Рыжая Соня и Ущелье смерти
Шрифт:
— Тем более он мог бы спокойно проехать мимо,— резонно возразила она.
— Я не о том,— досадуя на себя, поморщился Мурзио.— Людей много…
— Да и богов немало,— перебила его Гана.
— Верно,— обрадовался он.— И каждый бог поддерживает своих сторонников. И есть еще кое-что, о чем я просто не успел тебе рассказать. Нельзя желать для себя! Нужно непременно заботиться о ближнем и при этом верить… Только в этом случае Митра откликнется на просьбу, понимаешь?
— Чего не понять? — удивилась девушка.— Но ты-то веришь в Митру? — в свою очередь
— Конечно! — с готовностью воскликнул он.
— Ну так попроси у него хлеба! — обрадовалась девушка.— Для меня! — добавила она.
И дался ей этот хлеб! Мурзио поерзал на месте, чувствуя, что разговор не получается, и не представляя, как повернуть его в нужное русло.
— Так нельзя! — воскликнул он, понимая, что терпит крах.
Гана надула губки:
— Зачем мне верить в бога, который ничего для меня не может сделать?
— Митра может многое,— возразил жрец.— Но не все так просто, как тебе представляется. Каждый должен думать о каждом… Вот нас двое. Это значит, что ты должна думать обо мне, а я о тебе. Вот тогда все и получится. Поняла? — спросил он, довольный собой.
— Поняла,— с готовностью кивнула девушка.— Я желаю, чтобы ты получил хлеба,— заявила она.— Быстренько пожелай и мне того же.
Она вновь вытянула руки, закрыла глаза и принюхалась, но ничего не почувствовала. Мурзио едва не застонал от бессилия. Ну сколько же можно!
— Пойми! — воскликнул он.— Нельзя просить у Митры хлеба, мяса, денег. Люди обленятся, перестанут работать и превратятся в нахлебников!
— Ты что, издеваешься? О чем же тогда просить?! — Она посмотрела на него, как на слабоумного ребенка.— Я разговариваю с тобой, понимаю каждое слово, но разрази меня гром, если хоть смутно представляю себе, что ты имеешь в виду!
— Да я говорю о духовных благах! — воскликнул митрианец.
От неожиданности девушка даже опешила: теперь она перестала понимать и отдельные слова.
— Это как? — пролепетала она.
— Ты, к примеру, можешь пожелать мне счастья,— привел он первый попавшийся пример.
— Счастье! — Она смешно оттопырила пухлую губку и пренебрежительно фыркнула.— Я ему о хлебе насущном, а он мне о каком-то,— она покрутила рукой в воздухе,— счастье! — И с жалостью посмотрела на жреца.— Счастья у меня и у самой навалом! — неожиданно сообщила она.
— Не говори глупостей! — досадливо отмахнулся он.
— Ты мне не веришь? — Девушка состроила ему глазки и придвинулась ближе.
— Я совсем не это имел в виду…— отпрянув, слабо запротестовал Мурзио, чувствуя, как кровь приливает к лицу.
Поздно. Гана смотрела на него, жемчужными зубками покусывая пухлую губу. Пробежав взглядом по хищно изогнувшемуся телу девушки, Мурзио мысленно воззвал к всевышнему, моля укрепить его ослабшую волю, но, похоже, Митра не услышал и этой просьбы.
Чувствуя, что уже выиграла сражение, она не торопилась. Слегка потянулась, словно дразня. Губы ее медленно раскрылись в зазывной улыбке. Сердце жреца бешено заколотилось, когда он ощутил, как горячее, податливое тело девушки прижалось
Солнце поднималось все выше, достигло зенита и так же неспешно покатилось вниз, а Гана все не могла утихомириться. Уже ближе к вечеру она почувствовала, что достаточно вознаградила себя за столь длительное воздержание, и, нежно проворковав: «Отдыхай, милый!» — отправилась готовить ужин. Мурзио благодарно улыбнулся, но даже не открыл глаз. Сил у него не хватило даже на то, чтобы отползти туда, где лежала одежда.
Вулоф выбрался из чащи, но погрязший в грехе жрец заметил его лишь когда зверь остановился в двух шагах.
— Угодил в ловушку, человек? — совершенно связно поинтересовался зверь.
— С чего ты взял? — ответил он гордо, даже не подумав, что разговаривает с волком.
— Вижу,— сказал волк.
— Пороки мирские, что твое болото — чуть зазевался и пропал,— со вздохом согласился митрианец.
— Жизнь…— отозвался Вулоф и так же бесшумно, как и появился, исчез в зарослях.
Задира выбралась из лаза незадолго до наступления вечера: слишком быстро для того, чтобы обежать весь замок, но слишком долго, чтобы исследовать только один зал. Поэтому ее не ждали и обрадовались, заслышав знакомое стрекотание. Крыса взобралась к Северу на колени и, поднявшись на задние лапы, отчаянно жестикулировала.
— Похоже, ей есть что сказать,— заметила Соня, и Задира запрыгала и закружилась на ноге Вожака, соглашаясь со словами девушки.
Шалло что-то недовольно проворчала. Ей явно не нравилось, что соперница оказалась в центре внимания. Правда, сейчас это мало что значило, и Шалло умолкла, успокоив себя тем, что она еще успеет показать себя.
— Что ж, рассказывай,— сказал Север, дождавшись, когда зверек успокоится.
Задира пискнула, выражая готовность.
— Не торопись,— попросила Соня, достала лист бумаги и помещенный в деревянную оболочку уголек для рисования.
Она слушала рассказ Задиры, но понять его оказалось гораздо труднее, чем прежде, потому что никогда еще они не беседовали на отвлеченные темы. Теперь же требовалось говорить о действиях и предметах, которые никогда не попадали в поле зрения зверька и потому вызывали вполне естественные затруднения.
Время от времени им приходилось возвращаться к одному и тому же по несколько раз, задавать наводящие вопросы, но постепенно совместными усилиями они двигались вперед. Соня чертила план, который становился все подробнее. Вскоре они покончили с первым этажом, то есть с тем, на котором находился Каминный зал, но Задира дала понять, что это еще не все.