужден часто ездить в командировки либо на гастроли.
Ключевое слово сказано, наживка заброшена. Профессор обещал подумать, кого могло бы заинтересовать моё предложение, и следующие минут пятнадцать-двадцать я очередной раз показывал и рассказывал, что, как и для чего здесь сделано. Видимо, сказывается опыт — с каждым разом всё быстрее и быстрее справляюсь. Или это нетерпение подгоняет? Оставил задумчивому профессору запасные ключи, оговорил, что кое-какое моё имущество «пока полежит в багажнике» и сбежал, едва дотерпев, пока меня представят дежурному около грузового портала.
В Машин двор, а тем более подъезд проскальзывал, стараясь привлекать как можно меньше внимания, то есть ни в коем случае не горбясь, не озираясь и не пряча лицо в шляпу, а прямо, ровно, деловито. Но — быстро и таким образом, чтобы меня было как можно хуже видно из окон. Дед, правда, сказал, чтобы я не обольщался — мол, максимум через три дня дворовые бабки будут знать ВСЁ. И если я их не вижу — это не значит, что их здесь нет. Или что они не видят меня. Плевать — не до бабок!
Маша встречала меня сама — прислуги, к счастью, также не было в городе — одетая в… Ну, во что-то точно одетая, иначе бы я обратил на это внимание. И, кажется, даже с косметикой на лице. Я начал было говорить какие-то ритуальные приветственные слова, она что-то отвечала. Потом… Потом я посмотрел в её глаза и у меня перехватило горло.
В общем, целоваться мы начали прямо в прихожей. Там я бросил саквояж с гостинцами и как-то избавился от обуви — не помню, как именно. Потом, помню, очень сильно мешал мой пиджак — и мне, и Машеньке. Где-то мы от него избавились. И, как оказалось, не только от него. В себя пришли в комнате Маши, на диванчике: растрёпанные, взъерошенные, с шалыми глазами, припухшими губами и с беспорядком в одежде.
— Как же я по тебе соскучилась, оказывается!
— Я по тебе тоже, радость моя…
Мы переглянулись, обнялись на пару минут, при этом меня просто затопило нежностью, а уж когда я почувствовал её запах, выбивавшийся из-под воротника блузки… Да, всё правильно — мы опять надали целоваться, и снова жутко мешала одежда. Правда, на сей раз оба оставались, если можно так выразиться, в сознании, и от этого было ещё приятнее, ещё интереснее и ещё волнительнее. Становилось страшно и интересно, как далеко мы зайдём до того, как сможем остановиться. И захотим ли останавливаться…
Зашли мы довольно далеко, возможно, кто-то сказал бы, что даже очень, но не слишком. По крайней мере, Муркины панталончики (бежевые, с кружевами по краю штанин) остались на ней. Как, наверное, прокомментировал бы дед, если бы демонстративно не «отключился от трансляции» ещё в прихожей — потрёпанные, но не сдавшиеся. Зато всё остальное было доступно не только ощупыванию, но и рассмотрению, а также зацеловыванию. Так, стоп! А моё бельё где?! Наверное, у меня было очень красноречивое выражение лица, поскольку одна очень милая паразитка начала хихикать мне в подмышку.
— Ты сейчас такой забавный!
— Так нечестно!..
— Ну, подожди немножко. Мне страшно просто. Страшно, что я не смогу остановиться, а я ещё не готова, наверное, хоть и самой очень хочется. Может быть, даже слишком хочется… — Она прикусила губку, после чего мы опять прервались на минуту-две ради поцелуев — медленных и нежных. Потом Маша продолжила:
— Ты не только сейчас забавный, но и раньше, там… Такой разный, и на ощупь, и на вид! — она опять хихикнула. — Такой смешнючий!
— Тем более нечестно!
— Ну, Юрочка, ну, милый! Ты всё-всё увидишь, обещаю! — Она покраснела немного, но продолжила: — Да-да, всё. И первым — ну, во всяком случае, из парней.
— Ага, ты — сейчас, а я — потом?! Я тоже хочу!
Я с рычанием набросился на вредину, щекоча её и больше делая вид, что хочу снять последний предмет одежды на нас двоих. Такая почти детская по сути возня голышом была невыразимо приятна. Маша делала вид, что боится, вырывается и сейчас вообще убежит, но из комнаты не выходила, и при этом дразнила, как могла, а я вроде как ловил. Пока в один момент, неожиданно даже для себя не укусил её за попу.