Рюрик
Шрифт:
– Мы благодарим тебя за наши успехи, Святовит!
Выпей с нами!
– ласково предложил Бэрин и быстро вставил в руку изваяния священный рог. Людям показалось, что Святовит кивнул им всеми своими четырьмя головами.
– Ты, славнейший из всех богов, - начал Бэрин праздничную молитву, вечно творящий жизнь на земле и на небе, милостиво оберегающий край морской от бед и лишений, прими дары малые по сравнению с твоей добротой великой и в день снятия урожая отведай с нами нашу пищу! Да будет вечно силён и добр дух твой! Да прославятся в веках люди-русы, что открыли нам вечное твоё благословение!
–
– Он принял наши дары!
– пояснил Бэрин и отошёл в центр святилища.
Толпа зашевелилась, задвигалась, и через мгновение возле Бэрина оказался огромный, величиной с самого жреца, пирог.
Бэрин быстро спрятался за него и весело крикнул:
– Сладок ля пирог этот, соплеменники мои? Все дружным хором отвечали:
– Сладок, жрец, сладок!
– А виден ли я из-за пирога?
– Нет, жрец, не виден, - весело и громко отвечала толпа.
– Я хочу, чтоб всегда наши поля были с хлебом! Чтобы всегда их поливал благодатный дождь! Чтоб всегда на наших столах были тёплые пироги. И в будущем году, как и ныне, я хочу стоять за таким же пирогом!
– В голосе Бэрина звучала неподдельная радость. После этого он вышел из-за пирога, и те, кто находился к нему ближе других, встали в круг. Он вошёл внутрь этого круга и, медленно кружась, звонко и чётко выкрикнул первую заповедь:
– Вечно чти бога своего Святовита! Люди, стоящие в кругу, хором повторяли:
– Вечно чти бога своего Святовита! И вся толпа громко и дружно вторила зову верховного жреца:
– Вечно поклоняйся богу своему Святовиту! И соплеменники так же горячо повторили и эти его слова.
– Жертвуй для своего бога Святовита!
– изрёк Бэрин последнюю, самую важную заповедь и, остановившись, добавил: - Да вознаградит вас Святовит за это успехами на море и на суше.
И толпа обрадованно подхватила:
– Да вознаградит нас Святовит за это успехами на море и на суше!
Люди с усердием кланялись Святовиту и, выполнив весь ритуал, неспешно покидали храм…
А на священной поляне на кострах уже жарилось сочное мясо, и возле каждого парасита стояла объёмистая бочка с хмельным напитком…
Сгущались сумерки, и начинался тот знаменитый мужской пир, на котором прославлялось мужество и отвага рарогов и укреплялся боевой дух этих славных потомков венетов и кельтов…
Старый Верцин умел не пьянеть. Он с вниманием слушал своих развеселившихся военачальников и жрецов, восседавших в центре поляны на медвежьих шкурах. Наконец он решил, что пора раздать награды, иначе захмелевшие победители не оценят его щедрости, Вождь поднял руку, привлекая к себе внимание, и торжественно сказал:
– Бэрину за победу над Истрием дарю двадцать наложниц!
Все хором загалдели:
– Ура! Вот это дар!
Бэрин в ужасе схватился за голову, чем вызвал дикий хохот даже у вождя.
– Бэрин, тебе придётся подзанять сил на красавиц у Святовита!
– кричал ему Рюрик.
– Юббе! Тебе дарю таких наложниц, из-за которых позабудешь своих фризских соблазнительниц!
– продолжал Верцин.
Смех грянул с новой силой, так как хромающий Юббе продемонстрировал, что он будет делать
– Аскольду с Диром я дарю по пять наложниц!
– прокричал Верцин, вытирая слезы, выступившие у него от смеха.
– Мало!
– кричали в ответ знатные волохи.
– У вас уже есть пленницы!
– пригрозил им пальцем вождь.
– Оставьте женщин и для наших воинов, - полушутя-полусерьёзно потребовал он.
Аскольд с Диром снова и снова брались за кубки.
– Дагар и Гюрги!
– зычно выкрикнул Верцин, покрывая общий хохот.
– И вам дарю по пять наложниц! Гюрги склонил голову в знак благодарности. И тут вождь поймал испытующий взгляд, который бросил юный князь на Дагара.
– Рюрик!
– властно обратился вождь к князю.
– Мне хватит моих жён… - отмахнулся рикс, прячась от проницательного взгляда любимого вождя.
– Тебе что, не по нраву пленницы?
– перебил его вождь.
– Больно костлявы, - пьяно захохотал Рюрик и добавил: - Мои наложницы лучше!..
Хмельному князю дозволено идти после бурного веселья только к наложницам, многочисленное потомство от которых его наследниками не считалось. Но нынче Рюрик, как никогда прежде, захотел увидеть свою первую жену, свою пламенную Руц. Натыкаясь в темноте на какие-то предметы, проклиная узость переходов и коридоров своего вытянутого в длину дома, он наконец нащупал дверь, за которой находилась уютная одрина его ладушки.
– Руцина, - язык князя заплетался, - это я. Ты спишь?
– спросил он, широко распахивая дверь. Руцина спала, разметавшись на постели.
– Руцина, - простонал Рюрик, угадывая под меховым покрывалом тело жены.
– Как ты можешь спать, когда я так стосковался по тебе?
– Он рванул покрывало с жены.
Руцина проснулась, откинула длинные рыжие волосы с лица, но испуга на её лице не было.
– Рюрик?
– удивлённо переспросила она саму себя, а руки уже потянулись навстречу любимому.
Князь сбросил с себя одежду и рухнул на кровать, душа Руцину в объятиях и крепко целуя в губы.
– Ты… пьян?
– прошептала Руцина. Голос её был тёплый, ласковый, счастливый. Ей не верилось, что она снова в его объятиях, что снова в её губы впиваются жадные губы молодого, горячего князя рарогов.
– Ты пьян, да?
– смеясь, спросила она.
Он не ответил. Он лихорадочно целовал и ласкал это красивое стройное тело, изнемогая от желания.
И Руцина уступила ему, радуясь счастью, выпавшему и на её долю в эту победную Святовитову ночь…
Проснувшись к полудню следующего дня, оба не спешили вставать.
– Ты возмужал, мой повелитель.
– Руцина губами дотронулась до шрама на правом плече мужа.
– А это откуда, когда ты был ранен?
Князь не ответил на её последний вопрос, но глаза его на минуту потеплели. Он положил руку на грудь своей возлюбленной, рассмеялся и спрятал лицо в её волосах.
Руцина не отстранялась от ласк, но вдруг брови её нахмурились. Князь почувствовал перемену в её настроении.
– Что?
– недовольно спросил он.
– Что-нибудь случилось? Больна маленькая Рюриковна?