Рыжая помеха
Шрифт:
— У меня братишка… — продолжает Ворон, — на синтетику присел, еле откачали. Я с тех пор по своей территории все это дерьмо вычищаю, полностью. Только натуралочка остается, и только для личного пользования. За то и воюю. А этих тварей чистеньких, которые других сажают на синтетику, удавить готов.
В наушнике прорывается голос Васильича:
— Щенок, я не понял, что со звуком?
Киваю Ворону, типа, понял все, торопливо топаю обратно, убираю палец с микрофона:
— Да все нормально… Может, яма какая?
— Яма-хуяма…
Ловлю взгляд Ворона, так и оставшегося стоять на прежнем месте, киваю.
Он возвращается к гелику, откидывает сигарету.
И в этот момент на территорию заброшки заезжает машина. Приметная, я ее на гонках видел.
И тут вопрос: либо Крас полный дебил, либо абсолютно бесстрашный дегенерат.
И то, и другое — херово.
Смотрю, как он выходит из-за руля, одновременно открываются двери и появляются еще трое парней. Все суровые, как насморк осенью.
Так и тянет ржать.
— Привет, — начинает первым Крас.
— Привет, — я говорю, как и договаривались, Ворон только смотрит. Он тут для внушительности. Предполагаю, что его братва не в курсе вообще происходящего, думают, что обычная стрелка. — Не вижу твоей крыши.
— Сам говорить буду.
— А ты кто такой вообще? — неожиданно вступает Ворон, — чтоб с тобой базарили?
Тон у него настолько откровенно наездной, причем видно, что границ нет, что Крас теряется.
Оно и понятно. Мальчик всегда жил сытно и спал сладко, таких людей не видел. А мне прям музыкой по ушам. Зоновская тема. Там умеют брать на горло, нахрапом.
— Я предлагаю… Предлагаю решить вопрос спокойно.
— Я с тобой ничего решать не буду, ты — сявка. С тобой даже разговаривать западло.
Ворон сплевывает презрительно, делает знак, и за нашей спиной распахиваются двери гелика.
Я философски наблюдаю картину избиения младенцев и думаю о том, на что вообще Крас надеялся, приехав сюда?
На то, что я не приеду? Буду один? Что Ворон — это мой бред?
Скорее всего, последнее.
Ворон не лезет в центр, это все знают.
Но не все знают, что Ворону не надо просто лезть в центр. Потому что в центре — власть государственная. И эта власть тупо не пускает кого бы то ни было лишнего. Так исторически сложилось, с тех самых веселых девяностых.
В центральных районах нет трафика, по крайней мере, масштабного, с этим серьезно борются. Естественно, никто не застрахован от точечных появлений закладчиков, крокодильщиков и прочей грязи, но это выметается быстро. Я знаю. Я сам участвовал в ликвидации. Васильич сразу в гущу событий кинул, крещение, блять, огнем у меня было этим летом.
И потому появление новой синтетики, отличающейся от обычного грязного дерьма, насторожило.
Особенно насторожило, что распространялось оно в учебных заведениях города. И никак наружкой не удавалось вычислить того, кто толкал. Мелких дилеров брали, но они ничего не знали. Сейчас же век
И, судя по почерку, ребятки неплохо владели современными технологиями. Это вам не просто сторчавшиеся утырки, это нечто гораздо интереснее.
Понятно, что была лаборатория, понятно, что кто-то пересмотрел «Во все тяжкие», но нам от этого совершенно не легче. Васильича основательно придавили из столицы, потому что кто-то там из высокопоставленных детишек врезал дуба, и пришлось работать быстрее.
Он как раз прикидывал, кого из своих негласников отдать на растерзание, а они все, как на подбор, с мусорской печатью на роже…
И тут я, такой красивый… Попал по самое не балуйся.
Сегодня мы должны были выяснить, кто за ребятками стоит, потому что не могло быть такого, чтоб они сами! Ну не могло такого быть в современном мире! Или могло?
Особенности ведения переговоров по-русски
К тому времени, когда я докуриваю, ребятки лежат на земле, хрипя и матерясь. А один, по-моему, в штаны наложил, судя по запаху…
Васильич нудит в наушнике:
— Главного не особо там. Он должен дать информацию по крыше и лаборатории, помни!
Вот только его ценных указаний мне для полноты картины не хватает сейчас.
Ворон, естественно, участия в избиении младенцев не принимающий, мирно щурится на одиноко и совершенно по-сюрреалистически мерцающий фонарь, а затем поворачивается ко мне и подмигивает.
Я расслабляюсь и готовлюсь смотреть вторую часть представления.
Немного напрягает, что я тут — не главный солист, и за утерю контроля и активности Васильич меня еще поимеет, это точно, но, с другой стороны, Ворону, судя по всему, ужасно хочется развлечься.
Вспомнить молодость, неизвестного мне Наставника, терки и базары, опасность и драйв.
Это как вернуться на чуть-чуть в те времена, когда был счастлив. Просто потому, что молод.
Отец тоже частенько вздыхал о своем армейском прошлом, хотя, судя по его рассказам, там треш трешовый был, особенно в Афгане. Но, тем не менее, каждый раз разговор чуть ли не со слезами умиления на глазах.
Я попристальней гляжу на Ворона, ностальгических нот не опознаю, ну и фиг с ним.
Пусть играет.
Мне не особо хочется, учитывая, что парни уже деморализованы.
Это не удивительно, наезд прям профессиональный и жесткий. Дети, привыкшие мелко пакостить, царапая чужие байки, к такому повороту явно не готовы.
Куда ж вы полезли, щенята тупые?
Мне их не то, чтоб жаль, как-то не имею склонности жалеть торговцев быстрой и мучительной смертью, но просто… Странно.
Все есть, детки богатых родителей… Нахера???
Ворон, между тем, продолжает разговор.
— Подними этого шустрого, — командует он мужику, который стоит рядом с Красом.