Рыжая на откуп
Шрифт:
— Не отдам.
— И не надо, — Колдун опускается на траву и вздыхает. — Он — ключ к твоей свободе от сделки, Рыжая. Он стал защитным Артефактом и пока он на тебе, у нас нет над тобой власти. Видимо, амулету передалось вместе с моей влюбленностью и желание спасти тебя от рабства. Или я хотел, чтобы наши отношения не были обусловлены твоей зависимостью.
— Теперь ты нам ничего не должна и свободна, как птица, — жует травинку Карн. — Удачливая ты.
— Я не поняла, — в тревоге расправляю складки на подоле, — мы расстаемся?
Карн и Агатес смотрят на меня так, словно я сморозила возмутительную глупость. Так и
— Тогда я могу идти? — через минуту мысленных криков и рыданий спрашиваю голосом, что предательски дрожит.
— Подожди чуток, — касается руки Карн.
Я и рада подождать, потому что ноги онемели от обиды и ярости. Делаю медленные вздохи и выдохи, сдерживая слезы, и сглатываю комок истерики. По поверхности пруда бежит рябь, и из воды на травянистый берег выпрыгивают сотни лягушек, что сияют изнутри радужными переливами. Золотые глаза вспыхивают искрами в солнечных лучах, пока они неторопливо хаотично скачут в траве.
— Что происходит? — в изумлении оглядываюсь по сторонам.
Сказочные земноводные прыгают вокруг, мелодично квакают и завораживают инфернальной красотой.
— Иногда источник выходит из берегов, — пожимает Карн плечами. — Это как цветение.
Лягушки неожиданно разлетаются по округе мерцающей пылью и я охаю, в восхищении наблюдая за переливами в воздухе. Легкий ветер разносит призрачный песок, и душа тонет в тоске. Такой романтичный момент и приурочен к разлуке с двумя жестокими мерзавцами, которые и не понимают, что рвут сердце на куски.
Истерзана и потеряна. И в слепом отчаянии решаю получить от мальчиков прощальные поцелуи, чтобы забить в гробы нашей любви последние два гвоздя. Невзаимные чувства меня напрочь лишили гордости и логики в действиях, поэтому наклоняюсь к Карну, убирая выбившиеся локоны за уши. Он вопрошающе смотрит на меня и хочет что-то сказать, но я затыкаю его рот поцелуем. Божество замирает под моими губами. Через несколько томительных секунд, за которые я пытаюсь запомнить вкус губ Карна, заключаю в объятия удивленно всхрапнувшего Агатеса и с глухим стоном присасываюсь к его устам. Поцелуи кружат мне голову, но я все же обрываю ласку и освобождаю притихшего колдуна из загребущих и дрожащих рук. Вглядываюсь в расширенные зрачки, и Агатес с тяжелым вздохом валит меня на траву. В жарком исступлении целует, и отдаюсь во власть пьянящего желания. К дьяволу принципы. Сегодня могу позволить себе насладиться близостью, потому что за ней меня ждет пучина одиночества и страданий.
Агатес спешно стаскивает футболку, на секунду отпрянув, и Карн тут же жадно и глубоко целует меня, расстегивая молнию на спине. Кое-как справившись за замком, Божество неуклюже стягивает платье через мою голову, и Агатес вновь увлекает меня в водоворот поцелуев и торопливых ласк. Колдун с мычанием перекатывается на спину, когда я слабо толкаю его в грудь, и через секунду оказываюсь на нем. С глухим вскриком насаживаюсь на мужскую плоть и хватаю за руку Карна, требовательно дернув на себя. Я хочу двоих.
Карн, метнувшись ко мне, в грубой страсти целует и кусает губы. Мне приходится развернуться к нему в пол-оборота, и бесстыдных стонах стискиваю его член. Руки Агатеса скользят по груди, талии, бедрам. Касаюсь губами ключицы Рогатого, и тот,
Забавы втроем — неудобные, неуклюжие, но очень занимательные. Неуемная похоть объединяет меня и двух лучших друзей мычащее и стонущее чудовище — Карнон на полусогнутых ногах удерживает мою голову в руках, с каждым движением вторгаясь в истекающий густой слюной рот, а Агатес неиствует снизу, сжимая до боли и синяков талию. Я захвачена в плен возбужденными мужчинами, и в этой игре они ведут, а я подчиняюсь и подстраиваюсь под их толчки и рывки.
Не контролирую ситуацию, пусть я ее и сдетонировала. Мне не вырваться из рук Карна, чей член яростно пробивается на преступную глубину сквозь подкатывающие к миндалинам спазмы, и не соскочить с Агатеса, который беснуется подо мной, словно его век держали на цепи целибата. Грубые, резкие и болезненные для тела фрикции насыщают меня удовольствием. Не любовь меня согревает, а губят черный и густой, как деготь, грех и разврат.
Очередной толчок, и Карн вторгается в глотку. Испуг тонет под волной конвульсий, что скручивают утробу, плавят мышцы и дробят кости. В глазах темнеет. Агатес вжимается в меня, дернув тазом, и вторит реву Божества, чье семя вязким потоком изливается в меня. Ни вдохнуть, ни закричать. Лишь слабо мычу, едва удерживая себя в сознании, под обрывками которого метнулась мысль — будет очень обидно, если я сейчас задохнусь и помру с членом во рту на лесной опушке.
Карн выпускает меня из захвата, и с хриплыми и жалобными стенаниями отшатываюсь от него. Содрогнувшись в новом спазме, когда член с влажными и неприличными звуками буквально выскакивает изо рта, сползаю с Агатеса и падаю на траву, истерично откашливаясь вспененной тягучей слюной на зеленую и молодую поросль. Затем ничком падаю, уткнувшись лицом во влажную землю и лишившись последних сил. Слабая дрожь пробегает по телу, поглощая остатки оргазма, и я затихаю.
Карн и Агатес тоже молчат. Дыхание у них — шумное и обрывистое, но через пять минут оно замедляется и успокаивается.
Приподнимаюсь на локтях. Божество и Колдун спят — голые и умиротворенные. Бесшумно и спешно одеваюсь, застегиваю ремешки на босоножках и подхватываю сумочку. Мой черед уйти, не попрощавшись. Из травы на меня глядит Чуба и в жгучем смущении отвожу взор. Каждый раз забываю, что рядом с Агатесом всегда ошивается ручной и разумный демон, который, вероятно, наблюдал за нашими забавами со стороны.
— Нахер этих мудаков.
— Ты чего такой злой? — шепчу и хмурюсь.
— Я демон и мне нравится, когда все вокруг страдают, — перебирает лапками Чуба. — Особенно Колдун.
— Не думаю, что кто-то из них будет страдать, — присаживаюсь на корточки и касаюсь паука.
— Ты их плохо знаешь, — скрипит демон. — Им только дай повод пострадать, и они никогда не упустят шанса. После твоей смерти, я обязательно им все расскажу. О! Жду не дождусь этого момента.
— Ты ждешь моей смерти? — возмущенно охаю, и с осуждением качаю головой. — Не ожидала от тебя такого, Чубочка.
— Как-то неловко вышло, согласен, — паук виновато потирает передними лапками хелицеры. — Я не смерти твоей жду, а мести. Мести над Колдуном, который однажды поработил меня.